— Слушаю тебя, князь, — произношу в ответ.

— Вот грамота с подписями, как ты любишь, государь, — без всякой иронии говорит Куракин и передаёт документ дьяку, — Решение далось нам нелегко.

Принимаю листы из рук, метнувшегося к секретарю Апраксина, и быстро читаю текст. Главное, не показать никаких эмоций! Это я занимаюсь самовнушением, потому что бояре сделали всё, чтобы выгородить высокородных преступников. Нарышкин уходит в монастырь, Милославского ждёт ссылка, как и Хованского с Прозоровским. Естественно, ребята решили отсидеться в своих поместьях и никакая Сибирь или Пустозёрск им не грозит. Алексей и Александр Милославские, по мнению вельмож, заслуживают отправки на границу в чине сотников, не меньше. Братья Толстые вообще невиновны, как Лев Нарышкин и пяток персонажей помельче. И никого не волнует, что именно они баламутили людей, направив их в Кремль. А там были убиты или покалечены весьма авторитетные чиновники.

Оказывается, во всём виноваты стрелецкие полковники и сотники. Здесь бояре решили не церемониться и признали виновными даже Грибоедова с Озеровым, которых надо было наказать ещё месяц назад. Но в грамоте почти ничего нет про конфискации. Будто факты воровства не доказаны и деньги просто испарились. Ясное дело, что они должны перекочевать в чью-то мошну. А вот всякую мелочь мне разрешили потрясти, типа держи, дурачок объедки.

Видит бог, моим сокровенным желанием было решить дело миром. Я не настолько кровожаден и просто хотел заплатить служивым положенное жалование. Казнить человека не проблема. Беда, если правитель посчитает подобные меры лучшим выходом из любых конфликтных ситуаций. Иначе придётся тщательно разбираться, засовывать подальше своё недовольство, ведь нужные люди могут тебе не нравиться. Вообще, жить по закону и правде гораздо сложнее, чем принять тиранию как государственную систему.

Но как быть, если стоящие перед тобой люди всё прекрасно понимают? Только они не хотят сделать даже шажок, отказавшись от личной выгоды в сторону общего дела.

И ведь не назовёшь бояр предателями или стяжателями. Я вчера анализировал воспоминания Феди и пришёл к парадоксальному выводу. Нынешняя русская аристократия не имеет никакого отношения к вельможам даже XVIII века, чего говорить о более поздних временах. Они не просто патриоты России, но и жёсткие такие националисты с религиозным уклоном. На менталитете людей сказалось Смутное время с эпохой безвластия и унижения русского национального достоинства. Они были готовы выбрать на престол кого угодно, лишь бы пришло долгожданное спокойствие.

Как ни странно, но аристократы кровно заинтересованы в развитие страны. В Думе заседают люди образованные, с широким кругозором. Все прекрасно понимают, что Россия окружена врагами и недавняя война на три фронта, тому яркое подтверждение. Значит, государство должно быть сильным. Именно поэтому все инициативы и реформы Алексея Михайловича, а далее Феди, нашли единодушную поддержку у вельмож. Войска нового строя, денежная и налоговые реформы — это жизненная необходимость. Чего говорить, если бояре подписали закон об отказе от местничества. Более того, он со скрипом, но работал.

Добавьте к этому финансовый интерес. Открытие новых торговых путей и возможность сбыта своих товаров являются немаловажным фактором в поддержке царя. Сильное государство нужно боярам, чтобы спокойно богатеть и торговать.

Получается такой вот симбиоз патриотизма и шкурного интереса, где я бы сделал упор именно на любви к стране. Стремление к богатству не преступление, а нормальная человеческая потребность. При этом никто из аристократов даже не думал покушаться на царскую власть. Польша рядом, и все прекрасно видят, во что превращается некогда могучее государство. Кстати, Россия всячески способствовала ослаблению этого колосса на глиняных ногах.

Но при всём положительном значении русского боярства я здесь не шучу, есть один неприятный момент.

Может, народ начал забывать страх и ужас Смутного времени. Или следующее поколение не хочет смотреть вперёд, не знаю. Только многие рода решили застолбить все важные государственные посты за представителями своих семей. Есть определённый социальный лифт, и аристократия даже рада принять в свои ряды толкового человека. Но число выскочек сильно ограничено. Им не нужно соперничество со стороны худородных дворян и детей служилых людей. Отказ от местничества просто позволил аристократам конкурировать внутри касты. Места во главе приказов для чужаков не предусмотрены. То есть люди хотят развивать страну, но с некоторыми условиями.

