Осторожно, чтобы не разбудить Юкино… ещё не хватало с ней объясняться, почему я в такую рань собрался на пробежку, я выскользнул из дома. Весеннее утро встретило прохладой и тишиной.

— Ну что, мир, готов к возвращению Казумы? — хмыкнул я и побежал.

Только теперь без соплей и страданий. Обновлённая версия, улучшенная. С патчем от любовной лихорадки.

На параллельной стороне улицы замаячила фигура в спортивном костюме. Девушка бежала легко, словно танцевала. Мы оба синхронно забежали в парк. Поравнявшись со мной, она чуть прибавила темп — явно пыталась обогнать.

«Ну уж нет!» — какая-то глупая мужская гордость взыграла, и я ускорился.

Мы бежали почти вровень, и тут до меня дошло — я что, реально состязаюсь с девчонкой? Серьёзно, Казума?

Усмехнувшись, я сбавил темп. Она обогнала меня, и… О БОГИ. Эти чёрные обтягивающие лосины определённо стоили моего джентльменского поступка!

«Творите добро, японамать! И будете вознаграждены!» — пронеслось в голове, пока я бежал следом, наслаждаясь, кхм, пейзажем.

Её хвост чёрных волос покачивался в такт бегу, а лосины подчёркивали… эстетическую составляющую утренней пробежки. Я поймал себя на мысли, что, возможно, стоит сделать эти ранние пробежки своей новой привычкой.

«Хотя нет, Казума, — одёрнул я себя. — Ты же вроде как обновился, патч от любовной лихорадки установил. Нечего опять в те же грабли…»

Но взгляд всё равно то и дело возвращался к бегущей впереди фигуре. Что поделать — я всё-таки парень, а не святой.

Кстати, а почему она в маске бегает? Я заметил чёрную медицинскую маску на её лице, ещё когда она обогнала. Может, стесняется? Ещё и в кепке. Даже глаз не видно. Хотя какая мне разница.

Девушка свернула к турникам и начала делать упражнения. Я старательно отвёл взгляд — раз уж человек надел маску, видимо, не хочет лишнего внимания. Наверняка её достали со своими комплиментами. Фигурка-то у нее огонь.

Намотав ещё пять кругов по парку, я направился домой. И тут меня встретило оно — восходящее солнце. Розовато-золотые лучи окрасили небо, превращая обычный токийский пейзаж в какую-то фантастическую картину. Лепестки сакуры в этом свете казались маленькими фонариками, а капли росы на траве сверкали как бриллианты.

Вот это вид. Прямо как RPG, только круче. И никакой графики не надо — природа сама постаралась.

Я стоял, глядя на этот рассвет, и впервые за долгое время чувствовал какое-то умиротворение. Может, не такое уж плохое решение — эти ранние пробежки.

Утренние сборы в школу прошли на удивление легко. Чувствовался какой-то необычный подъём — может, от пробежки, а может, просто наконец-то выспался.

— Что это с тобой? — Юкино подозрительно посмотрела на меня за завтраком. — Выглядишь подозрительно довольным для того, кто сутки провёл в своей берлоге.

— Просто понял, что жизнь прекрасна, особенно когда у тебя есть такая заботливая сестрёнка, которая даже правильный сорт орехов в с одного взгляда различает, при том внутри шоколада, — я подмигнул ей.

Она просто фыркнула. Да-да, фыркай. Это только начало.

— Ладно, я готов, ты идёшь?

— Я ко второму, — ответила Юкино.

— Как знаешь, — я поднялся и закусил зубами последний кусок тоста. — Не фабуть закфыть дом!

— И какая муха его укусила… — донеслось мне вслед. — Может, побочный эффект от затворничества? Синдром внезапного оптимизма у хикикомори?

Я только хмыкнул, выходя за дверь. Пусть думает что хочет — сегодня даже её колкости выглядят почти милыми.

Мир взорвался какофонией звуков, едва я распахнул дверь. Воробьи на сакуре устроили утренний концерт, пытаясь перекричать дребезжание мусоровоза. Где-то вдалеке тявкала собака, а из-за стены доносились обрывки новостей и грохот посуды. Типичное утро в нашем тихом районе. Типичное, если не считать тоста, зажатого у меня в зубах, и скорости, с которой я нёсся по улице, словно опаздывал на экспресс. На мне была слегка помятая форма — вечно синий пиджак, белая рубашка, повидавшая виды, и брюки, идеально отглаженные после отсыпа от компа.

