Всегда я приезжала к тебе, ни разу наоборот. Ты отмахнулся от моего города, как от никому не интересного места, а когда я приехала в твой, сказал: «Не надо держать меня за руку, вдруг нас увидят». Увидят что? «Увидят, что я не один». Не думаю, что ты действительно в это верил — в то, что тебя могли увидеть.

Вот козел, морочил тебе голову этой чушью. Как ты могла повестись? Да, как я могла, хотя знала, что ты козел и в то же время не козел, потому что в тебе было еще столько всего другого. Что ж, все мы люди; друг у друга есть только мы, а поскольку мужская агрессия часто была показателем заинтересованности, то — да, повелась, бывает и так. Я слишком устала, мне плевать. Я сижу в этом берлинском кафе, и у меня кончается заряд.

Иду обратно в квартиру и отключаюсь по-настоящему.

Наконец-то мы переспали (в моем сне), и в этом сне я была хозяйкой магазина сладостей. Старинные прилавки из потертой дубовой древесины, ниши оформлены витыми деревянными колоннами. Я ищу конфеты, но их нет, по углам стеллажей одна пыль.

Позади магазина находится спальня — сырая пристройка из оргалита, на двуспальной кровати линялое шенилевое покрывало, тумбочки — тоже деревянные — завалены вещами, пыльные поверхности испещрены кругами — призраками стоявших здесь стаканов: забытый мною шприц, забытый мною использованный презерватив. Пылинки парят в лучах света, который падает из уродливого низкого длинного окна, я хорошо знаю эти современные окна, в них вечно скапливаются сырость и плесень. Мы ложимся в кровать. Ты совершенно не похож на себя. Нас всё время отвлекает кто-то из магазина. Ты слишком быстро кончаешь. И потом уходишь.

После я, пунцовая от смущения, хихикаю с продавщицами. Они знают, что произошло. Они за меня рады. Гордятся мной.

Могу ли я считать это знамением? Сны предсказывают будущее, а те, что не сбываются за короткое время, говорил Артемидор, — грек, живший во втором веке нашей эры и написавший самый ранний дошедший до нас трактат об интерпретациях сновидений, — можно рассматривать как аллегорию, символ. Отдаленное будущее снится только добропорядочным людям, и я уже знаю, что я к ним не отношусь. Впрочем, я не из тех, кто беспокоится о своем душевном состоянии. Сны о сексе, утверждал Артемидор, всегда говорят о чем-то другом, однако, по Фрейду, сны, о чем бы они ни были, практически всегда о сексе. Сновидение, подобно зеркалу, есть полная противоположность реальности — да, оно отражает, но не как фотография. В своих снах я вижу тебя наоборот и, возможно, привыкнув к тебе в таком виде, не узнаю тебя другого, когда мы увидимся в Лондоне.

Я не знаю, что делала весь день. Наверное, ничего. Впрочем, уже вечер. Я запуталась в немецких предлогах времени и места. Помимо nach, которое означает и «в/на», и «после», есть nur («только что» и «лишь») и jetzt («не сейчас»[71], и «уже», и «с этих пор»[72]).

Город — это то, как ты по нему ходишь, но я слишком устала, чтобы включаться в это. Кресла в метро обиты симпатичной вычурной красно-бело-синей тканью. Сиденья блестят, а спинки посерели. Из-за грязи? Они сильнее изношены или менее отполированы, чем сиденья? У меня нет ни малейшего желания в этом разбираться. Я еду на встречу с Т. в ее кафе на одной из модных улиц, где молодые деревья в холодном Берлине только начинают покрываться почками. Т. объясняет, что Берлин становится Берлином в разное время суток. Как и в Лондоне, говорит она, город разделен на несколько часовых поясов. Свой вечер в Лондоне она и ее черные подруги частенько начинали в полночь: встречались в парикмахерской, часа через два были готовы, и когда добирались до клубов, белые ребята уже расходились. Когда-то модным считался Восточный Берлин, говорит Т., но теперь это звание перешло к району, где мы сидим, потому что он мультикультурный. Сегодня не-немцы, «я имею в виду англичан, американцев», продолжает рассказывать Т., хотят жить только здесь.

