- Надо же, - Вальтер покосился на бреннеровский терминал, где на паузе мерцал ещё какой-то фильм. Может, и пресловутый «Улей», который как раз снимался европейцами и, кажется, против туранцев. Как «Последний кольценосец», только наоборот. А, может, и израильский «Дом осуждённых», который по аннотации производил впечатление чумы, призываемой на все окрестные дома. Пойти, что ли? Только где на это время взять? Ещё сводка прогнозов по конференции не дочитана… Но не удержался, заметил:

- Может, мне надо было что-нибудь посерьёзнее посмотреть? Если ты из боевика, который вполне заслуженно попал на последнее место, такие мысли вытягиваешь, интересно, что ты из остального извлечёшь?

- Мысли – они в голове, - рассмеялся Бреннер и звучно постучал себя по лбу. – Кто там? Подожди, я сам открою… От деятелей культуры не требуется, чтобы они были мыслителями. Это от нас требуется, когда мы их творения воспринимаем. Они что-то там улавливают, как автор «Осуждённых»… кстати, почитай как-нибудь книгу, знаю, что современников не любишь и обычно заслуженно, но тут есть смысл. А потом передают это в доступном нам виде. У них-то всё обычно уходит в чутьё и создание образов, на мысли сил не остаётся. У нас такой отмазки нет, увы.

- А что, не бывает авторов, у которых не только образы, но и мысли?

- Бывают, но редко. Когда я только приехал в Россию, мне Осокин дал несколько романов Достоевского и велел прочитать. «Для языковой практики», как он выразился. А потом уже, когда я всё прочитал, сказал, что ждал одного из двух: либо я пойму, что такое Россия, либо плюну и уеду к себе обратно. Такая мысль была, честно говоря. Но уж больно мне тогда возвращаться не хотелось, а потом ты приехал. Так вот – Достоевский словно гранату в подземный ход бросает, а оттуда летит… ну, всё, что было в пещере, то и летит. Бурит тоннель в подсознание и взрывает его изнутри. А когда я через несколько лет спустя читал его журналистские статьи, мне просто не по себе было. Не мог поверить, что этот человек в состоянии прочитать «Подростка» или «Бесов», не то, что написать их. Так что я с тех пор от писателей и других деятелей искусства стараюсь много не ждать, чтобы не разочаровываться лишний раз.

Магрибец: Давайте я начну с аналогии. Вы когда-нибудь видели старинное золочение? Сравнивали с современным?

Освобожденная Женщина Турана: Допустим.

Магрибец: Разницу заметили?

Освобожденная Женщина Турана: В целом, современное менее интересно.

Магрибец: Неинтересно, потому что однообразно. Современное – листовое ли, напыленное ли, - одинаково блестит и сверкает во все стороны. А когда стену или мебель работали старые мастера, по полименту, ссылка на термин внутри, они на такую элементарную вещь как ножка стула клали этот полимент в семь слоев, не меньше, и каждый второй слой полировали – а где-то не полировали, оставляли матовым или даже неровным. И это - то, что живет невидимым под поверхностью, влияло на то, как ляжет золото. Блеск каждый раз получался разным - его варьировали под узор. Это было искусство, а не демонстрация богатства.

Но для того, чтобы золочение стало искусством, нужны эти слои охры, глины, мыла, воска, китового жира и гнилого яичного белка.

Так же и с Тураном. Блеск видно из-за гор, но в чем его смысл? Они все никак не решат, что им снится - халифат при Аббасидах, Оттоманская Порта, Британская Империя или Советский Союз. И во всех случаях не помнят или не знают, как правильно класть оттенки.

Освобожденная Женщина Турана: Я понимаю, о чем вы говорите, но я боюсь, что ваш пример подводит вас. Современное неинтересно, но функционально. Оно использует золото не из-за красоты, а по традиции, как знак и сигнал, или – что случается все чаще - из-за его физико-химических качеств. Да и неинтересность относительна. Протяните аналогию дальше во времени и скажите мне, через сколько лет «туранская работа по листу» станет предметом восхищения антикваров и искусствоведов?

