После четырёх таблеток он перестал считать. Боль стала невыносимой, всепоглощающей. Это было не просто страдание, а полное исчезновение личности, погружение в бездну боли, где не оставалось места ни мыслям, ни чувствам, только одна всепоглощающая, сжимающая тело в тиски боль. Он потерял чувство времени и пространства, он был только болью, и только она существовала. Это было ощущение полного растворения в мучениях, ужас, который не оставил бы никакого следа кроме пустоты. Мир вокруг сузился до точки невыносимой боли, сжимающей его, сдавливающей, разрываюшей изнутри. Последними были отрывистые, хриплые вздохи, рвущиеся из горла, попытка вдохнуть, но воздух не доходил до легких, превращаясь в новый виток боли.

Затем, как последний вздох, всё начало расплываться. Сначала — зрение. Острые, яркие вспышки боли затемнились, потускнели, сменились невнятными пятнами. Звуки тоже стали отдаленными, глухими, похожими на гул в очень далеком туннеле. Ощущение собственного тела исчезло, осталась только безграничная, пульсирующая боль, которая постепенно теряла свою острую остроту, становясь тупой, глухой, распространяющейся по какому-то бесконечному пространству. Мысли стали размытыми, нечёткими, рассыпающимися на мельчайшие частицы, как испаряющийся туман.

И наконец, наступила пустота. Не темнота, не ничто, а просто абсолютное отсутствие всего. Боль исчезла, и вместе с ней — всё остальное. Сознание угасло, погасло, как неяркая свеча на ветру, оставив после себя лишь безжизненное тело в окружении пустого флакона из-под таблеток.

Сигнализация машины, на которую случайно упало лицо Никиты, вопила с такой силой, что разбудила весь дом. Её пронзительный звук прорезал ночную тишину, вырывая людей из сна. Сосед Жанны, Сергей, человек невозмутимый и спокойный, спустился вниз, предполагая, что это очередной пьяный дебошир. Однако, увидев фигуру Никиты, неестественно склонившуюся над рулём, Сергей почувствовал неладное. Что-то в этой позе, в безжизненном поникшем теле, вызывало тревогу. Не медля, он с силой распахнул дверцу машины.

Вой сирены, усилившийся от открытой двери, просто оглушал. Из окон домов стали появляться встревоженные лица. Жители высыпали на улицу, напуганные ночным шумом. Среди них была и Жанна. Тревога, грызшая её изнутри ещё с вечера, обострилась до предела. Шестым чувством она поняла, что этот хаос связан с Никитой. Сегодня был день, когда Кристина должна была остаться с ней, поэтому обе девушки, накинув плащи, быстро спустились вниз. Кристина ещё ничего не знала о ночном визите Никиты, и увидев побледневшее лицо Жанны, поспешила её поддержать, решив, что девушка просто испугалась шума.

Но картина, предстающая перед ними, заставила Кристину забыть обо всём. Она увидела, как Никиту, бледного и неподвижного, вытаскивают из машины. Ужас сковал её. "Он мой брат! Это мой брат!" — закричала она, бросившись к нему. Скорая помощь уже была вызвана, девушкам оставалось только извиниться перед встревоженными соседями и ждать медиков. Кристина, в состоянии шока, нашла в себе силы позвонить Кириллу, чтобы сообщить о случившемся.

Несмотря на поздний час, Кирилл приехал раньше скорой. Он сразу же начал расспрашивать Кристину о подробностях. В это время Жанна стояла в стороне, переживая сложные, противоречивые чувства. Глубоко внутри, в какой-то тёмной, запертой части её души, было облегчение. Мучительная смерть Никиты — вот что она желала ему. Едва заметная улыбка тронула её губы, улыбка облегчения от избавления от этой мучительной связи. Но тут же её охватил ужас. Она испугалась своих мыслей, своей реакции. Её тошнило от собственного бездушия. Она не могла понять, что с ней происходит, и почему её сердце не сжимается от боли за Никиту, а только от ужаса перед собственной жестокостью. Она просила его умереть. Она понимала, что её душа раскололась на части, и ей не удастся собрать себя воедино.

