Пожалуйста, помоги Кириллу. Он добрый, сильный, и он заслуживает счастья. Заботься о нём, пожалуйста.

Прости меня за всё. Прости, что я оставляю тебя с этим. Знай, что я тебя люблю.

Твоя Анна Николавна"

Настя, прочитав письмо, заплакала. Она знала, что нужно поддержать Кирилла, что её любовь и забота важны для него сейчас, как никогда. Она медленно вошла в палату, и увидела Кирилла, сидящего на стуле, голову опустив на колени. Она тихо подошла к нему, присела рядом и обняла его. В этот момент, понимание и сочувствие стали единственным светом в их общей, окутанной горем темноте.

Зал гудел. Виктор Баженов, виновник торжества, сиял, принимая поздравления. Никита, сжимая в руках тщательно выбранный подарок — старинную книгу в кожаном переплете, — чувствовал, как нарастает напряжение. Он не хотел, чтобы холодный, оценивающий взгляд отца скользнул по Жанне, заставляя её съёжиться от неловкости. Поэтому, несмотря на собственную потребность в поддержке, он оставил её сидеть за столиком, за окруженными цветами вазой. Жанна, понимая его опасения, лишь кивнула, её взгляд был полон сочувствия и молчаливой поддержки.

Никита медленно направился к отцу, чувствуя на себе множество взглядов. Ему казалось, что каждый шаг отзывается глухой болью в груди. Он старался идти прямо, сохраняя невозмутимое выражение лица, но внутри всё кипело от противоречивых эмоций. Виктор Баженов, наблюдая за приближением сына, почти незаметно кивнул кому-то из гостей, его взгляд задержался на Жанне. В этом взгляде Никита уловил не просто оценку, а что-то большее — удовлетворение, словно отец уже предвкушал возможную реакцию сына. Холодная улыбка коснулась губ Виктора, когда Никита остановился перед ним.

Внутренне содрогаясь, Никита преподнес отцу подарок. Виктор взял книгу, небрежно провел пальцем по кожаному переплету, его взгляд оставался холодным, почти безразличным. Никаких слов благодарности, лишь едва заметное кивание. Было ясно, что этот жест был не проявлением признательности, а скорее демонстрацией силы и власти.

— Ну как, сынок? Наслаждаешься? Вижу, нашел себе симпатичную спутницу. Маленькая, хрупкая, оленьи глаза… как и я в молодости любил. Забавно, правда? Я любил наблюдать, как они плачут.

— Отец, она… — Никита хотел опровергнуть его.

— Просто советую тебе — получать удовольствие от их слез… в меру. Не увлекайся слишком сильно. Как я в своё время. Женятся на таких как Ольга, мать Кристины, которая будет достойна тебя, сможет поднять тебя. А эти…только для развлечения.

— Конечно- сухо ответил Никита, подавив желание развернуться и уйти, коротко поклонился и отступил. Он знал, что его отцу важно показать, что Никита всё еще находится под его контролем, подчиняется его негласным правилам игры. Этот короткий обмен жестами и взглядами стал ещё одним немым свидетельством сложных, и, порой, невыносимых отношений между отцом и сыном.

— Вот и хорошо. Не разочаровывай меня. — с довольной ухмылкой произнёс отец.

Эти мерзкие слова едва не вывели Никиту из себя. Он сдержался лишь чудом. Впервые Никита осознал, насколько ужасным человеком он был, прислушиваясь к отцу и ища в этом удовлетворение. Но показать отцу перемену в себе было бы слишком рискованно. Слабость и ненависть нельзя показывать. Поэтому он только сухо процедил «я пойду», прежде чем повернуться в поисках Жанны и её успокаивающих зелёных глаз.

Найдя её среди толпы, он, молча умоляя взглядом, прошёл мимо. В туалете, несмотря на данное себе обещание не приближаться к ней ближе, чем на метр, он всё же не сдержался. Горячие прикосновения его ладоней — она же выдержала, значит, прошлой ненависти уже нет. По крайней мере, он на это надеялся.

— Жанна… постой немного… пожалуйста. Прости, я обещал тебе- произнёс Никита, ещё сильнее прижимая к себе девушку. Его голос был тихим, хриплым от сдерживаемых эмоций.

— Всё хорошо, Я рядом.