Теперь начинаешь понимать Петра, который старался отгородиться от аристократии иностранцами и двигал вверх даже простолюдинов из отличившихся солдат. Часто такая методика приводила к власти откровенных неумех и откровенную сволочь. Но логика первого императора мне теперь ясна. Ещё у него не было времени. Он постоянно куда-то спешил, часто не обдумывая свои поступки. И ему повезло, что Софья грамотно воспользовалась Стрелецким бунтом, неплохо так расчистив дорогу братцу от много возомнивших о себе вельможах.

Только сейчас у меня не урок истории, а первая настоящая схватка, которую нельзя проигрывать. Если не поставить себя жёстко сегодня, то завтра об меня начнут вытирать ноги. Я смог отыграть пару раундов в процессе начавшегося противостояния. Однако теперь мне грозит нокаут и вынос тела с ринга. Поэтому надо идти в атаку.

— Здесь не просто так присутствуют выборные от стрелецких полков, — киваю на хмурого Гаврилова и десяток битых жизнью мужиков, стоящих в сторонке.

Бояре начали непонимающе вертеть головами и оборачиваться. Не все заметили служилых, зашедших перед самым началом заседания.

— Я дал слово русским воинам, что защищу их от произвола вороватых полковников и бояр, их прикрывающих, — с откровенной усмешкой смотрю на Хованского, чьи глазки вдруг забегали, — По правде надо изъять у мздоимцев наворованное, назначить остальным виноватым виру и расплатиться со стрельцами. Вы же решили не только защитить воров, но и сохранить украденные ими деньги.

— Помилуй, государь! Мы хотим сделать всё по справедливости, — попытался оправдать Пётр Шереметьев, входивший в комиссию Голицына, — Нельзя наказывать достойных мужей только из-за подозрения. Иван Милославский покаялся, как и Кирилл Нарышкин, признав своё недостойное поведение. Остальные тоже заслужили наказание и понесут его незамедлительно.

Может, топорик в него метнуть? Интересно, попаду? Рассматриваю оружие, которое держит на плече довольный Апраксин. Для него сегодня торжественный момент, когда Дума принимает важное решение. Он о нём внукам рассказывать будет. А у царя такие странные желания. Шереметьев замолчал, поняв, что ляпнул лишнее.

— Кроме воров, вы решили оправдать татей, виновных в убийстве десятков достойных людей, вроде князей Долгорукова и Ромодановского, — после моих слов бояре зашушукались, но сразу замолчали, как я продолжил, — По-вашему, выходит, что нельзя наказывать подстрекателей или тех, чьи людишки убивали бояр и жгли их дома? Что ж, это ваше решение. Только денег в казне от этого не прибавилось.

— Государь, так мы со всем пониманием. Но нельзя же по огульному обвинению людей карать!

Это подал голос ещё один из нейтралов, причём весьма авторитетных. Иван Хитрово — второй мой наставник в делах государственных. И вообще, в интригах ранее не замечен. Хотя власть меняет людей и не в лучшую сторону.

— Я соглашусь с вашим решением, — часть бояр довольно выдохнула, разве что не усмехнулась, — Но вы должны закрыть все долги перед стрельцами за три дня. Мы насчитали с князем Одоевским восемьдесят тысяч рублей. Однако есть ещё задолженности перед другими полками. Поэтому с вас сто тысяч.

А вот здесь по залу пошёл гул. Пусть и тихий, но всколыхнулись все бояре. Ещё бы, такие деньжищи! Одно дело воровать, и совсем другое — покрывать убытки из своего кармана.

— Прости, государь, но это не по правде. Вся вина действительно лежит на полковниках и стрельцах, убивавших людей, — произнёс Куракин, когда Дума успокоилась, — Мы все радеем за Русь матушку. Но не виноваты, что кто-то крал деньги стрелецкие. Нельзя посредством лишения их имущества решать вопрос долгов. Надо всё хорошо обсудить и лучше провести новое расследование. Уж больно быстро всё делалось, сыскари могли ошибиться.