После ужина с Т. я иду обратно к метро, и в этот час эта улица — типичный Берлин, хотя и совсем не похожа на город при свете дня, который тоже выглядел не менее типично для Берлина. Не верится, что те, кто создает образ уличного Берлина сейчас, — это те же, кто наполняет его в другое время суток, а если это всё же одни и те же люди, то они выглядят иначе. Некоторые люди существуют только в определенные моменты. Например, я. Я качусь по двум временным колеям, проживаю будущее и прошлое одновременно. Я едва существую.

Такая ты туристка, конечно, сказал мне ты.

Продолжил: Англичане за границей…

И еще: Не думал, что ты такая же, как они.

Мне нечего на это ответить, ничего стоящего.

Плавали, знаем, сказал ты.

Я сказала: Я не из тех, кого ты знал раньше.

Время, проведенное с тобой, было таким трудным и таким ярким, что я спрашивала себя потом, почему не сделала ничего — ничего! — для того, чтобы его продлить. Но как растянуть один-единственный момент и как мне ужать время здесь, чтобы поскорее его преодолеть и добраться до места нашей встречи? Стараюсь дойти до конца этого времени. Если я буду спать, мой разум будет занимать время вместо меня. Если я буду видеть сны, терпеливей я не стану, но всё будет происходить словно на дистанции.

Я трачу много времени, чтобы пересечь берлинскую ночь и вернуться туда, где я остановилась, где я могу проспать этот город — лишь одно из тех ужасных мест, построенных людьми, чтобы жить, — такой же холодный и безучастный, как неоновые вывески «круглосуточно», машинально раздающие обещания всю ночь напролет.

Меня будит грохот металлических жалюзи. Я поднимаю их. За ними еще не утро. Я сажусь, проверяю почту (рефлекс), пишу тебе, С днем рождения. (Ведь он сегодня?) Таро-сессия c В. заставила меня заново прокрутить в голове эту дату. (Поскольку я пишу тебе о ежедневных событиях, латаю промежуток невидимыми нитками, то что-то может стать прочнее.) Раньше, когда мы общались, я просыпалась до того, как приходило твое сообщение. Зная, что ты был онлайн в другом часовом поясе, я теряла сон, становилась твоим отражением. Просыпаюсь снова спустя несколько часов. Ты ответил. Я ошиблась. Ты называешь правильную дату твоего рождения. Я могла поклясться… Поддаваясь вере в дурные предзнаменования, корю себя. Выходит, из-за меня расклад В. недействителен? Или еще хуже: поняв, что ошиблась, я повлияла на наш исход?

Чем ты занят сейчас там, на другом конце? Я даже не знаю, день у тебя или ночь. Что ты делаешь, когда не можешь заснуть?

В. разложила карты Таро на заставленном столике в кофейне. Значит, предыдущее прочтение было неправильным? «Нет, — говорит В., — неправильных прочтений не бывает». Но читать тот же расклад второй раз она не будет. Вместо этого она решает заглянуть в мое ближайшее будущее — следующую неделю. Я вытаскиваю семь карт, и она раскладывает их в форме перевернутой буквы «V»: Искусство, Влюбленные (опять!), Звезда, Иерофант, Принц Мечей, Дьявол, Башня.

Ситуация: Влюбленные. Искусство, сотрудничество, совместный проект.

Иерофант — препятствие — советчик, полученный совет или наставление, направление.

Настоящее: Принц Мечей, считай, закладка основ для будущего.

Дьявол — карта, которая рассказывает о будущем, — «Таинственность, — говорит В., — сокрытие, последующее общественное поругание».

Башня (центральная карта, поворотный момент): хаос, разрушение, конец и начало.