- Мне?
- Вот я и говорю, - турок улыбнулся. – Зависти лучше избегать.
- Да в чем мне можно завидовать?!
- Как чему?! – собеседник явно удивился не меньше Амара. Поворочался за столом, покряхтел, вытер руки бумажной салфеткой, - Благосклонности начальства, конечно. Ты только недавно к нам пришел, а уже… В общем, возвысившись, нужно становиться щедрее.
- С меня угощение, что ли?
- Вот молодец, все понимаешь.
Это была благосклонность. И афганцы, и Фарид, и "ваш кандидат", и все это... вместо нормальной работы, как у всех. Конечно, капитан Хамади, вот это зубастое с картин Гойи и Пикассо одновременно и еще от Босха чуть-чуть позаимствовавшее, это начальственная благосклонность, не перепутайте. Эвменида, немножко бывшая эриния. Такое дело точно нужно запить и в одиночку это запить не получится.
- Обычаи - прекрасная вещь, - радостно кивнул Амар. - А как насчет даты?
Человек без коньков
В этот раз все куда проще. До кабинета от черного хода – семь минут закоулков. Обстановка – временная, конечно, не пластик, но все как попало, из запасников. За стенкой колышется вода, булькают системы жизнеобеспечения, плавают, иногда касаясь друг друга образцы живой радуги. Он знает об этом точно, потому был за стеной. Там экран во всю стену, там прекрасная техника... и очень плохая акустика, чтобы думать не мешало. Я их представляю себе рыбами, а они меня – кем? А по эту сторону хозяйка аквариума. И он.
- Данных от нелегалов у вас еще, конечно, не может быть, рано, - пожимает плечами женщина с ярко-белым сегодня, явно из бутылки налитым лицом, - Расскажите, что вы успели собрать.
- Кое-что есть, мэм. Не так уж и много. - Это преуменьшение; преуменьшения - весьма элегантная вещь. - Мы почти точно знаем, что Народная Армия Турана арестовала ряд чинов военной разведки за сотрудничество с известным западнопакистанским террористом Ажахом аль-Рахманом.
Женщина за столом поднимает почти невидимую под белой косметикой бровь.
- Это то, - поясняет он, - за что их арестовали. Не вымышленный предлог. Во всяком случае... институты Народной Армии искренне убеждены, что военные действительно сотрудничали с террористами. Не предлог, но возможно - повод, а не причина. И в любом случае, по мнению местных, к убийству Тахира этот заговор не имеет никакого отношения.
- Мы настолько недооценили уровень активности в армейской среде? - спрашивает госпожа премьер-министр и ее собеседник, в который раз за сегодняшний день, и вчерашний, и ночь, ощущает весь свой возраст, в годах и месяцах, в костях, в слишком быстро утомляющихся мышцах, в памяти, которая не хранит, в том, что тридцать часов без сна - уже не бесплатная рутина, а не вполне осмысленный подвиг...
- Видимо, да,- кивает он. Недооценили... это тоже преуменьшение. Немножко не то слово. С учетом расположения источников. Одно утешение - наши нелегалы настолько нелегальны, что когда их берут за жабры или убивают, в двух третях случаев это происходит по местным причинам... - Либо, что тоже вероятно, эта часть операции была секретом и для большинства недовольных - настоящим секретом, и потому с нашего ракурса ее было не разглядеть.
Это еще одно элегантное преуменьшение. Госпожа премьер-министр не знает, что вчера средь бела дня - дни в Дубае действительно раскалены добела, - один наш источник арестовал другой наш источник, о чем даже своевременно доложил. Об аресте, естественно. Обо всем остальном он не знал. Второй источник, разумеется, доложить не мог.
Наши нелегалы настолько нелегальны, что даже берут друг друга за жабры по местным причинам. Это отличный результат, им можно гордиться. Даже если первый источник вскроет и распотрошит второго на благо местной власти.
Стоящая за этим проблема - дело внутреннее и не касается Госпожи Гарпии.
- И официальных комментариев нет... - задумчиво говорит сама себе достопочтенная госпожа Гарпия.- Никаких. Мрак и туман. Даже если это для них сюрприз - почему молчат?
- В теории, мэм, в таких ситуациях положено держать происходящее под крышкой столько, сколько возможно. Чтобы никто не начал делать глупости, не ударился в бега или, того хуже, в панику.
