Когда они разжигали дикий костер, чтобы спалить черносутанную мерзость, — разве думали о грядущих жертвах? Элгэ хоть не рисковала своей семьей.

Но кто вообще заранее знал, что пострадают даже аристократы? Когда такое бывало — до самых «реформ» Аврелиана, чтоб ему и сейчас!

— Олаф, ты видишь золотые листья?

— Нет, — осторожно ответил он. Бравый кавалер, который не древняя богиня. Наверное.

Впрочем, зачем той чужой облик? На ритуал она приходила в собственном. Вдруг он ей дорог как память? О былых подвигах и преступлениях? О… давно потерянной человечности?

Сбежать от безумной храбрый северянин пока не пытается — уже хорошо.

— А алые?

Они как раз кружат вокруг в безумном танце. Виден ли сквозь них лик Смеющейся?

Нет. Не прикидывайся, Элгэ. Ты еще не настолько безумна. Здесь только ты и Олаф. И умирающие листья.

— Когда мы уходили, крови на улицах было уже меньше, — осторожно ответил он.

Успокаивает спятившую? А то еще кинется… Или что с собой сотворит — прямо на его глазах.

Да, крови — меньше. Вылилась. Да и Анри с товарищами рук не покладали. И оружия.

А здесь ее и вовсе некому лить. Армию Тенмар держит в узде.

А уж сколько придется всего не покладать, когда они столкнутся с регулярными войсками Квирины…

Снова кровь потечет реками. Горными. Помчится.

— Конрад Эверрат видел мух. И солнце — глубокой ночью. А я — осень. Значит, меня тоже уводит. Утягивает.

— Ты еще кому-нибудь об этом говорила?

— Кому? У Анри полно своих проблем… и чужих. Аза знает и так. И, возможно, рада. У нее есть причины. А Эста ничем не в силах мне помочь. Я — не ее возлюбленный, да и вообще пола не того.

Будучи втрое старше, Аза ведь обещала пережить Элгэ. Правда, при этой ей самой светило побывать на могиле дядюшки Валериана.

Впрочем, вдруг он уже умер? Хоть одна хорошая новость.

— Ты потому и не последовала в Лютену с Криделем и Ревинтером?

— Потому и не последовала. Смерть идет за мной по пятам, Олаф. Как самый верный враг и преданный спутник. Я подробно расспросила Азу и Эсту — насколько знают они. Ну и Юстиниану заодно. Мне больше некуда возвращаться. Ни Виктору, ни Октавиану я гибели не желаю. А Диего слишком неразлучен с Октавианом и может погибнуть просто потому, что рядом. Как погибли бы в змеиных катакомбах под Лютеной мы все, хоть Юстиниан и приходил за мной одной.

Олаф не знает ни змеи, и пусть. Рассказывать подробности нет никаких сил. Как и молчать.

Всё равно он считает ее ненормальной. Да и что такое норма?

— Элгэ…

— Молчи. Считаешь меня бредящей сумасшедшей — знаю. Но молчи. На сей раз я умираю не за что-то, а лишь потому, что древним силам вожжа попала под хвост, когда еще мои предки не родились. Эти силы ничего от меня не хотят и ни за что не ненавидят. Я им просто под руку попалась. И в свои последние дни даже не смею ринуться спасать родных. Чтобы не принести им смерть сама.

— Элгэ, в моих жилах тоже течет кровь банджарон.

— Прости, но ты, в отличие от Анри, даже не похож.

— Кровь викингов оказалась сильнее — когда речь идет о внешности. Но чем это помешает мне попытаться спасти тебя?

Что? Надежда захлестнула той самой горной рекой… и вмиг застыла северным льдом. Непробиваемым настом.

— Олаф… Не предлагай мне такое. Сам знаешь, для меня слишком велико искушение согласиться. У меня ведь брат и сестра. И оба — в опасности, особенно он. А ты свяжешь себя на всю жизнь — в самом лучшем случае. А в худшем — просто погибнешь. Если твоей крови не хватит развязать древний узел.

— Я готов умереть.

— Охолони, Олаф. У тебя — твои люди, в конце концов…

— Их прекрасно дотащит до места Тенмар. Ему не привыкать.

Что он потерял дома — раз теперь не только не рвется туда, но еще и жизнь готов положить играючи? За чужую девушку.

Не банальный же это способ ее соблазнить, в конце концов.

