— Конечно, — эхом отозвалась Рин, чувствуя, как внутри разливается что-то холодное.
— Я и подумать не могла, что у него ТАКОЙ потенциал, — продолжала щебетать Кирихара. — Представляешь, он выдал такое рассуждение о познании и истине! Прямо философ-экзистенциалист! И эта его новая стрижка…
— А как успехи у других учеников? — перебила Рин, стараясь, чтобы голос звучал непринуждённо.
«Спокойно, — говорила она себе. — Ты сама этого хотела. Чтобы он раскрылся, нашёл себя. Чтобы другие увидели в нём то, что видела ты…»
Но почему-то от этой мысли становилось только больнее.
Кирихара с готовностью переключилась на других учеников, но Рин уже не слушала.
Перед глазами стоял образ Казумы, увлечённо рассуждающего о философии. Наверняка с той же страстью, с какой когда-то спорил с ней о биологии. С той же искрой в глазах…
«Да что с тобой такое, Рин? — одёрнула она себя. — Ты учитель. И должна радоваться его успехам…»
Но предательское сердце продолжало ныть, напоминая, что когда-то эта искра в его глазах предназначалась только ей одной.
* * *
— Так, ребята! — староста хлопнула в ладоши. — Уже половина пятого! На сегодня хватит, все отлично поработали!
По актовому залу прокатился облегчённый вздох. Кто-то потягивался, разминая затёкшие мышцы, кто-то торопливо собирал вещи.
Казума достал телефон и, помедлив секунду, набрал сообщение Мияко: «Буду ждать у выхода».
Ответ пришёл почти мгновенно: «＼(≧▽≦)／ Скоро освобожусь!»
Он невольно улыбнулся. Надо же, даже смайлики у неё какие-то солнечные, что ли?
— Чего лыбишься, архитектор? — Азуми заглянула через плечо. — О, переписываешься с розововолосой феей? Как мило!
— Иди уже в свою редакцию, — он шутливо отмахнулся. — А то опоздаешь на собрание юных акул пера.
— А ты не забудь завтра принести новый картон, а то на колонны не хватит! — и, показав язык, направилась к выходу.
У шкафчика его ждал очередной белый конверт. Казума привычным движением отложил его к остальным, даже не задумываясь. Странно, но эти письма уже стали чем-то вроде школьного ритуала — как звонок на урок или обед в столовой.
Впервые за всё время он остановился у входа в школу, не спеша идти домой. Небо уже начинало окрашиваться в закатные тона, а весенний ветер играл с лепестками сакуры.
Харука и Кенджи прошли мимо, о чём-то оживлённо разговаривая. На секунду их взгляды встретились — Харука тут же отвела глаза, а Кенджи только кивнул.
— Пока, Ямагути! — бросил он через плечо.
— Увидимся завтра, — эхом отозвалась Харука, и что-то в её голосе дрогнуло.
Рин появилась неожиданно — просто материализовалась рядом, как привидение из какого-нибудь фильма ужасов.
— Ямагути-кун? — прозвучало её искреннее удивление. — Ты ещё здесь? Что-то случилось?
— Нет, сенсей, — он улыбнулся спокойной улыбкой. — Просто жду Мияко.
Рин застыла. Всего на миг. В глазах промелькнуло что-то похожее на боль, но она тут же спрятала это за профессиональной маской:
— О, это… это хорошо. Важно развивать социальные связи в старшей школе. Это помогает личностному росту.
«Личностному росту? — она мысленно поморщилась. — Серьёзно, Рин? Это всё, что ты можешь сказать?»
— Спасибо, сенсей, я учту ваш совет.
Она кивнула и поспешно направилась к воротам, чувствуя, как предательски щиплет в глазах. Может, это просто весенний ветер? Да, точно, просто ветер…
— Казума! — раздался звонкий голос Мияко. — Прости, задержалась!
Рин не обернулась, но её шаги стали чуть быстрее. За спиной звучал смех — юный, беззаботный, счастливый.
Как и должно быть.
Глава 17
Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая улицы в тёплые оранжевые тона. Мы с Мияко шли домой, и впервые за долгое время мне было… хм, легко? Да, наверное, именно это слово.
— Так почему всё-таки подстригся? — Мияко пританцовывала рядом, словно розововолосая эльфийка на прогулке. — Решил сменить амплуа злодея из якудза на прекрасного принца?
— Скорее уж на симпатичного второстепенного персонажа, — усмехнулся я. — Знаешь, из тех, кто появляется в паре серий и крадёт сердца фанаток, а потом исчезает.
