Я приподнялся на локтях, поморгал глазами, зевнул и осмотрелся. Потом, когда чуть отошёл от спросонья, сел на матрас и слегка потянулся. Глаза мои машинально устремились вперёд, где по другую сторону находился ещё один матрас. Пустующий.

Веки всё ещё не хотели разлипаться полностью, но я смог заметить, что матрас оставался заправленным так же, как и при моём приходе. За четыре года жизни в вечном мраке глаза наши приспособились ко тьме, и хоть моё зрение было неидеальным, я точно подметил для себя, что за всё время, что я спал, матрас напротив не трогали. А это значит только одно…

Сколько же я проспал?

Комнатную тишину, текучую и плотную, резко прервал размеренный скрёб по входной двери, будто кто-то ножом или когтем водил по древесной поверхности с той стороны. Я обернулся на выход, чуть затаил дыхание, прислушался. Скрёб протяжный, но настойчивый, будто бы снаружи кто-то усердно хотел попасть внутрь.

Стараясь лишний раз не шуметь, я поднялся с матраса и побрёл к двери, не надевая ботинок. Приближаясь к ней, я услышал с той стороны ещё один странный звук: чьё-то протяжное, заунывное завывание. Подойдя вплотную, я прислонился к холодной жёсткой поверхности одним ухом, напряжённо вслушиваясь. Скрежет царапающего когтя был отчётливым. Вой был тихим и мрачным. Но потом оттуда раздалось ещё и приглушённое рычание.

Там кто-то был. По ту сторону двери.

Сердце усиленно забарабанило в груди, перебивая преломлённые, неприятные, вызывающие дрожь звучания извне. Что-то с той стороны неистово стремилось поспасть сюда, но будто делало это на последнем издыхании.

А потом всё стихло. Пропали разом все звуки, даже удаляющихся шагов не послышалось. Я простоял у двери некоторое время, всё ещё боясь издать лишний звук, а снаружи утвердилась гробовая тишина. Сердце не успокаивалось, и звуки его ударов, как мне показалось, наполняли сейчас комнату. Сглотнув, кажется, ещё громче, ком в горле, я приложил ладонь на рукоять двери. Поскрипывая своими старыми петлями также предательски громко и неприятно, она отворилась внутрь.

Я осторожно выглянул наружу. Светящиеся керосиновые лампы куда-то пропали, и непроглядный мрак заполонил собой длинный коридор. Я сделал неуверенный шаг вперёд и вышел из аудитории. Почему так темно и так тихо? И ещё в нос ударил резкий, неприятный запах…

Ничего не видя в этой густой темноте, я вернулся в аудиторию, подошёл к тумбочке и достал один из ручных фонариков. Держась за тоненькую железную рукоять, я покрутил выключатель, и лампа озарила стены комнаты холодным светом. Взглянув на чернеющий зев выхода, я выставил руку вперёд, как бы отсюда, изнутри стараясь рассеять мрак впереди. Но он висел плотно, лампа выхватывала блеклые стены в трёх шагах от меня. Пришлось всё же идти.

Выйдя, осмотрелся снова. В свете лампы выплыл из тьмы угол стены справа, от которого, поблёскивая, тянулись размазанные полосы чего-то алого. Я шагнул ближе, всмотрелся. Кровь. Свежая. И всё ещё ароматизирующая железом.

Горло вновь перекрыл подступивший ком. Поводив фонарём по сторонам, я обнаружил чуть дальше зияющие пулевые отверстия. Отпрянул назад, повернулся влево, светя в густую тьму. Холодный свет выхватил ещё стены и пол на расстоянии двух метров от меня. Туда же, по полу, уходил ещё один длинный багряный след. И больше ничего. Ни тел, ничего…

Меня пробил сильный озноб, по спине пробежались мурашки. Что произошло? Почему меня не разбудили? И главное – где все остальные? Свет лампы затухал после двух метров и не мог показать, что было ещё дальше. Но идти вперёд я побоялся. Испугался рассекать тьму. Но… что это? Меня пронзило странное чувство. Словно… в этот самый момент оттуда, с другого конца, кто-то сейчас пристально смотрит на меня…

Я развернулся, будто на параде и, превозмогая страх, поплёлся по тёмному коридору в противоположную сторону – к центральному корпусу. Спустя пять шагов остановился, вспомнил, что не надел ботинки. Кругом стояла тишина, будто мёртвая. Всё здание словно погрузилось в глубокий сон, и не было слышно ни единого отголоска даже из самых дальних его недр. Где все? Где выжившие? На нас напали? Твари смогли прорваться внутрь? Но почему меня не разбудили? Почему не предупредили?

