Сынок замминистра аль-Сольха, бывшего посла, и одного из самых толстых владельцев концерна «Вуц Индастриз» - самая та кандидатура. Потому что второй был какой-то безвестный и безродный Хс, и его кто угодно пристрелил бы просто так, чтоб у противника стало на одного бойца меньше. Но тогда получается, что Бреннер засветился? Недаром же малыш Фарид так нахально вцепился в его помощника? «Одноглазый» и «нечаянно засветился» не очень хорошо сочетается… зато намеренно и обдуманно он способен не только засветиться, а запустить целый фейерверк с высокой башни.
За этим министерским сынком еще кто-то следил, между прочим. Свои прикрывали? Непохоже, но, может, он и сам не знал, что за ним присматривают. «Блоху» с него сняли, как сказал Рашид, жайшевскую. Мальчишка, конечно, нес отменный бред – и сам нес, и под газом нес, и под еще какой-то дрянью, и были его глупости вполне связными и правдоподобными, но, может быть, это внушение? Бывают такие вещи, бывают…
Вот и гадай теперь – то ли это мы хорошо и вовремя ушли из-под носа у Народной Армии, то ли это они вполне намеренно нас спугнули и теперь зачем-то выжидают.
Если так - то следующее движение за ними, что неприятно и опасно... но из города все равно еще недели две деваться некуда. Вернее, места-то пока есть - а вот под проверку, под наблюдение, под камеру попасть проще простого. И погубить себя, группу и место заодно. Рецепт тут простой - не двигаться, пока не спадет волна. Потом отработать новый путь отхода. Потом... в теории, воспользоваться им и тихо исчезнуть.
На практике - люди такое плохо переносят. Люди даже поражения переносят легче, чем вот такую пустоту: пришли и вообще ничего не сделали. А уж пара недель ожидания... да что там люди, дней через десять и сам Ажах не поручится за себя. Опасность и скука - самая вредная для дела комбинация.
Но сейчас уходить нельзя. Проверяли и проверяют. Нет, Дубай превратился в накрепко запечатанный кувшин. Из него не просочиться. Его можно только разбить.
Мотивом льва во всех условиях является лень,
А лень является, его не спросив,
У лени черные очки и марабу набекрень,
И этот медленный, копытный, поглощенный жарой, перкусионный – тень уходит и вода далеко – незамолкающий равнинный мотив.
А над саванной ходит гоголем большой вертолет
И сам себе подвывает винтом,
И не снимает половодное движение стад,
И не снимает желто-желтую семью на холме,
А только рыскает стволами, потому что война
Ломает ритм, ломает рифму,
Гонит дело к зиме,
Совсем не о том
Поет,
И не остается – над.
Исходный материал: калиграффити на стене Каирского Университета, выполнено, соответственно в виде перетекающих друг в друга льва и тяжелого армейского вертолета «Пеликан». Перевод на русский.
Амар Хамади, следователь на выезде
Краткая нарезка из похождений Фарида – второй уровень важности. Рассказ о прекрасной деве из магазина – первый. Пояснение: хронометраж пребывания инспектора Хамади в гостинице, время запроса, якобы сделанного из пустого номера на пару этажей ниже номера членов семьи Афрасиаба Усмани. Отправить Штаалю впереди себя. Готово, теперь можно и идти самому.
Строгая Субая как всегда стояла на страже графика и распорядка, так что Амару было предоставлено кресло и – о диво – чашечка отличного кофе, густого и сладкого, стакан ледяной воды и тарелка закусок. Впридачу – нежная улыбка, материнская, если только представить себе почтенную акулу-мать, взирающую на младшего любимого акуленочка. Опешив от такого приема, Хамади уселся в кресло и принялся пить кофе, закусывая финиками. Потом набрал сообщение Паломе, потом включил в наушнике аудиокнигу, прикрыл глаза и погрузился в очаровательную историю про американского разведчика в странной долине. Вот что Вуэ надо было экранизировать. Не так эффектно, зато какой подтекст, и как можно было бы его обыграть…
Амар обнаружил, что спит, а вернее, спал, когда его разбудили. Грубо, бесцеремонно и практически на рабочем месте.
Вставайте, граф, вас ждут.