От мысли о том, на что способен тот же аль-Рахман, ударившийся в панику посреди мегаполиса «недоверков», нехорошо становится даже ему, а у дубайских служб, вероятно, гусиная кожа, которой они все покрылись, уже перья выпускать начала.
- А на практике все, кому надо, уже все знают...
- Позвольте также напомнить, что туранский стиль правления - демонстративно авторитарный и изоляционистский. Даже невзирая на то, что дубайская конференция еще не закончила работу, Алтын не считает нужным давать присутствующим какие-то пояснения по внутренним делам, а аресты в армейской разведке, действительно, считаются таковыми. Это, если угодно, дополнительная и вполне осознанная демонстрация автономии. Особенно ввиду конференции.
С туранского вождя сталось бы ответить «а какое ваше собачье дело, что происходит в нашей армии?» на официальный запрос. Или напомнить, что Туран как единая держава, имеющая армию центрального подчинения, для Европы и Америки до сих пор не существует, так что непонятно, с какой стати кого-то может интересовать арест военнослужащего несуществующей армии несуществующей страны.
- Ну, примем за версию... За одну из версий.
Что-то госпожа премьер-министр не в духе. И сидит тихо, и разговаривает сама с собой.
Женщина распахивает глаза движением заводной куклы. Глаза обычные - с желтыми пятнами и розовыми прожилками.
- Я вам не нравлюсь сегодня?
И как на это отвечать? Это совершенно точно не входит ни в профессиональные, ни вообще в какие бы то ни было обязанности.
- Вы радуйтесь лучше. Войны теперь не точно будет. Даже кризиса не будет. Даже деньги не пропадут. Все хорошо. У кузенов в конгрессе, вероятно, случится тихий переворот, а у меня от этих новостей наступила депрессивная фаза. Была бы маниакальная, я слетала бы в Дубай и предложила Эмирхану Алтыну выйти за меня замуж.
Амар Хамади, следователь
- Вы думаете, что он это что-то вытеснил? - спрашивает врач.
- И теперь не хочет вспоминать, - подтверждает Амар-разбуженный-идеей. - Что-то, что с ним там случилось. Понимаете, он помнит лица, помнит даже, кто с каким акцентом говорил, а вот что было, не помнит. Первый день, поначалу - еще может быть, еще понятно. Тяжелое опьянение, похмелье, потом неумелая детоксикация, сильный стресс. Но ведь динамики никакой. И скорее всего, это что-то личное, личная реакция.
У врача глаза Медузы, утратившей веру в свои способности. Он рад бы испепелить, окаменить инспектора Хамади молча, без слов, одним лишь взглядом через очки – а на наглого инспектора отчего-то не действует.
- У вас, как я понимаю, богатый личный опыт, - наконец выдавливает из себя психотерапевт. – Но не думаю, что это достаточная основа для обобщений и предположений.
- Уж объясните, пожалуйста, в чем я ошибаюсь.
Врач, кажется, считает Медузой – или василиском – самого Амара, потому что застывает, вытаращив глаза, и только усы топорщатся от несказанной амаровой наглости.
- Это так сложно? Если я говорю что-то не то, вы же можете мне объяснить?
- Не могу и не буду. Это бессмысленно.
Врач встает, тень его ползет вдоль стены, следить лучше за ней. Потому что светло-голубой медицинский комбинезон на фоне светло-голубой же госпитальной краски смазывается и смывается. Если он еще и жестикулировать начнет, пиши пропало.
- Почему?
- Потому что вы попугай, нахватавшийся слов, смысла которых не знаете! - о, вот и начал, - Динамика! При чем тут динамика?! Если только предположить, что речь идет действительно о вытеснении травмирующего события, сутки тут не срок!..
- Спасибо, вот теперь понятно… а все-таки что делать? Не можем же мы полгода ждать, пока он все вспомнит, да и вспомнит ли… - И, пока доктор повторно стал набирать воздуха в грудь: - Речь идет о вопросе такой важности… понимаете, он опознал, по альбому со снимками, не кого-нибудь, а самого аль-Рахмана. Но он не помнит деталей и подробностей. Он вообще ничего не помнит, кроме лиц и региональных акцентов. Вы себе представляете, что может случиться? Буквально в любую минуту, прямо здесь, в Дубае?