Выскочив на улицу, я чуть не снёс почтальона, который как раз пихал газету в наш ящик.

— Простите! — пробормотал я, лавируя между мусорными баками.

Тост угрожающе болтался во рту, грозясь выпасть и украсить кетчупом асфальт. Весенний ветер трепал волосы, швыряя в лицо лепестки сакуры. Они липли к ресницам, щекотали нос — я словно бежал сквозь розовую вату. Аромат цветущей сакуры смешивался с запахом свежей выпечки и выхлопных газов — типичный токийский парфюм.

Прищурился, глянув на часы. 8:23. Семь минут до звонка. Успею. По системе Сайтамы же тренируюсь! Десять километров — раз плюнуть! Перемахнул через заборчик, отделяющий тротуар от дороги, приземлившись с изяществом голодного кота, и промчался мимо лавочки, облюбованной местными бабулями-сплетницами. Они проводили меня взглядами, полными недоумения. Видимо, нечасто видят парней, несущихся в школу с тостом во рту.

На перекрёстке чуть не попал под велик. Велосипедист, чертыхнувшись, объехал меня по широкой дуге. Я даже не замедлился. Впереди замаячили ворота Сейрин. Чувствуя, как горят лёгкие, рванул ещё быстрее. 8:29. Почти у цели!

Влетев во двор, проник между толпами учеников, которые неспешно двигались ко входу. Кто-то зевал, кто-то залипал в телефон, кто-то трепался с друзьями. Никто из них явно не бежал кросс с тостом во рту. Проскочил мимо клумбы с тюльпанами, едва не приложившись головой о ветку сакуры, и влетел в здание за секунду до звонка. 8:30. Идеально. Прислонившись к стене, я пытался отдышаться. Тост, размокший от бега, всё ещё торчал у меня во рту. Я вытащил его, откусил кусок и, с трудом проглотив, подумал: «Теперь понимаю, почему Сайтама лысый. Это всё от стресса…»

Я зашёл в класс, всё ещё пережёвывая многострадальный тост, и сразу почувствовал на себе целый спектр взглядов. Харука сделала вид, что очень занята учебником, но я заметил, как она украдкой посмотрела в мою сторону. На её лице промелькнула целая гамма эмоций — от смущения до беспокойства, прежде чем она снова нацепила свою маску школьной принцессы. Прямо актриса погорелого театра, честное слово.

Кенджи, развалившийся на стуле как якудза в своём логове, коротко кивнул. Надо же, после той пьяной исповеди в караоке мы почти друзья. Или хотя бы не враги — уже прогресс.

— Доброе утро, Ямагути-кун! — Момо, кажется так её зовут, помахала рукой. Смутные воспоминания о караоке подкинули картинку: она что-то увлечённо обсуждала с подружками, пока я… так, не будем о грустном. Я махнул в ответ, пытаясь сохранить лицо человека, который точно помнит, с кем здоровается.

— О, наш спринтер-тостоед пожаловал, — фыркнула Азуми, когда я проходил мимо её парты. — Знаешь, есть такая штука — будильник. Изобрели специально для таких любителей опаздывать.

— А я думал, его придумали, чтобы было что швырять о стену по утрам, — парировал я, плюхаясь на своё место у окна.

— Между прочим, у тебя крошки на подбородке, — она демонстративно постучала пальцем по своему лицу. — Прям как у трёхлетки, который впервые сам попытался поесть.

— Это не крошки, а боевые шрамы моего забега с тостом. Кстати, я только что установил личный рекорд.

— Хвастун, — Азуми закатила глаза, но я заметил, как дрогнули уголки её губ.

Я вытер предательские крошки и уставился в окно, делая вид, что любуюсь сакурой, а не размышляю о том, как странно всё изменилось за последние дни. Интересно, это я так повзрослел, или просто наконец-то нашёл свою нишу в этом школьном улье? Хотя нет, какое «повзрослел» — я же до сих пор бегаю с тостом во рту как персонаж второсортного ромкома.

Скрип двери прозвучал как в тех сценах аниме, где вот-вот должно случиться что-то судьбоносное. Я поднял глаза и замер — на пороге стояла Рин-сенсей. Строгий тёмно-синий костюм подчёркивал фигуру так, что даже моё сопротивляющееся сознание на секунду забыло, как дышать. Волосы убраны в аккуратный пучок, открывая изящную шею — она выглядела как-то иначе. Холоднее. Отстранённее. Будто между нами выросла стена из прозрачного, но небьющегося стекла.