- Знаете, за что я не люблю войну? - спросил вместо "доброе утро" Штааль, прямо-таки лучащийся бодростью и почти довольством. - После нее потом приходится устраивать такую уборку, что проще не доводить до войны. Я прочитал ваш... доклад, - продолжило начальство, видимо, прочитав что-то также в оловянных амаровых глазах, - и счел за благо не находиться в одном здании с младшим аль-Сольхом. По крайней мере, в ближайшие несколько часов. Так что вместо этого предлагаю поехать и поговорить с семейством Усмани. Транспорт за мой счет.
Транспорт оказался мотоциклом. В предложенном шлеме обнаружилась стандартная рабочая гарнитура.
Через три минуты Амар решил, что гарнитура – лишнее дополнение. Все то, что просилось на язык, ни в коем случае нельзя было произносить вслух, но хотелось же, до того хотелось… так бы ветер унес слова и все в порядке. Приходилось глотать.
Этот человек мне рассказывал трагические истории о травме? Этот… психопат безумный трогательно хлопал глазами и героически почти-не-жаловался?!
Хуже всего – пустота за спиной. Вцепляться в водителя как в соломинку стыдно, но стыд страху не помеха. Не будь гарнитуры, Амар бы просто уткнулся лбом в спину шефа, прикрыл бы глаза и ждал, когда ужас закончится – как на аттракционе – но приходилось еще и поддерживать беседу.
Самым гнусным было то, что правил, кажется, никто не нарушал, из ограничений не вываливался, соседей не подрезал, опасных ситуаций - для других - не создавал. Просто мотоцикл шел тютелька-в-тютельку на пределе разрешенной скорости, а на трассе, где лимита не было - на пределе самой машины. И еще не тормозил, видимо, никогда. На поворотах - особенно. На поворотах он ускорялся. И накренялся. Без предупреждения.
- Скажите, Валентин-бей, - поинтересовался Амар, - а прыгать через бортик на нижнюю трассу правила не запрещают?
- Раньше не запрещали, - отозвался водитель, - теперь, увы, запрещают, даже если это безопасно.
Увы, подумал пассажир, действительно – увы. Я бы просто умер, наверное, и все.
Опоры бордюров сливались в черно-белую линию, смотреть на нее было тошно. Укачивало.
- Могу я спросить…
- Можете. Без таких вступлений и без титулов, кстати. – Штааль заложился в особо лихой поворот, Амар вцепился в него, как в возлюбленную. – Скоро ли доедем?
Сволочь, подумал пассажир, но вслух сказал иное:
- Что вчера было у Вождя?
Поворот, два перестроения, поворот.
- Я этого, наверное, не смогу описать… - мечтательно сказал водитель. - Сначала меня два часа мариновали. Вернее, они думали, что мариновали, а на самом деле этот процесс называется возгонкой. Так что когда меня выдернули из помещения и спросили, не осуществляю ли я, случайно, сей именно секунд государственный переворот, я сконденсировался прямо на месте и на все, что подвернулось. Наверное, с моей стороны было невежливо объяснять Вождю, как именно следует устраивать перевороты - у него их за плечами два, а я только теоретик - но он все-таки несколько отстал от жизни за эти годы.
- Он… оценил? – Кажется, это розыгрыш. Кажется, стоит подыграть.
- Не уверен. Вот господин Айнур, пожалуй, оценил, даже слишком. Под конец он все-таки вспомнил как дышать, но до того… - прозвучало с определенным злорадством. – Впрочем, этого-то я не имел в виду, и даже не помнил, что надо тянуть время до вашего появления. Как-то само получилось. Вождь меня выслушал, применил всю свою проницательность, понял, что я ничего не замышляю – и принялся излагать претензии Бреннера. Достал блоху, которую снял с аль-Сольха…
Поворот и выезд на проспект Шейха Заеда. Отсюда уже видны башни «Симурга».
- Вот на блохе господин Айнур и очнулся слегка - когда я показал Вождю, чья она на самом деле, и объяснил разницу. Это было перед самым вашим приходом и жаль, что вы пропустили такое зрелище. Как двое студентов-энтомологов с определителем. Меня согласились слушать дальше и я принялся рассказывать, что мы успели обнаружить за эти три дня. И тут явились вы.