— Олаф, даже если ты не веришь в серьезность происходящего — лучше верни свое слово назад. Потому что повторяю: я достаточно безумна, чтобы согласиться.

2

Иногда самое трудное — это вернуться. Тебя отпустили, даже проводили до границы. На родине ждет полное прощение и родители. Прежняя жизнь. Дом, семья, даже любимые книги.

Рядом — лучший друг. Удалось выцарапать у смерти и его. Переубедить не только Анри Тенмара — даже Керли и Эверрата.

Как такое вышло? Какие милосердные высшие силы поддержали Сержа?

А он всё еще не в силах поверить. Потому что так не бывает. Счастливый конец подобной истории возможен лишь в сказке. Когда Серж успел разучиться в них верить? И когда понял, что верил раньше?

На исходе Рождение Осени. В точно такое же корнет Кридель переплыл Танн. Как легко и быстро летело время в отцовском поместье. Как медленно тянулся в Сантэе каждый час…

Позади осталась Бездна, вперед ждет Дом. И всё еще никак не верится…

Роджер тоже в основном молчит. Он просился остаться. Анри сам уговорил его на обратное. Джерри едва оправился от раны. Никогда не знаешь, в какой миг вновь накроет лихорадка. И хромота — до конца жизни. Только в таком состоянии Роджеру и скитаться! Да еще и драться не на жизнь, а на смерть. Хорош хромой наемник. Да еще и с фехтовальными талантами друга.

Пригласить его к себе Серж успел давно. И многократно повторил — для верности. Чтобы друг уж точно не забыл. Не придумал предлог в последний миг.

Пригласить — и уговорить остаться как можно на дольше. А потом — вместе поступить в Академию. Военная служба — уж точно не для них. Жизнь это доказала.

И отец будет счастлив — наконец-то. Он ведь был кругом прав.

А там они, может, и дочь Роджера отыщут — кем бы она ни была. Если всё это и впрямь — правда.

Папа и здесь поможет обеими руками.

Как же хорошо, что осень еще только началась. До самого страшного для Роджера времени — еще далеко. Успеют доехать до поместья.

А до ранней весны — еще дольше.

Джерри называет ее «стылой». Потому что никогда не был в Тенмаре. Там весной всё уже вовсю цветет…

Глядишь, и лихорадка отступит — не навсегда, так надолго.

Прощай, Сантэя. И товарищи по несчастью, вдруг ставшие близкими друзьями. Но не настолько, чтобы уйти с ними в неизвестность и смерть — если судьба предоставляет выбор. Нельзя просто отшвырнуть шанс вернуться домой. К родным.

Это несправедливо даже по отношению к тем, кто и рад бы — да не может. К тому же Эжену Лотнэру.

Граница — всё дальше. И два коня мчат вперед. Порой — стремя в стремя, а на узкой дороге — гуськом. И вновь — рядом плечо друга.

Где-то далеко (но всё ближе!) ночами не спит отец. А мама не отрывает усталый взгляд от окна. Бесконечно смотрит на дорогу — от ворот к усадьбе. На золотую россыпь листвы, на мокрый тающий снег, на свежую зелень… и вновь на листву. Сменяют друг друга месяцы — только материнская любовь не угасает.

И почему-то кажется — там Серж не услышит ни слова упрека. Ни звука, ни укора во взглядах. Только крепкие объятия и радостные слезы:

— Ну вот, сынок, наконец-то ты и дома.

3

Констанс Лерон не чувствовал облегчения — до этой минуты. Больно уж странно вели себя сопровождающие. Больно уж хмуро, неприветливо и… откровенно враждебно. А ведь они уже даже не в Аравинте! Что странного, что уроженец Тенмара едет по родной провинции? Пусть и в сторону границы…

Неужели непонятно, что Констанс-то уж точно не может быть аравинтским шпионом? Да и ничьим другим. Разве что Валериана Мальзери, так тот — коренной эвитанец. То есть не коренной, конечно, но все всех поняли.

Но ведь эриковцам (если конвоируют и впрямь они) даже об этом факте биографии Констанса знать неоткуда. Бывший мидантиец и нынешний Регент агентуру не сливает. Особенно простой солдатне.

Так почему же они с таким видом встретили гонца из столицы? С важными новостями, между прочим. Он же честно назвал свое имя. Честно попросил проводить к Эрику.