Скольких она уже успела… раздавить? Неважно. Такие избавляют подзвездный мир лишь от отъявленной мрази. Ирия Таррент — чиста и безгрешна, как зимний лед Альварена. И так же безжалостна.

— Я и раньше не смог бы тебя одолеть, — устало произнес Роджер, неловко отбивая первый же удар. И уже его едва не пропустив. Рука онемела вмиг. Прошедшие годы хорошо научили Ирию, куда бить. — И теперь и вовсе. Убивай сразу.

— Где твои прихлебатели, Ревинтер? — новый хлесткий удар — плашмя по лицу — швырнул его на колени. Так уже было. Но Ирия Таррент — все-таки женщина. Насколько же она теперь сильна? — А слуги? Холуи? И почему ты всё еще жив? Что с Анри Тенмаром?

— Хочешь — верь, хочешь — нет, но Анри Тенмар жив, здоров и ведет армию.

— А тебя он пожалел, простил и отпустил? — недобро усмехнулась Ирия.

Да. Должна же была отдать долги и ты. Все должны успеть.

— Хочешь — верь…

Тяжелая пощечина заставила голову мотнуться. Левой рукой. В правой — по-прежнему клинок.

Мешки с камнями Ирия, что ли, таскала?

Рот наполнила соленая кровь. Так уж тоже было.

С прежнего удара Ирии — еще на весеннем Альварене — остался памятный шрам. И от Тенмара — тоже. Но новых шрамов не будет. Не успеют появиться.

— Не хочу. И не верю. Хватит болтать, Ревинтер. Здорового или больного, я тебя убью. Как и безоружного. Вас самих с папашей такие мелочи никогда не останавливали.

— Давай, — он отбросил шпагу в сторону. Так далеко, как сумел с колен. И с кружащейся головой.

Легкий-легкий похоронный звон. В висках. И падающим клинком — о случайный камень.

Хорошо, что Сержу совсем поплохело. Не увидит смерти друга. И не кинется сдуру под клинок.

Взмах тяжелого сапога оборвал дыхание. Земля грянулась о спину. Багровая тьма застила взгляд.

— Предпочитаешь быстро или медленно? — нашел в себе силы усмехнуться Роджер. Не дрожать же. Не поможет.

Миг Ирия медлила. Клинок — три блестящих клинка в алом мареве! — замер в дюйме от его открытого горла. Так уже было.

Но бить прекратила. Жгучая ярость подернулась горьким, остывшим пеплом, правильно?

— Быстро, — решила графиня Таррент. — Я все-таки не ты, не твой подонок-отец и не Его бывшее Величество Карл.

Всеслав бы рассудил так же. Пристрелил бы и всё. Или отдал приказ. Чтобы лично руки не марать.

Бывшее Величество?

Удивиться Роджер не успел.

3

— Нет! Не надо! Остановись!

Бледное лицо, растерянный взгляд. Краем обзора.

Ирия — не дура. Будем надеяться. И оборачиваться не собирается.

Просто отступила на шаг. Чтобы держать в поле зрения обоих. Даже если ни один толком не боец. Она и сама — далеко не богатырша. Увы, Ральф Тенмар был прав кругом.

Почему вековые плиты в его замке дышали только древностью, а эти — мерзостью и гнилью?

И на кой змей вернулся этот… недолеон? Этак еще и рехнувшиеся монашки сейчас явятся.

— Стой, где стоишь. Твоего друга я могу убить одним росчерком.

— И убьет в любом случае, — спокойно пояснил Ревинтер. Насколько это возможно — с колен.

На которые он уже успел под шумок подняться. И куда прежде рухнул отнюдь не добровольно. И не прося пощады. Страха и теперь — ни в голосе, ни во взгляде. Надо же. Когда успел набраться такой смелости?

Но не пытается и под шумок напасть. Выцарапать хоть какой-то шанс.

— Но тебе, Серж, лучше стоять, где стоишь, — продолжает благородно распоряжаться подлец и сын подлеца. — Или уйти. Тебе с ней не справиться. И потом — ты же не станешь драться с родной сестрой. Со своей кровью.

Всё же недолеон — сын дяди Ива. Приемный. Единственный.

И родной племянник.

— Она… — дрожит голос новоявленного братца.

— Ирия Таррент, — представилась сестра. — У нас общая мама — Карлотта Таррент, урожденная Гарвиак, если ты еще не знал. А твой родной отец — Ральф Тенмар, ныне покойный.