— Ну-ну, — она игриво толкнула меня плечом. — А по-моему, тебе очень идёт. Прямо как будто занавес с картины сняли.
— Это намёк на то, что раньше я выглядел как натюрморт?
Мияко рассмеялась — звонко, искренне, как весенний ручей:
— Скорее как неоконченный шедевр. А теперь… — она окинула меня оценивающим взглядом. — Теперь ты больше похож на себя настоящего.
Я споткнулся о собственные ноги:
— Это что сейчас было? Комплимент от самой Мияко?
— Не зазнавайся! — она показала язык и пробежала вперёд. — А то возьму свои слова обратно!
Я рванул за ней:
— Поздно! Я уже записал это историческое событие в свой дневник!
— У тебя и дневник есть⁈ — она обернулась на бегу. — Дай почитать!
— Размечталась! Там же все мои тёмные секреты!
Мы гонялись друг за другом как дети, пока не выдохлись окончательно. И глядя на её раскрасневшееся от смеха лицо, я вдруг почувствовал, как внутри разливается нечто тёплое. Настоящее.
— Слушай, Мияко, — я вдруг стал серьёзным. — В тот вечер…
— Что? — её глаза заблестели. — Уже жалеешь, что ушёл? — она лукаво улыбнулась. — Правильно, я же такая милашка!
И щёлкнула меня по носу.
Как она это делает? Заставляет моё сердце биться…
— Знаешь, — протянул я с притворной задумчивостью, — а ведь правда. Ты — милашка. Особенно когда так краснеешь — прямо как клубничное моти. Такое же сладкое и…
— Ах ты пошляк! — она шутливо стукнула меня по плечу. — А говорил тогда, что во всём виновато виски!
— Эй, может сейчас я просто пьян от твоей красоты? — я изобразил самый невинный взгляд, на какой только был способен.
— Бака! — она покраснела ещё сильнее, но в глазах плясали смешинки. — Так и знала, что под маской угрюмого хикки скрывается настоящий извращенец!
— Ну прости, — я «обречённо» развёл руками. — Сказывается влияние романтических комедий. Знала бы ты, сколько я их пересмотрел в своём добровольном заточении!
— О боже, — она закатила глаза. — И что мне с тобой делать?
— Может, — я подмигнул, — терпеть мои странные подкаты?
Мияко расхохоталась и потянула меня за рукав:
— Пойдём уже, горе-романтик. А то скоро стемнеет, и ты превратишься обратно в хикикомори!
Через десять минут мы остановились на перекрёстке. Закатное солнце окрашивало всё вокруг в розовый, делая волосы Мияко почти прозрачными. Прямо как в сценах аниме, где время замедляется, а на фоне играет какая-нибудь душещипательная мелодия. Лепестки сакуры кружились в воздухе, создавая совершенно нереальную атмосферу. Один упал Мияко на нос, и она смешно сморщилась.
— Спасибо, что проводил, — она улыбнулась, смахивая лепесток.
— Как я мог поступить иначе? — я картинно приложил руку к сердцу. — Ведь ты словно звезда, освещающая мой тёмный путь…
Мы оба не выдержали и расхохотались.
— Боже, — простонала Мияко сквозь смех, — ты реально насмотрелся романтических комедий! Сейчас ещё начнёшь про судьбу и красную нить вещать!
— А что, — я ухмыльнулся, — разве не хочешь послушать мою лекцию о том, как наши души предначертаны друг другу?
Мы снова рассмеялись, но потом как-то резко затихли. Наши взгляды встретились, и что-то изменилось в воздухе. Что-то неуловимое, но очень важное. Мияко вдруг подскочила ко мне — легко, как фея. Её губы мягко коснулись моей щеки, и время действительно остановилось. На секунду. На одну драгоценную секунду.
А потом она прошептала мне на ухо:
— Вот и сказочке конец. Ты мог получить всё это, и меня, ещё в пятницу. Но сам отказался. Это месть, Казума. Теперь мы в расчёте. Прощай.
Она отстранилась, послала мне воздушный поцелуй и, развернувшись, пошла прочь с напускным торжеством.
Я стоял, замерев, чувствуя, как в остатки моего многострадального сердца впивается что-то острое. То ли нож. То ли её слова. То ли осознание упущенного шанса. Лепестки сакуры продолжали кружиться, словно насмехаясь над моим замешательством. Где-то вдалеке играла музыка из чьего-то окна — какая-то попсовая песенка про любовь и разбитые сердца.