Инфопортал "Восточный экспресс"

Фарид аль-Сольх, старший сын Рафика аль-Сольха

Отцу шофер положен и машина положена, и вертолет положен, бледная министерская стрекоза, потому что времени добираться самому у него нет и водить самому времени нет, по дороге он работает. МИД свой парк само до ума доводит, пассажирские подлокотники все в разъемах. В детстве Фарид удивлялся, что не все машины такие, а только наша. Машина. Воск, электронная пыль, запах какой-то штуки, которой обрабатывают кожу. Звук остается снаружи. Огни плывут в стороны и навстречу. Дом.

Он любил приходить домой в любое время, но больше всего вместе с отцом, когда навстречу вылетали все обитатели: обе отцовские жены, младшие дети, слуги, собаки и кошки. Минут через десять кишение во внутреннем дворе рассасывалось – малышня назад по постелям, Ахеда и Октавия во главе прислуги шествовали в столовую, туда же отправлялось и зверье, словно нарочно петляя под ногами. Болтовня, новости, щебет женщин, отцовский баритон, запах свежего хлеба, риса, индийских пряностей, воска, дерева, благовоний и невесть чего еще.

- Бедный мальчик, - хором сказали женщины при виде Фарида. – Наверное, с утра так и не ел?

Бедный мальчик задумался, потом кивнул. Вместо обеда он смотрел «Улей», потом опаздывал на курсы, действительно, получается...

- Какой ужас!

И конечно же, ты сам не замечаешь, как перед тобой оказывается небольшая горячая лепешка, присыпанная зирой и мелко толченым орехом, и еще чем-то, потому что до обеда еще минут пять, а мальчик, бедный мальчик, должен поесть немедленно, и, когда ты отрываешь первый кусок, запах свежего хлеба достигает небес... а вкус не достигает рта, потому что кусок перехватывает проходящий мимо отец - и ты еще минуту вспоминаешь, как там назывались те скверные, которые таскали у преследуемых ими пищу изо рта, а потом все же лезешь в телефон проверить, а лепешки к тому времени уже нет, она внутри...

- Гарпий мужского рода не бывает, - говорит отец.

- А размножаются они как? – спросил Фарид, и пока отец сочинял ответный ход, решил воспользоваться своим положением: - Над чем ты так смеялся на семинаре?

- С любопытными молодыми людьми они размножаются, - буркнул отец. Пинг-понг. - А семинар ваш Семерых Спящих рассмешит. - Отец закатил глаза к небу и процитировал: - Маленькое, бедное, малонаселенное островное государство, большой близкорасположенный агрессивный континентальный сосед. В прибрежных водах обнаруживается нефть. Какой закон, принятый законодательным органом острова, позволил им избежать войны и сохранить за собой более 40% новых нефтяных полей?

Вокруг перестали щебетать. Слушали.

- Остальные кому достались? – почти сразу спросила Ахеда.

- Соседу, кому же еще, - ответила Октавия, потом сказала что-то старшей на ухо, та понимающе покачала головой.

Даже женщины в нашем доме знают правильный ответ, подумал Фарид, а я?

- Наверное, отдали крупному концессионеру, создали госкорпорацию?

- Нет, - улыбнулся отец. - Не помогло бы. Сосед там был такой, что сначала заглотил бы все и еще хвостик, а с концессионерами как-нибудь договорился бы. Способ они нашли другой и ни гроша на него не потратили.

- Сдаюсь, - сказал Фарид. – Ну пап, ну я же все равно по ключевым словам найду, это невозможно догадаться, это знать надо!

- Они создали фонд развития, которому отписали большую часть будущих нефтяных доходов. Распоряжаться этим фондом должен был особый совет, - отец выговаривал слова, как мясо с палочки обкусывал. Раз, два, рот полон сока, а хочется уже следующий кусочек... - из представителей всех партий. И только подавляющим большинством голосов. А деньги фонд должен был держать в банке...

- Не может быть... - выдохнул Фарид.

- Федеральный Резервный Банк Нью-Йорка. У вас всегда задачи из международной политики?