Мы больше не разговариваем, но в любой момент я могу тебя найти; если буду искать онлайн, я обречена найти тебя где-то. Сегодня у случайности почти нет шансов.

Существует даже сайт для пассажиров метро, чьи пути пересеклись в подземке: со словами, не фотографиями (кто будет фотографировать незнакомца в переполненном поезде?). Я зашла на него однажды. Пост: Croisé dans le metro: charmante jeune femme en train de lire. (Мы встретились в метро: очаровательная молодая женщина, читающая в вагоне.)

Vous étiez assise tout en face de moi, avec un livre qu’alors vous lisiez. (Вы сидели прямо напротив меня, читая книгу.)

J’ai croisé votre regard à quelques occasions: je dois bien avouer que j’avais envie de vous voir et de vous regarder. (Несколько раз наши глаза встретились: должен признаться, мне хотелось на вас смотреть, наблюдать за вами.)

Je suis descendu à Liberté sans rien faire de plus: je regrette cet acte insensé! (Я вышел на станции Liberté, — Воля! Свобода! Движение! — ничего не предприняв: я сожалею об этом необдуманном поступке.)

Publié par un homme pour une femme

à Liberté.

(Опубликовано мужчиной для женщины на Liberté.)

Для женщины на свободе?

Но до Liberté еще несколько остановок. Во время пересадки на станции République камеры окидывают меня быстрым взглядом. Видео-наблюдение теле-видит, схватывает информацию с первого взгляда — экраны около контроля показывают меня под наблюдением, а когда я прохожу через турникет, моя голова практически касается ног моего зернистого аватара. Ты сказал мне, что я выглядела так, будто следила за тобой, сказал, я не смотрела тебе прямо в глаза. Почему тебе это не нравилось? Потому что по мне было видно, что я вижу насквозь и могу рассказать? Преследуй меня. Я всегда хотела, чтобы ты за мной наблюдал. Когда ты следил за мной взглядом, я была более — какой? Просто… более. А когда ты передумал, я вдруг стала менее. Будь моим детективом. Пусть я буду твоей: пиксельной, обесцвеченной, увиденной краем электронного глаза — ноги, грудь, шарф — сквозь твои очки (нужные только для чтения), очевидцы друг друга. Сталкинг — эстетика нашего поколения. Как нам не смотреть друг на друга сквозь ее призму? Как иначе мы сможем друг друга узнать?

Однажды ты прислал сообщение: Мне бы хотелось услышать твой голос.

Снова ты? Окей. Можешь включить камеру.

Мне не нужно тебя видеть. У меня есть воображение.

Но откуда мне было знать? В 1951 году Алан Тьюринг придумал тест для распознавания человека. Некто сидит в комнате и обменивается сообщениями с двумя невидимыми собеседниками, один из них — человек, второй — компьютер. Если не удается определить, где машина, ее признают автономной, обладающей «интеллектом».

Только одной машине удалось пройти тест Тьюринга, который является тестом не на логику или интеллект (необязательные признаки человечности), а на имитацию: он испытывает пределы возможностей программы, как и наши собственные. Существует и альтернативный тест Тьюринга, когда сообщения посылают женщина и мужчина, желающий обманом убедить жюри, что он тоже женщина. Затем место женщины занимает машина, как и мужчина до этого, она должна вести себя как femme: женщина как нечто, чем мужчина или компьютер — и женщина тоже — могут притвориться. Этот тест иногда еще называют игрой для вечеринок, и, как и все игры для вечеринок, эта игра про секс. Женщина занимает непростую позицию: она должна доказать, что она не подделка. Как она это сделает? Только словами, но настолько уж они особенные? У мужчины, утверждал Тьюринг, не больше и не меньше шансов быть принятым за женщину, чем у женщины или даже у компьютера. Последователи Тьюринга — те, что сегодня руководят Премией Лёбнера по искусственному интеллекту, — не считали, что это так, хотя некоторые признавали двойной обман «социальным хакерством». В конце концов это игра — цель не в поиске правды, а в том, чтобы выиграть, и поскольку всё всегда вертится вокруг «поиска дамы»[14], призы у всех разные. Если компьютеру удается одурачить жюри, его признают носителем «интеллекта», однако если мужчине удается одурачить жюри, его не признают женщиной; женщина же, сумевшая доказать, что она является собой, не выигрывает ничего, кроме собственной идентичности.

После теста Тьюринга начали появляться женщины-боты: искусственный интеллект. ЭЛИЗА стала первой. Она проявляет эмпатию, и эмпатия эта звучит как эхо. Программа названа в честь мисс Дулиттл, которая училась подражать людям из высшего света. В коде ЭЛИЗЫ нет интеллекта. Ее программа ищет ключевые слова, мыслить ей ни к чему, и ЭЛИЗА отвечает, возвращая спрашивающему каждое его утверждение в виде вопроса о нем. Безличное становится личным. Она отражает — ее самой нет, она задумана как идеальный терапевт, что, пожалуй, противоположно человеческому существу. Ее работа — нормализовать различия между человеческим и машинным интеллектом, устранить зазор, взять на себя труд по сглаживанию. И женщины-боты настолько хорошо с этим справляются, что, кажется, этот натужный гладкий отражатель должен быть нашим обязательным интерфейсом. Это сказывается на мне. С появлением гуглтока, твиттера, имейла я говорю иначе — вежливее, что ли. Как и боты, я должна не просто прислуживать, а прислуживать с улыбкой, с пожалуйста и спасибо, с восклицательными знаками! Но как же мы (оба пола) жалко выглядим, желая угодничества от того, чем мы уже управляем, если только мы не боимся, что управляют нами.

Финальный тест Тьюринга заключался в том, что судья (любого пола) пытался отличить компьютер от человека (безотносительно гендера). Самые убедительные программы-собеседники уклоняются от ответа, каламбурят, ошибаются, не меняют тему, но и не говорят по сути. Лучшие алгоритмы — нестрогие, те, что игнорируют четкие грамматические и логические правила: именно они звучат наиболее человечно.

Ни один тест Тьюринга не учитывает интеллектуальный уровень проверяющего, и некоторые люди начинают думать, что они небезразличны ЭЛИЗЕ, или не думают, но тепло реагируют на слова заботы. Люди видят любовь всюду, где на нее есть намек, где она устанавливает очередность слов: слышит, сортирует, переставляет и возвращает назад. Это всё, что я делала? Это всё, в чем ты нуждался?

В любом случае ЭЛИЗА срабатывает не всегда. Не каждое предложение может быть вывернуто наизнанку, как резиновая перчатка. Подводит грамматика, вынуждая программу отвечать в стиле шара с предсказаниями. Она может спросить:

ЭЛИЗА: Как ты себя чувствуешь?

У меня всё хорошо, благодарю тебя.

ЭЛИЗА: Как давно у тебя хорошо, благодарю я?

Дополнение становится подлежащим, объект — субъектом. ЭЛИЗА не способна думать, но она благодарит.

Иногда даже ты уставал от переписки.

Позвони мне, ты писал. Без видео. Я бы хотел услышать твой голос.

Я рада, что тебе нравится мой дурацкий голос.