Жанне не удавалось подняться с постели, слабость сковала её тело, словно железные оковы. Она попыталась сесть, но тут же упала обратно на подушки. Никита вернулся, помог ей удобно устроиться, приподняв подушки.

— Я заказал вам суп, — сказал он, его голос был мягким, заботливым, но в этом мягком тоне Жанна уловила всё ту же холодную рациональность. — Другая пища сейчас вам противопоказана, вы просто не сможете её проглотить. Как вы относитесь к супу?

Жанны рассеянно ответила, что нормально. Она всё ещё не могла до конца осознать происходящее, не могла понять, почему Никита здесь, заботится о ней, пока Марк даже не позвонил.

— А котенок? — спросила она, её голос был слабым, хриплым.

— Спокойно, с ним всё в порядке. — Никита сел рядом, его взгляд был сосредоточен, наблюдательный. — Кстати, ты так и не придумала ему имя. Почему?

Жанны вздохнула, её голос едва был слышен.

— Боюсь привязаться, — прошептала она. — Я слишком сильно люблю животных… кошек особенно.

— Я тоже, — тихо ответил Никита, его взгляд был направлен на котенка, который мирно спал на диване, но в его глазах снова мелькнуло сначала что-то такое, что говорило о его грусти и ей захотелось его обнять и успокоить, потом сразу же расчетливое. И Жанне стало тревожно. Его забота, казавшаяся такой искренней, внезапно приобрела странный, неприятный оттенок.

Флешбэк.

Маленький Никита, лет пяти-шести, сидел на корточках у забора, подкармливая бездомную собаку. Кусок хлеба, бережно спрятанный в кармане, он протягивал осторожно, с нежностью, какой обычно окружают любимых игрушек. Он любил животных так же сильно, как Жанна, с той же неистовой, всепоглощающей любовью. Но в отличие от Жанны, он не мог приносить их домой.

Его мама… Никита пытался вспомнить её лицо, но оно оставалось расплывчатым, туманным. Иногда она была нежной, ласковой, баюкала его, читала сказки, и тогда мир казался полным света и тепла. А потом, словно переключатель щелкал, и мама превращалась в кого-то другого. Она кричала, бросала вещи, обвиняла его в своих бедах, её взгляд был пронзительно холодным и пустым. В эти моменты Никита прятался под кроватью, сжимаясь в комочек, и ждал, когда буря стихнет. Было непонятно, что вызывает эти перемены. Он не знал, что это биполярное расстройство, БАР, которое управляло ее жизнью, превращая ее в человека, которого он не понимал и которого боялся.

Когда отец забрал Никиту, маму увезли в больницу, в специальное место для людей, которые болели, как она. Никита тогда этого не понимал, он просто чувствовал пустоту, огромную, зияющую дыру в своем маленьком мире.

В новом доме, среди сводных братьев и сестры, он, еще сохраняя остатки своей детской доброты, защищал Кристину от их издевок. Он был младше, слабее, но его защита была неистовой, инстинктивной.

В психиатрической клинике, куда он попал несколько лет спустя, Никита нашёл маленького котенка, брошенного в коридоре. Он заботился о нём, кормил, играл. Котенок был единственным существом, которому он мог доверять. Но однажды, заметив, как Никита играет с животным, одна из медсестер забрала котенка, усыпив его под предлогом, что животное больное, заразное. Это сделано якобы ради блага Никиты.

После этого случая что-то внутри Никиты сломалось. Он начал относиться к миру, к людям, к животным как к вещам — равнодушным, безликим, пока они не были нужны ему для достижения собственных целей. Они были просто инструментами, винтиками в огромной, бесчувственной машине.

Эта мысль, о равнодушии к животным, пришла к нему как удар, как острая, колючая игла, когда он автоматически ответил Жанне, что тоже любит кошек. Он осознал, как сильно он изменился, как безвозвратно потерял часть себя, ту часть, которая некогда нежно подкармливала бездомную собаку за забором.

После того разговора Никита стал приходить к Жанне каждый вечер. Он заботился о ней, как о хрупкой фарфоровой куколке, заказывая еду даже во время работы, уточняя у курьеров, чтобы еда была максимально щадящей для желудка. Он приносил ей книги, рассказывал истории, спокойно и терпеливо отвечал на все её вопросы, не давя и не настаивая. Его присутствие стало для Жанны чем-то привычным, успокаивающим. Она начала доверять ему, открываясь всё больше и больше. Они вместе дали котенку имя — Мася.

