Я рассмеялась, звук вырвался из меня раньше, чем я успела его остановить.

— То же самое.

Мы оба повернулись и направились обратно к выходу. Я шла следом, проверяя, на месте ли пьяница… оптимистично полагая, что в один прекрасный момент он споткнется и больше не вернется. Но он так и сидел, уставившись в стену, и, наверное, думал о том, как отомстить тому, кто обидел его много лет назад. Потому что такие люди, как он, были злыми, пока были пьяны, но трезвый… он, вероятно, мерзкий ублюдок.

Я как раз проверяла, готова ли его еда, когда услышала, как открылась входная дверь закусочной. Я оглянулась через плечо, и мое сердце тут же забилось в такт, а затем приняло неровный ритм, когда я увидела вошедшего. Это был мужчина, которого я видела здесь много раз за последние два месяца.

И он был человеком, который мгновенно заставил все мои инстинкты выживания включиться.

Я не знала ни его имени, ни возраста, ни профессии. Он всегда платил наличными, всегда держался особняком. Он никогда не говорил больше, чем требовалось для заказа еды. И выражение его лица ничего не выдавало. Ни разочарования, ни усталости. Ни удовольствия, ни ненависти. Ничего. Как будто у него не было эмоций, этакий чистый лист, который ничего не видит, но все воспринимает.

Он был высок, с короткими темными волосами, и от него исходила аура, которую нельзя было принять ни за что другое, кроме как за опасность. В его походке и манере держаться чувствовалась сила, от которой захватывало дух. И сила его тела была очевидна, несмотря на темную одежду, скрывавшую его от посторонних глаз.

Но мне не нужно было знать его, не нужно было разговаривать с ним, чтобы понять, какого типа он мужчина.

Опасный.

Смертельно опасный.

Тот, кем мне не следовало интересоваться.

В моей жизни было много таких, как он, — мужчин, которые убивали руками и переходили к следующему заданию. Такова была их природа.

Я наблюдала, как он занял то же место, что и всегда, — в задней части закусочной, напротив входа. Он всегда следил за тем, чтобы стена находилась у него за спиной. Это еще один признак того, каким человеком он был… из тех, кто повидал достаточно насилия, чтобы его никогда не застали врасплох.

Из размышлений меня вывел звук, с которым повар ударил в маленький колокольчик, означающий, что блюдо для моего гостя готово. Взяв тарелку с бургером и картошкой фри, я схватила еще одно пиво, заметив, что пьяница уже — неудивительно — осушил первую бутылку.

Я поставила перед ним тарелку, а за ней и пиво. Он ничего не сказал, просто принялся за еду с отвратительными, неряшливыми звуками. Как только я повернулась лицом к мрачному и опасному человеку, сидящему в углу, мой живот сжался, внутреннее предупреждение, призывающее меня бежать в другую сторону, почти яростно взревело.

Но мне был знаком этот голосок, это шестое чувство, и я подавила его и подошла ближе. Потому что, хоть я и знала, что этот человек — тот, с кем я не хочу связываться, я также не могла солгать и сказать, что мое нездоровое любопытство было намного сильнее.

— Добро пожаловать в «У Сэла», — машинально сказала я. — Как обычно? — Он всегда брал одно и то же. Сэндвич с ветчиной и швейцарской колбасой на закваске. Картофель фри. Чашка кофе. Черный. Без сахара.

Он кивнул, его темные глаза смотрели в мои, а лицо ничего не выдавало. Я почувствовала себя животным, попавшим в капкан и столкнувшимся с голодным хищником. Я слабо кивнула и еще слабее улыбнулась в его сторону, прежде чем повернуться и направиться к повару, чтобы отдать заказ, но чувствовала, как его взгляд по-прежнему устремлен на меня, как будто он протягивает руку и срывает с меня одежду, обнажая мою плоть, прежде чем взять холодный зазубренный нож и разрезать меня.

Это было ужасающе.

Так почему же я жаждала большего?

4

Арло

Она была скромной, невинной, с мягким голосом, приятным для слуха, улыбкой, от которой у меня замирало в груди, и телом, которое вызывало желание зарезать любого мужчину, который хоть раз посмотрит в ее сторону.