Создалось впечатление, что во всём тёмном, безмолвном, пустом университете я был один. А потом, откуда-то сзади, долетел приглушённый звук смачного чавканья. А к нему и слабый утробный рык присоединился спустя мгновение.

Я тронулся с места, стараясь не оборачиваться назад, но всё время меня подмывало сделать это. Некоторые двери аудиторий, мимо которых я проходил, оказались выбиты. Я вышел в центральный корпус, поводил фонарём, освещая пространство. Выход на балкон был открытым нараспашку, и оттуда медленно текла по полу, обволакивая мои щиколотки, густая белесая пелена. Я почувствовал, как ноги начинают мёрзнуть, будто окунувшись в студёную прорубь.

Неуверенно, с трудом вытягивая каждый шаг из этого, казалось бы, зыбучего марева, я пошёл по центральному коридору. Нужно было найти хоть кого-нибудь. Нужно было понять, что произошло. Но возле распахнутых, измазанных кровавыми разводами и отпечатками чьих-то рук застеклённых дверей я ощутил что-то странное, будто холодок прошёлся по самой моей душе, и вновь остановился. Снова почуял шёрсткой чей-то пристальный, сверлящий затылок взгляд. По спине пробежали мурашки.

Пробрал сквозняк, проникая под куртку, вгрызаясь в кожу. Я застыл на месте, а лицо моё парализовалось страхом, необъяснимым безмолвным ужасом. Я боялся обернуться и посмотреть, но знал – за моей спиной кто-то находится. Этот кто-то безмолвно застыл и выжидал, пока я обернусь. А потом, словно со всех сторон и будто бы из ниоткуда, донёсся голос, разлетевшийся эхом в голове.

«Стой».

На другом конце коридора громыхнула очередь; сверкнул, как молния, багровый отсвет вдали, и из-за поворота в другой корпус раздалось чьё-то протяжное верещание. Мгновение – и тут же чей-то надрывный вопль, уже человеческий, старался пересилить его. А потом вновь загромыхал автомат, и тьма впереди озарилась несколькими новыми вспышками.

Я резко вскочил, схватился за куртку и стал жадно сжимать её в районе груди. Сердце бешено колотилось, словно птица, стремящаяся вырваться из клетки. Потом вытер лицо, посмотрел на ладонь – влажная.

Скинув одеяло, сел на край матраса. Просидел какое-то время, медленно потирая лицо. Потом осмотрелся: в комнате стояла кромешная тьма, было уже поздно. Сколько я проспал?

Всё ещё не отойдя от спросонья, стал глазами водить по тёмной комнате, желая убедиться, что нахожусь в реальности. Потом мои глаза остановились на матрасе напротив. Он пустовал; постель его была нетронута. И даже, как мне показалось, всё на нём находилось в том же положении, как и перед сном. Значит, Виталик так и не приходил. На всякий случай осмотрел место у матраса в поисках каких-либо вещей, которые говорили бы о его присутствии. Возможно, вернувшись, он не стал ложиться сразу, а просто оставил вещи и пошёл по своим делам.

Пусто.

Сидя на матрасе, я посмотрел на белую дверь, чьи контуры блекло вырисовывались из темноты, и прислушался. Меня пробрало чувство дежавю. Никаких странных звуков за ней не послышалось. Потом я надел ботинки, встал и подошёл к ней. Замер возле неё, прислушался ещё раз, на всякий случай, а потом неуверенно положил ладонь на ручку и открыл. Обстановка снаружи показалась мне привычной. Коридор освещался слабо, но всё же освещался. По нему сейчас сновали студенты, направляясь кто куда. Я стоял у выхода, пялился на всех, кто проходил мимо, а те словно не обращали на меня внимания.

«Кошмар… Это был просто кошмар», — подумал я, потом шагнул назад и закрыл дверь.

— Ну и приснится же такое, блин… Жуть похлеще, чем в каком-либо фильме ужасов…

Пройдя по комнате пару раз, я остановился у матраса и начал заправлять его.

«Но каким он был реальным, правдоподобным. Насколько тонко я ощущал всё, что в нём было. А ведь во сне не ощущают ничего. Ни холода, запахов».