И вся эта рыба, и на полу, и в корзинах, и на полках, была в стазисе.

— Ничего себе… — ошарашенно выдала я.

— Неплохо девочки порыбачили… — с уважением протянул дед одновременно со мной.

— Что-то маловато… — в унисон с нами сказал драконище.

Мы с дедом глянули на него круглыми глазами.

— Что? Мы же драконы. Нам это на один зубок. Просто, наверное, мама постеснялась нести в твой дом больше. Ты же говорила, что не хочешь, чтобы тут пахло едой.

— Чушь какая, внучка. Для того, чтобы не пахло едой, существуют магические щиты. Мы с Антилией не единожды готовили.

— Ты умеешь готовить⁈ — вытаращилась я на главу рода Монков.

— Разумеется, Клара. Иначе как бы я питался на заданиях и в экспедициях?

— А я нет.

— А тебе зачем? Ты наша маленькая знатная риата. Но если хочешь, мы с Антилией и Теодором тебя научим.

— Папа тоже умеет готовить⁈

— Конечно. Но он только мясо на костре хорошо делает. Каши и похлебки ему совершенно не удаются.

— А… Ага… — выдала я. Подумала и спросила: — То есть не умеем готовить только я, Леандр и Жан-Луи?

— Мальчики уже прекрасно справляются с мясом на костре, как и Теодор. Леандр готовит отличную грибную похлебку, а Жан-Луи — повелитель каш. Он из любой крупы наловчился готовить невероятно вкусные каши.

— А я?

— А тебя пусть муж учит, если захочет. Ирден, ты умеешь готовить? — спросил дедушка у дракона.

— Конечно, — кивнул тот и улыбнулся мне. — Ягодка, не расстраивайся. Если ты захочешь, я тебя, конечно, научу. Но если у тебя не лежит душа к готовке, то не вижу причин, по которым нужно было бы себя заставлять это делать. Ты создаешь невероятной красоты одежду, умеешь поддерживать порядок и вести быт на высоком уровне. А готовит пусть нам кто-то другой.

— Да! Отлично! — выдохнула я.

Нет, я не то чтобы испытывала отвращение к готовке. Я ведь зельевар и прекрасно умею обращаться с ингредиентами. То есть могу по точному рецепту приготовить и еду. Просто не чувствовала в себе никогда желания сделать хоть что-то такое. Зачем? Есть те, кто это делает прекрасно и вкусно. Пусть сделают для меня, я заплачу. И продам то, что хорошо умею делать я. По-моему, все честно.

Просто внезапное знание, что я единственный член семьи — или даже двух семей, если считать с драконьей, — которого не научили готовить, озадачил.

Я наблюдала за дедушкой во время наших утренних посиделок. И испытывала странное чувство.

Я выросла. Повзрослела, а он постарел. Это не новость, я приезжала к семье на каникулы, видела родных. Но, наверное, просто не замечала перемен. Что несгибаемый и пугающий глава рода стал уставать быстрее, что добавилось морщинок, спина уже не такая прямая и весь он словно усох. Да и пугающим я его уже не назвала бы. Вернее, я это знала, но не осознавала до конца.

Почему я так боялась, что он или мама с папой узнают о моем пари, об этих розовых волосах и о том, как нелепо я выскочила замуж?

Это был страх ребенка перед тем, что его отругают родители. Но при всем этом ведь меня и братьев никогда не наказывали физически. Да и не ругали особо, как я сейчас понимаю. Особенно меня.

Да, у нас всегда царила жесткая дисциплина. Существовали правила, которые нельзя нарушать. Но это нормально для магов. А уж для магов смерти и подавно. Так почему же я при всей своей теплой привязанности к семье всегда считала, что меня не поймут, осудят или запретят что-то?

Не нахожу ответа. Вероятно, меня заставляла так думать внешняя суровость и сдержанность моих некромантов. Я слишком импульсивна и порывиста. А они нет. А сейчас я вижу улыбку мамы, ее мягкий взгляд. Замечаю, как на самом-то деле тепло смотрит на меня дедушка. И как он поддерживает меня.

И мне вдруг отчаянно захотелось заплакать. Сентиментальные глупые слезы, которые не приняты в нашей семье, подкатили вдруг к глазам, заставляя отчаянно моргать, чтобы не выпустить их на волю.

— Я отойду на пару минут, — сказала я.

Взяла кувшин с водой, чтобы прикрыть причину, по которой убегаю. И с ним вышла на крыльцо. А вот там уже поставила посудину на нагревшиеся за утро ступени, сама присела и лишь тогда шмыгнула носом.