Жанне уже не казалось странным, что Никита находится с ней в одной квартире. Его присутствие перестало вызывать тревогу, оно скорее напоминало тихое, надёжное пристанище в бушующем шторме её жизни. Не было больше ощущения нездоровой навязчивости, только спокойная уверенность в его поддержке.

Однажды вечером, когда Жанне стало значительно лучше, они вместе решили посмотреть фильм. Никита выбрал лёгкую комедию, что-то не требующее напряжения и умственного труда. Они сидели на диване, Мася уютно свернулся у них под боком. Никита был рядом, его рука случайно коснулась её плеча, и Жанна не отстранилась. В этот момент, в тишине уютной квартиры, под мерцание экрана, между ними возникло нечто большее, чем просто дружба или благодарность. Это было хрупкое, нежное, но ощутимое чувство притяжения, зарождение чего-то нового, чего Жанна и сама ещё не понимала до конца.

Постепенно, словно нежный поток, охватывая её изнутри, Жанна начала осознавать свои чувства. Она понимала, что влюбляется в Никиту, по-тихоньку сама того не замечая. Это осознание тревожило и одновременно радовало её. Её сердце начинало биться быстрее в его присутствии, и каждый его взгляд вызывал тепло в груди. Жанна была озадачена своими чувствами, но не могла сопротивляться этому новому, прекрасному ощущению, словно распускающийся цветок, готовый к цветению.

Никита наблюдал за Жанной, ощущая, как всё движется по его сценарию. Он замечал, как она смотрела на него украдкой, завороженная, как будто пыталась запомнить каждый штрих его профиля во время просмотра фильмов. Её глаза светились интересом, и он пользовался этим, заполняя её воображение ложными рассказами о своём детстве и жизни, которые, по сути, были сплошным вымыслом. Всё шло так, как он и планировал. Осталось совсем немного, хоть терпение его уже подходило к концу. Вскоре он сможет растоптать её сердце и увидеть такие желанные слёзы разбитой девушки.

Сначала он собирался переспать с ней, а затем бросить сразу же после этого, раздавив её надежду и уверенность в себе. Он мог бы соблазнить Жанну намного раньше, но она мучилась чувствами вины перед Марком. Ей казалось, что она уже изменяет своему парню, впуская Никиту глубже в свою жизнь. Это делало её уязвимой, лишало совести. Она металась между двумя мирами, подвергая сомнению свои чувства и желания.

Когда Жанна попыталась дозвониться до Марка, пока чувствовала себя чуть лучше и горло не болело так сильно, он не ответил. И она, продолжая погружаться в собственные терзания, готовилась к разговору с ним, который должен был вернуться. Мысль об этом разговоре действовала на неё как дуновение холодного ветра — возбуждение от возможной свободы и страха от разговора которое ждёт её. Жанна знала, что скоро ей придётся объясниться с Марком, но её мысли всё больше заполнял образ Никиты, его тепло и забота, которые так контрастировали с её текущими отношениями.

Через пару дней Жанне стало значительно лучше. Лихорадка спала, слабость отступала, и она почувствовала желание выйти на улицу, подышать свежим воздухом. Прогулка давала ей возможность отвлечься от мучительных мыслей о Марке и о своих противоречивых чувствах к Никите. Она решила воспользоваться этим временем и, взяв с собой несколько распечатанных резюме, отправилась в деловой центр, чтобы оставить их в нескольких компаниях, где были объявлены вакансии для стажировки. Прогулка по солнечным улицам, оживлённый ритм города, новые впечатления — всё это помогало ей отвлечься и почувствовать себя живой. Возвращение к обычной жизни, к её целям и планам, казалось ей лучшим способом справиться с эмоциональным хаосом. Марк должен был вернуться через пару дней, и это предстоящее событие всё ещё вызывало у неё волнение и тревогу. Но сейчас, среди солнечного света и городской суеты, она пыталась отложить эти мысли, сосредоточившись на своих собственных достижениях и планах на будущее. Пока она могла наслаждаться временной свободой и делать то, что ей хотелось