Ошеломлять уже — так ошеломлять. Пусть тоже знает всё. Будем на равных. Не только Ирии — сомневаться.

И хватит ронять челюсть, братец.

— Так что ты в родстве еще и с Анри. Я очень уважаю твоего приемного папу и моего родного дядю — Ива Криделя. Поэтому и впрямь — не лезь не в свое дело. Потом ему объяснишь, как попал в приятели к врагу своей семьи. Обеих семей. К общему врагу — моему и Анри. И что именно Ревинтер тебе успел рассказать.

— Всё!

— Даже так?

— Они — уже не враги. Давно уже. Анри всё понял. Ирия… вы… ты не знаешь.

Тоже не до конца понимает, как обращаться к свалившейся на голову сестре. Или хоть к незнакомой кузине. Да еще и вооруженной.

Леон бы вообще уже удрал. За помощью. Или просто спасаясь.

— И папа тоже не знает. Ирия, Роджер… изменился… Он…

— Серж, не нужно.

Да когда этот Ревинтер научился говорить так? А заодно еще и выдержке. Прежний подлый слизняк уже валялся бы в ногах. Или… Ирия ошибалась изначально? И слабак и последний подлец на сей раз не означает труса? Так ведь тоже бывает.

— Обо мне жалеть некому, а Ирия Таррент имеет право на месть. Я обесчестил ее сестру Эйду, ты забыл? И твою. Почти у Ирии на глазах.

— Роджер, прекрати!.. — Слушать такое нравиться не может. Если не считаешь подлость нормой, конечно.

— Обесчестили вы только себя, — презрительно бросила Ирия. — По отношению к Эйде выбирайте другие выражения. Но если ты побывал в этом милом местечке, — она махнула свободной рукой на глухие стены гнилого монастыря, — то уже знаешь о девочке, правда? Твою дочь, подонок, полтора года продержали в этой Бездне. Эйду дважды запирали в монастырь. Хорошо хоть не в этот, но и там — тоже далеко не мед. И во второй раз мне не удалось ее оттуда достать. Зато это сделал твой подлый папаша. Увез мою сестру к змею на рога — и неизвестно куда дел потом! Будьте вы прокляты — и ты, и он!

— Ирия, сюда идут. Не монашки! — пробормотал Серж. Уже совсем в панике. Будто прежде был спокоен.

Как в детской драке. «Взрослые идут!»

Отвлекает внимание? Так глупо?

Нет. Нет.

Вот они — взрослые. Явились. Нарисовались — три Клода не сотрут. И пять Алиэ Готта.

Очередной вооруженной толпой. Крепкой и даже в кирасах. Серебристо-синей. В цветах льдов Ормхейма.

Если в этот монастырь ворвалась Ирия, то уж вооруженные солдаты — тем более запросто. Забыла прошлое? У предательницы Амалии много наследниц. А эти даже ничего не обещали. Ни помощи, ни дружбы. И звонкого золота с Таррентов не брали.

А настежь открытые ворота спасают монастырь от грабежа тех, кому вовремя не открыли.

Оглушительный грохот.

Погибающее ржание. Конская фигура медленно валится набок — на смятое сено тенмарской конюшни. Вихрь…

Только Ральф Тенмар больше не придет.

Человеческий вскрик — не столько боли, сколько изумления. Негромкий, ошеломленный. Переходящий в уже болезненный стон.

Серж оседает — на серые плиты двора, где столько месяцев жила Мирабелла. В летнюю, душную пыль. В радостный вой голодной гнили, вытягивающей жизнь…

Откуда внезапная духота — было же свежо?

Брат ошалело зажимает рану в плече.

Быстро промокает светлая рубаха.

Как много крови впитал когда-то потертый ковер в папином кабинете…

Пистолеты остались в седельных сумках. Все. Проклятая честность.

— Стоять, где стояли. Или лежать. Отойти друг от друга. Не вставать с колен.

И не засмеяться-то. Над самой собой.

Предводитель — росл и белокур. Таких Ирия уже встречала. В страже Зимнего Дворца. Но те были… побезопаснее. И даже улыбались, а не злобно скалились. Предвкушая… лучше не представлять, что.

Армия Лойварэ? Эрику ведь здесь делать нечего. Констанс просто не мог успеть настолько.

Тогда что за цвета мундиров?

— Не стреляйте! — голос даже в панике — достаточно низкий. Наверное. Не хватало, чтобы опознали девчонку сейчас! Даже прежде, чем сдаст Ревинтер. А он не замедлит — не сомневайся. — Стойте. Мы — не преступники.