— Жанна… я… прости меня. За всё. За то, что я сделал. Я долго… очень долго не понимал, где грань между хорошим и плохим. Я думал… я думал, что она там, где я её проведу. Я не понимал, насколько люди хрупки. Я был… жестким. Я думал, что каждый должен пройти то же дно, что и я. Я ошибался. Глубоко ошибался.

Жанна молчала, прижавшись к нему. Она не могла подобрать слов. Да, он был болен. Не ужасен сам по себе, а «сделанным» ужасным. Она жалела его, но одновременно чувствовала себя запертой в бесконечном повторе одних и тех же мыслей. Правильно ли жалеть его? Сочувствовать, несмотря на непростительные поступки?

Она согласилась помочь Кириллу, чтобы доказать самой себе, что она всё ещё тот же человек, что последние события не сломали её. Она хотела излечиться с помощью Никиты, вернуться домой, почти такой же, как раньше. Но это оказалось сложнее, чем она думала. Мысли о прошлом, жалость к себе и к Никите, стали её новыми мучителями. Она чувствовала себя растерянной, словно попала в лабиринт, из которого не видела выхода. Её решение помочь Кириллу было не просто актом доброты, а попыткой найти свой собственный путь к исцелению, путь, который, казалось, был так же запутан и тернист, как и путь Никиты.

*****

Их дело было сделано, необходимости оставаться дольше не было. Они покинули вечеринку задолго до того, как началась суматоха. Возвращение домой было тихим и спокойным, словно они возвращались не с шумного светского мероприятия, а из уютной прогулки по парку.

Жанна тихонько открыла дверь своей квартиры, скинула туфли и прошла на кухню. Никита вошел следом, немного неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Он нашел её у холодильника. Жанна достала контейнер с едой, приготовленной ещё утром, и начала есть прямо из него ложкой, даже не удосужившись подогреть.

— Жанна… — начал Никита, — Может, подогреем?

— Нет, — ответила она, не отрываясь от еды. — Была на одном из самых шикарных столов в городе, а есть не смогла ничего. Просто ничего не лезло в горло. А сейчас очень голодна.

— Я тоже только что почувствовал голод, — признался Никита, его голос звучал мягче, чем обычно. — Может, закажем еду?

Жанна задумалась на мгновение. Она решила, что хотя бы эти оставшиеся две недели будет относиться к нему нормально.

— Хорошо, — сказала она, отставляя контейнер. — Закажи мне большой бургер. С сочным мясом. Организм требует побольше жира.

Никита улыбнулся. Он почувствовал, как что-то меняется в их отношениях. Надежды на то, что Жанна останется с ним и после окончания этого месяца, неожиданно окрепли. Несмотря на всё, что было между ними, сейчас, в тишине её квартиры, окруженные запахом домашней еды, казалось, они достигли той самой гармонии, к которой он так долго стремился. Чувство спокойствия, впервые за долгое время, окутало его.

Но эта идиллия оказалась недолгой. Утро наступило с чувством тревоги. Никита проснулся в гостевой комнате Жанны — единственной гостевой комнате, ведь других гостей у неё не бывало. Жанна ещё спала. Он убедился в этом, тихонько приоткрыв дверь, и, стараясь не потревожить её сон, собрался и ушел.

Возвращение в свою квартиру было лишено прежнего спокойствия. Давящая тишина заставила его включить телевизор, чтобы хоть как-то заполнить пустоту. В душ сходить не успел — новостная лента на экране приковала его внимание. На экране мелькнуло знакомое лицо — женщина, закатившая скандал на вечеринке, мать Кирилла. Заголовок новостей заставил его сердце остановиться: «Тело женщины, обнаружено неподалеку от больницы, смерть признана самоубийством… Прокуратура проверяет обстоятельства».

Потом появились звонки. Многочисленные звонки от отца. Никита не ответил ни на один. Он нашел номер Кирилла, и тут его охватили сомнения. Имел ли он право звонить ему? Утешать? Помощь ему точно понадобится — если не в качестве друга или брата, то уж точно в качестве адвоката, если Кирилл решит восстать против отца. Никита решил ехать к нему.

Когда Никита приехал к Кириллу, дома никого не было. Он остался сидеть в одиночестве в пустом холле, чувство тревоги нарастало, смешиваясь со страхом и внезапно нахлынувшей безнадёжностью. Спокойствие утра испарилось, оставив после себя пустоту и предчувствие надвигающейся бури.