Все парижанки ходят по улицам вызывающе. В городе крошечных квартир женщины одеваются так, чтобы их замечали на тротуарах. Продавщица L’Humanité, как и я, подходит к площади Анри Кразюки со стороны рю де Анвьерж (улица одевствененных; другие значения: улица очищенных, опустошенных, оневиненных). Она одета по-уличному: не в пиджаке от Шанель (я ни разу не видела парижанку в пиджаке от Шанель), а по-бельвильски: джинсы, черная косуха нараспашку, шарф с цветочным принтом.

Разве она не хороша?

Ну, конечно, она хороша. Теперь я это вижу. Я впервые увидела женщин твоими глазами, так, как их видят мужчины: промелькнувшая ножка, изгиб груди, женщина по частям. Ты видел их со стороны, сзади, всегда удаляющихся, взмах шарфа, прядь волос, взгляд. Ты видел шлейф, краешек, как он — необозримый — исчезал в никуда, из уголка твоего глаза. В Париже (где перекрестки не четырех-, а шестиугольные) больше углов, и ты знал толк в каждом из них. Разве она не хороша? Пускай не целиком, но всегда отчасти. Выбери, и ты никогда не будешь доволен. Та, что с ногами, не будет той, что с грудью, и так далее, и тому подобное. Разве она не хороша? Как я могу разобрать, потерянная среди множества сотен грудей, сотен ножек. Разве она не хороша? Конечно, она хороши.

Они переходят дорогу передо мной — парижанки на площади Анри Кразюки. Они решают на перекрестке, в какую сторону пойти. Это иллюзия: у них столько же вариантов, как у меня. Они не могут решить стать старше, стать некрасивее, так же как я не могу решить стать моложе или краше. Правда, возможно, у них больше времени, хотя контроля над временем у них и не больше, чем у меня. Они находятся в точке на прямой линии. И они могут выбрать только движение вперед. Они не могут решить пропустить какой-то отрезок времени, но (предположительно) они располагают большим количеством времени. Они не могут решить не двигаться или пойти обратно. У каждого пешехода есть только один выход. Я перехожу дорогу к rond-point[8] на площади Анри Кразюки.

Скажи, за кем ты следуешь, и я скажу, кто ты[9], заявляет Андре Бретон на первой странице романа «Надя», его мемуаров об amour fou[10]. Но я всегда перевожу это неверно, путая живых с мертвыми: hanter (преследовать) с suivre (следовать). Je suis (я следую) = je suis (я есть) — известный трюк. Je suis comme je suis, пела Жюльетт Греко, парижанка, исполнительница сентиментальных песен: я такая, какая есть. Je suis comme je suis suivi (Я такая, какой меня преследуют), писала Софи Каль, художница, парижанка, которая наняла детектива, чтобы он преследовал ее целый день, фотографировал и тем самым доказал ее существование ей самой. Только вот детектив не знал, что она знала о том, что была его объектом. Она преследовала его преследование. И у нее были фотографии, чтобы подтвердить не только свое, но и его существование. Она назвала проект M’as tu vue? (Ты меня видел?): я вижу, меня видят, значит, я существую. Я вижу тебя, смотрящего, значит, ты существуешь.

Suis-moi jeune homme, бросает проходящая мимо парижанка: следуй за мной (приглашение шлюхи).

Следуй за мной (будь мной?)

Разве она не хороша?

Снова ты?

Pourquoi me questionner? — поет Жюльетт Греко в «Je Suis Comme Je Suis» на стихи поэта Превера. Зачем меня расспрашивать? Подожди!

Почему спрашиваешь всегда ты, а отвечаю всегда я? Скажи мне кое-что.

Та женщина на улице — девушка по вызову.

Как ты это понял?

Потому что под одеждой она голая.

Я позировала обнаженной для художников.

Ты спала с ними?

Нет! Я позировала за деньги. У меня нет проблем с раздеванием. И вообще, как можно понять, получает ли женщина за это деньги или делает это бесплатно?

Я имею в виду продавщицу L’Humanité: как ты можешь понять, просто взглянув на нее?

Потому что у нее слишком красные губы, поет Жюльетт Греко (белолицая, с подведенными глазами, вся из себя ангел, не женщина, а модель для кубиста: многогранная, стогрудая, стоногая). Меня слишком много, поет она / Je suis de trop. Или это потому, что продавщица шляется туда-сюда, не идет по улице, потому что она не движется, не пересекает площадь Анри Кразюки? Потому что она не свободна в своих передвижениях — если только не нашла кого-нибудь, кто преследовал бы ее, был бы ею.

Ты хороша, сказал ты. И я стала одной из твоих прохожих. Пусть и ненадолго.

Хороша? Почему?

Мне нравятся… твои глаза.

Что тебе в них нравится?

Я не знаю… Они… мне просто… нравятся.

Когда ты надел очки (которыми пользовался только для чтения), я обрела четкие очертания. Видеть женщину целиком — значит видеть меньше, чем сумму ее частей, которые можно сосчитать, перемножить — и все-таки, раздробленной, ей чего-то недостает. Manquer (франц.), перех.: быть лишенным, скучать, например, я по тебе скучаю, я чего-то лишен. Tu me manques, перех.: мне тебя не хватает, не я скучаю по тебе. Французский переносит фокус со скучающего на того, по кому скучают. Субъект меняется с объектом местами. Видеть женщину целиком — значит видеть слишком мало. И в то же время (слишком красные, слишком темные?) видеть слишком много.

Je suis comme je suis, поет — или, скорее, говорит — Греко под музыку.

Я такая, какая есть.

Pourquoi me questionner?

Je suis là pour vous plaire

Et n’y puis rien changer.

Зачем меня расспрашивать?

Я здесь, чтобы нравиться тебе.

Я не могу ничего изменить.

Que voulez-vous de plus?

Que voulez-vous de moi?

Чего еще ты хочешь? — спрашивает Греко.

Чего еще ты хочешь от меня?

Я хочу тебя!

Через неделю после нашей первой встречи я разломала печенье с предсказанием в китайском ресторане: Примите следующее предложение, которое вам поступит.

Можно я тебе кое-что предложу? — спросил ты.

В какую сторону — задумалась я, пускай и на мгновение — мне пойти?

Решение всегда интуитивно. Представьте, как мы ходим по городу. Как сегодня выбираем один путь, в иные дни — другой. Почему меняем маршрут? Почему на перекрестке решаем пойти по этой улице, а не по той? Скука, погода, случай?

На площади Анри Кразюки я нагнулась, чтобы подобрать выброшенную кем-то игральную карту: Червовый король. Воля случая, нарочно не придумаешь, объекты находят нас только тогда, когда мы готовы к встрече с ними.

Так в какую сторону?

Я выбираю рю Левер.

Поднимаюсь вверх по белым каменным ступеням от рю Левер к рю дю Жюрдэн и еще дальше, пока на вершине Бельвильского холма, на площади Жюрдэн она не пересекается с рю де Бельвиль, где еще одна табличка сообщает мне, что передо мной один из les meilleurs vues de Paris[11]. Здесь, выше Пиренеев (вернее, рю де Пиренеи, кварталом ниже), белая церковь и кафе около метро Жюрдэн — я часто бывала в нем, когда жила недалеко от рю де Лила. Возле метро улица шумит, люди говорят сами с собой: женщина с медвежьим голосом просит милостыню около кафе, владелец ее прогоняет, белобородый мужчина сидит около булочной на перевернутом ящике и говорит, говорит, рассказывает историю в пустоту.