Скорая помощь, с сиреной, увозила Никиту. Врачи, спеша, объясняли Кристине и Кириллу о необходимости срочной операции. Кристина и Кирилл, взволнованные до предела, мчались за скорой на машине Кирилла. Жанна ехала с ними, всё ещё борясь со своими противоречивыми чувствами, с тем ужасом, что охватил её после увиденного. Она чувствовала себя чудовищем. Где же та доброта, то сочувствие, которым её научили родители? Отец, честный и добродушный человек, мать — такая же — они вырастили её, уча сострадать людям. Но последние события стёрли всё это, оставив пустоту и страх перед собственной жестокостью.

Когда они прибыли в больницу, Никиту уже спешно увозили в операционную. Девушки до последнего шага шли за ним, останавливаясь лишь у дверей, ожидая на неудобных креслах в коридоре. Кирилл пошёл подписывать необходимые документы, а затем присоединился к ним. В комнате ожидания царила гробовая тишина. Жанна всегда была тихой, но Кристина и Кирилл просто не знали, о чём говорить, словно слова застряли в горле от ужаса и бессилия. Только появление Насти нарушило эту напряженную тишину.

Настя, едва отдышавшись, сразу же бросилась успокаивать Кирилла, шепча: «Всё будет хорошо, он поправится, он уже поправлялся». Эти слова заставили Жанну вздрогнуть. "Он уже пытался убить себя?" — пронеслось у неё в голове. Кристина, видимо, услышав то же самое, задала тот же вопрос Насте. Оглянувшись, Настя заметила Жанну, тихо сидящую рядом с Кристиной. Она не знала об отношениях Жанны и Никиты, но ответила: «Да. Такое уже было. Никиту Викторовича беспокоят фантомные боли и голоса. Кто-то дал ему эти таблетки, но они были ему противопоказаны, мы просили его больше не пить. Другие успокоительные не помогают, наверное, поэтому он снова их принял. Но, кажется, в последнее время он принимает их в очень больших дозах, так что, думаю, они тоже уже и не действуют».

Настя, после паузы, осторожно спросила Кристину:

— Кем вы приходитесь друг другу с Никитой Викторовичем?

— За Кристину ответил Кирилл:

— Она наша сестра.

Кристина была удивлена, но предпочла промолчать, чтобы не привлекать лишнее внимание в напряжённой атмосфере больницы. Они жили вместе до совершеннолетия Никиты, но их отношения никогда не были по-настоящему братскими.

И тут же Кирилл, резко повернувшись к Жанне, спросил, приблизившись угрожающе:

— А ты кто такая? И что связывает тебя с Никитой?

Кристина, увидев, как Жанна побледнела от страха, тут же заступилась:

— Она моя подруга- Кристина забыла на мгновение, что Жанну нашли в объятиях Никиты после её пропажи.

— Просто подруга? — с подозрением спросил Кирилл. — А что она делала в доме Никиты? Он ведь только о ней и заботился, когда она болела

Кристина удивилась. Она вспомнила, как Жанна упорно отказывалась отвечать на вопросы о Никите.

— Остановись, ты её пугаешь! — вмешалась Кристина, пытаясь остановить Кирилла, который уже вплотную приблизился к Жанне. Настя и Кристина пытались оттащить его от Жанны.

Кирилл, игнорируя их, прошипел, склонившись к уху Жанны:

— Говори! Что вас связывает?! После твоего ухода всё это и началось! Я видел… видел твою улыбку, когда ты смотрела на его боль- и в этот момент слава богу, его оттащили. Жанна, стиснув зубы, чувствовала, что должна что-то сказать, объяснить, что она имеет полное право ненавидеть Никиту, и почему, но слова застряли в горле. Не в силах выдержать натиск обвинений и собственных противоречивых чувств, она бросилась в туалет, оставляя за собой шлейф смятения и недосказанности.

Когда Жанна вернулась из туалета, обстановка в комнате ожидания немного разрядилась. Приход Артёма заметно повлиял на атмосферу. Он спокойно общался с Кристиной, стараясь её успокоить, рассказывая что-то отвлекающее от тяжёлого ожидания. Кирилл и Настя в это время сидели в стороне, в углу комнаты, словно отгородившись от общей тревоги. Кирилл выглядел всё ещё напряжённым, его лицо было застывшим, но Настя, мягко положив руку ему на плечо, пыталась поддержать его, шепча что-то на ухо. Воздух в комнате был всё ещё наполнен напряжением и ожиданием, но явная враждебность и гнев, которые царили до ухода Жанны, немного утихли, сменившись тихим, неуютным ожиданием новостей из операционной.