Они издеваются? Демонстративно отгородившись от государственных дел, я дал возможность боярам со служилыми людьми спокойно работать. Заодно самые умные успеют подчистить хвосты, появившиеся за месяцы недомогания царя. Бунт тоже неслабо ударил по управленческим структурам, ведь волнения начались давно, достигнув апогея три дня назад. Всё это время властные институты и прочие учреждения практически не работали. Добавьте к этому убийство и ранение двух десятков важных людей.

И чем, по-вашему, занималась Дума последние два дня? Подобрала новых глав приказов или занялась поиском денег, необходимых для выплат стрельцам? Нет, они выбирали двух человек в комиссию Голицына. Вернее, бояре сцепились в противостоянии, продвигая своих кандидатов. Я жив, Нарышкины ослабли, а Милославские аккуратно отошли в сторонку, заняв выжидательную позицию. Вот остальные группы и решили подсуетиться.

Всё это, но в иной форме, до меня донёс сам князь Василий Васильевич, попросивший аудиенцию. Лежу, понимаешь, после вкуснейшего супчика, читаю трактат по медицине, продираясь сквозь малопонятные словеса, и борюсь со сном. Когда Морфей начал побеждать, вдруг раздался тихий стук, и в дверном проёме появилась голова Саввы:

— Князь Голицын посмел побеспокоить тебя, государь. Говорит, дело важное.

— Зови, — машу рукой, откладывая книгу.

Выслушав Василия Васильевича, начинаю потихоньку звереть. Сущность, доставшаяся от Феди, послужила нейтрализатором гнева, убедив меня в том, что ситуация нормальная. Пока не дашь пинка важным задницам, то дело не сдвинется. Если оно не сулит боярам прибыли, конечно. Времена разные, но люди те же.

— Хорошо, я одеваюсь, — говорю князю. — Через полчаса жду всех в Престольной палате.

— Нельзя так рано, государь. Многие бояре почивают после обеда. Не успеем всех собрать так быстро, — вполне искренне ответил Голицын.

Чего? Они ещё и спят днём? По идее так принято и никого не удивляет. Наверное, Василий Васильевич пожаловался на бояр, решив, что я проведу собрание завтра.

— Через два часа собирай Думу. А я пока посплю, — отвечаю гостю и машу рукой, чтобы он ушёл.

— Разбудишь через два часа, — эти слова уже предназначены Савве, заглянувшему после ухода Голицына.

Немного подумав, понимаю, что абсолютно спокоен. Пусть теперь бояре нервничают, ведь многих поднимут из кроватей, ещё и опаздывать нельзя. Представляю, как все сейчас всполошатся! С этими мыслями я осторожно перевернулся набок и уснул.

Снова Престольная палата и собравшиеся бояре. Но в этот раз я недовольный с пересыпа и самими вельможами, конечно. И мне сейчас не до разглядывания красот расписных стен и изучения благостных лиц присутствующих. Рынды перенесли меня на трон и осторожно усадили, поправив специальную подушку. Это вам не удобное кресло, а весьма жёсткая штука, больше похожая на инструмент для пыток. Поэтому поджопник просто необходим.

Оглядываю притихших бояр и произношу тихим голосом:

— Дошло до меня, что Дума уже два дня не может выбрать людей в помощь князю Голицыну. Я хотел, чтобы было лучше, и дал вам возможность следить за поисками изнутри. Коли Василий Васильевич ошибётся или начнёт своевольничать, то выборные могут его поправить, — смотрю, заёрзали, хотя лица у всех непроницаемые. — Это дело важное и должно привести к внутреннему согласию, разрушенному бунтом. Но ежели вы не хотите помочь, то это сделаю я.

— Прости, государь! Бес попутал, столько всего навалилось. Дай нам срок, и завтра выберем мы достойных мужей, — вдруг произнёс Милославский.

Дядя, видно, решил перехватить инициативу. Или вещает на правах родственника и одного из самых влиятельных людей в Думе?

— Три часа, — отвечаю также тихо, переводя взгляд с Ивана Михайловича на остальных бояр. — И не думайте, что сроки доклада князя Василия изменились. Вы сами отняли у себя два дня.