Она была опасна для меня: темное желание, которое я испытывал, то, как она заставляла меня желать того, чего не должен желать такой ублюдок, как я. И при этом я ничего не знал о ней.

Но когда я заглянул в ее глаза, то увидел, что в ответ оттуда смотрит выживший. Я умел читать людей, не зная их истории. Она видела уродство и насилие, которые мир свободно раздавал… и которые я дарил в изобилии.

«Лина», гласил ее бейджик, — красивое имя в уродливом городе.

Я много раз приходил в «У Сэла», пока жил в Десолейшене, но не мог солгать и заявить, что не приходил сюда почти каждую гребаную ночь, потому что хотел посмотреть на нее. Я хотел быть рядом с ней.

Скорее всего, она лично испытала на себе всю жестокость этого мира, которая искалечила ее всю внутри. Я ощутил, как в моем нутре все сжалось от странного желания защитить ее, уберечь от дальнейшей душевной боли. Но кто я такой, чтобы кого-то спасать? Я забирал жизни. Я подчищал смерть.

Я был монстром в обличье человека. И не должен был хотеть оградить ее от чего-либо или кого-либо, кроме себя.

Я позаботился о том, чтобы заплатить ей, желая, чтобы она получила свои чаевые и не полагалась на кого-то другого, чтобы передать деньги Лины. Бар «У Сэла» определенно не славился своей системой чести. Я доел свой сэндвич и выпил кофе, а потом стал ждать. Я наблюдал. Я хотел Лину, как голодный волк — уязвимого ягненка. Каждая часть меня смотрела на нее и требовала, чтобы я взял ее с собой в самые темные уголки, чтобы уничтожил ее самыми лучшими способами… чтобы разорвать ее на части, пока не получу свое.

Я не был уверен, что именно в Лине привлекало меня… более благородная часть меня, которая никогда не существовала. Та, что никогда не рождалась. Все, что я знал, — не покидала мои мысли. Она была постоянным спутником в моей дурной голове, источником света среди крови и убийств, которые там поселились.

Я наблюдал, как она протягивает чек куску дерьма, который шумел с тех пор, как я зашел в закусочную, ее единственному клиенту. Я видел его раньше и всегда узнавал по запаху спиртного, который просачивался из его пор.

Он прищурился, глядя на чек, затем бросил на стол несколько купюр, несмотря на то, что официантка протянула руку за деньгами. Я видел разочарование и почти смирение на ее лице, когда она взяла деньги, что-то пробормотала и повернулась, чтобы уйти.

И снова меня переполнил гнев за нее.

Мои руки были крепко сжаты в кулаки на старом, обшарпанном двухместном столе, а в венах бурлила жажда кровопролития, и все из-за того, как он смотрел на нее… не уважал ее.

И чем дольше я смотрел на него, тем больше понимал, что это за человек. Я уже видел бесчисленное множество таких ублюдков, как он, — тех, кто смотрел на женщин, которыми торговал преступный синдикат, тех, кто был болен и нуждался в отрезании своих членов из-за тех извращенных вещей, о которых они думали. И я видел, что этот пьяный ублюдок жаждал Лину, но такой мужчина, как он, мог получить только такое удовлетворение, которое исходит от умоляющей женщины.

Я снова проследил за Линой взглядом и понял, что она изо всех сил старается не смотреть на меня — по напряжению в ее плечах и по тому, как крепко сцеплены ее руки. Может быть, я завораживал ее каким-то нездоровым образом. Может быть, пугал ее настолько, что ее тянуло ко мне, девушка, которая достаточно пострадала в своей жизни, чтобы я был единственным типом мужчины, который мог вытащить ее из этой тьмы.

Потому что я был мрачен и холоден, как ночь.

Я почувствовал, как во мне зашевелилась опасная спираль… желания. Но я знал, что подобные чувства могут только разрушить меня. Моя жизнь, мир, в котором я жил, не имели ничего общего с подобным.

Я наблюдал за ее поведением, видел, что доспехи, которые она носит, покрыты шишками и шрамами, и от этого мне хотелось забраться поглубже под ее кожу и выяснить, кто она такая. Откуда она родом? От кого она бежала?