Нет, я не собиралась плакать по-настоящему. Так, просто чуть-чуть посидеть одной и позволить миновать пику эмоций.

— Кто обидел? Кого закопать? — спросили вдруг розочки.

А к моим ногам подползла одна плеть и аккуратно подергала за край платья.

Это было так похоже на Леандра и Жана-Луи, что я невольно хихикнула сквозь слезы. Протянула руку и кончиками пальцев осторожно погладила колючую ветку.

— Вы прямо как мои братья. Они тоже всегда грозились закопать любого, кто меня обидит.

Розовые кусты зашелестели, зашушукались, повернулись всеми бутонами и уставились на меня.

— Мы, вообще-то, девочки!

— Я знаю. Вы потрясающие. Вы знаете?

Розовые кусты притихли, раздумывая.

— Да знают они все, вождь, — произнес из-за ограды голос Волилека. О как! Он сейчас на дежурстве? — Им дракон много раз говорил, когда взятки совал.

— Это были не взятки! — тут же возмутились розочки. — А дружеская подкормка от избранника нашей феи. Он ведь тоже жить хочет, хоть и хвостатый.

— На редкость агрессивные твари, — тоже из-за ограды донесся задумчивый комментарий Амалии. — Вот бы заполучить такие саженцы для королевы Рогнеды.

— Мы не агрессивные!

— Они не агрессивные! — подтвердила я, заступаясь за свои кусты. — Они сторожевые. И уникальные. Это живые артефакты, почти нечисть, их нельзя рассаживать как обычные кусты.

— Вот-вот, дерутся как настоящая нечисть, а не «почти».

— Амалия, ты лезла к моим розам? — спросила я, уже забыв о том, что вышла сюда чуть-чуть всплакнуть.

Упомнишь разве, когда тут вокруг даже скрыться от посторонних глаз негде.

— Лезла! — сдали ее розы.

— Амазонка… исследовала, — дипломатично заметил орк.

— Ну, не лезла, но хотела изучить, — вынуждена была признаться девушка. И тут же попыталась оправдаться: — Я же охраняю. А вдруг они потенциально опасны?

— Жизнь вообще потенциально опасна, — заметила я.

Встала, взяла кувшин с водой и прошлась вдоль кустов, поливая им корни.

— А тиво это вы тут делаете? И все безь миня веселой? — вывалилась со второго этажа Зараза. — Тиво тут интелесного плоисходить?

— Нитиво! — передразнила я горгулью и поймала ее одной рукой, так как она спланировала прямо ко мне.

— Ну лаз нитиво, давайте снова тютотьку эльфов поглабим. Тока нузьно им сьто-то взамен.

— Денег, — констатировала я. — Я уже приготовила кошелек. Там за прошлые два раза и на будущий.

— Неть. Затем эльфам денезьки?

— Денежки нужны всем, — не согласилась я.

— Я им клысок наловлю.

— Наших? Местных? Зачем эльфам наши местные дохлые крысы?

— Ой… Тиво это я? Хозяютька, ты плава! Я им зывых клысок наловлю! Тестный обмен. Им клыски — нам пеликальни.

Орк не выдержал и заржал, но, судя по звуку, тут же зажал пасть рукой. А потом тихонечко принялся объяснять амазонке, что такое пеликальни и почему эльфы не согласятся на такой неравнозначный обмен.

Зараза напряженно сопела. Деньги ей было жалко отдавать. Она хорошо знала, что это и зачем, и что их можно потратить на нас любимых. Крыс ей не было жалко, но мы воспротивились ее предложению.

Пауза затягивалась. Я молчала и не помогала.

— Ладьно, — заявила она хмуро. — Ы́бы им наловлю. В мо́ле.

— Сама? — хихикнула я.

— Сюмасасла? Я зе маинькая.

— И?

— Длакономузя возьму. Будет ыбу ловить.

— А ты?

— Помогать ему, конесьно. Говолить всякие плиятные слова, сьтобы ему было нескутьно.

— Идеальное решение! — Ирден вышел из-за двери.

Его глаза смеялись, губы подергивались в попытке сдержать смех. Он принюхался, чуть поведя головой, и спросил:

— Волилек, Амалия, рыбу пойдем ловить? Часть для Заразы и для сделки. А часть заберете себе, для всей команды.

— Пойдем, — ответила Амалия. — Только смену надо подождать. Через десять минут. Можно?