Повисшая тишина стала ответом на мои слова. Только не нужно воспринимать её как победу, даже локальную. Просто бояре не правы и прекрасно это понимают. И нет гарантии, что завтра не начнутся новые акты саботажа.

[1] Фаюмские портреты — созданные в технике энкаустики погребальные портреты в Римском Египте I–III веков. Своё название получили по месту первой крупной находки в Фаюмском оазисе в 1887 году британской экспедицией во главе с Флиндерсом Питри. Являются элементом видоизменённой под греко-римским влиянием местной погребальной традиции: портрет заменяет традиционную погребальную маску на мумии.

— Плохо, что ты не посещаешь службу, сын мой. Если здоровье позволяет заниматься государственными делами, то необходимо побывать и в храме Божьем, — убедительно произнёс мой духовник[1]. — Тебе пора причаститься и пройти таинство исповеди.

Что-то резануло внутри, и это точно чужие эмоции, вернее, Федины. У меня спокойное отношение к религии, церковь посещаю во время крестин и похорон. Здесь это ежедневная обязанность, поэтом сегодня пришлось сделать вид, что я молюсь в специальном помещении. Этакая часовня, устроенная из небольшой комнаты, обильно заставленная иконами и с росписью со сценками из библии на стенах.

Но я больше обдумывал вчерашний день, потом позвал Савву, чтобы тот отнёс меня в спальню. Сделал вид, что помолился, и хватит.

И вдруг в гости пожаловал Никита Васильевич, который просто вошёл в мои палаты, оторвав от чтения неожиданно интересных трактатов. Ясно, что врываться ко мне никому не позволительно, но и мариновать священника в прихожей нельзя.

Что касается отношения к духовнику, то Федя его недолюбливал. Не зря сказано, что всё идёт из детства. Алексей Михайлович был действительно верующим правителем, даже чрезмерно. Он вполне искренне молился по два или три раза в день, постоянно держал пост и не употреблял спиртных напитков, кроме лёгкого пива. Во время церковных праздников царь мог отбить тысячу или более поклонов. Представьте, какой надо обладать подготовкой, чтобы заниматься столь интенсивной физкультурой? Говорят, монарх отличался богатырским здоровьем, поэтому благополучно помер в сорок шесть лет. Шучу, конечно. Думаю, мало кто удивится, если товарищу помогли уйти по старой русской традиции.

Его сын придерживался иных жизненных принципов, которые окончательно сформировались под воздействием первой жены — Агафьи Грушецкой. На людях Федя также проявлял повышенную религиозность и вынужден был поститься, что наверняка вредило его здоровью. В реальности молодой царь весьма сухо относился к многочисленным обрядам, отнимающим время. Прогрессивным он оказался человеком, литературу западную почитывал, критически мыслил и умный был. Добавьте к этому его учителя — Симеона Полоцкого, весьма продвинутого монаха, на которого шипели московские попы, и пазл сразу складывается.

Фёдора коробило бить поклоны по нескольку часов в день, ездить на ненужные богомолья и исповедоваться. Но из-за неконфликтного характера он вёл себя дипломатично и ситуацию не обострял. Затем начались проблемы со здоровьем, естественные или искусственные, не знаю. В общем, попы от него понемногу отстали, хотя и заставляли участвовать в религиозных флэшмобах, пусть и формально. Однако вину за заточение протопопа Аввакума и его сторонников народ разделил между церковными иерархами и царём. Ведь длинногривые церемонились только с известными персонами, людей попроще не щадили. Информация дошла до занемогшего Феди, чем нанесла ему душевную травму. Не хотел он мараться в очередной расправе, которые ненавидел.

И вот царь не успел прийти в себя, как появился духовник, укоряя его недостаточной набожностью. Только дядя не на того напал. Я подобные наезды терпеть не намерен и помню, что этот дятел прибегал меня отпевать. Вообще, подобного товарища лучше держать подальше. Уж больно много он знает, в том числе о характере Феди. Это дядька с нянькой, если чего заподозрят, будут молчать. А духовнику по должности положено отчитываться перед начальством.