— Сотник Злобин? — бесцеремонно ввалился он в избу, оглядывая её убранство.

Я как раз сидел за столом и точил засапожник, проверяя остроту на тыльной стороне ладони.

— Ну, допустим, — хмыкнул я.

— Твоя сотня отныне к воеводе Курбскому зачислена, — гонец прошёл внутрь, не снимая шапки, протянул мне свиток с печатью.

Я даже не шелохнулся.

— Завтра велено тебе в Кремль явиться, — добавил гонец и положил свиток на стол, раз уж я не стал брать его в руки.

Не говоря больше ни слова, он развернулся и вышел, прикрыв за собой дверь, а я в сердцах метнул в неё засапожник. Нож глубоко воткнулся в доски, я выругался. Новость не просто плохая, новость заставляла меня пылать злобой. Ещё и к Курбскому в подчинение… Нет, князь считался неплохим полководцем, да и достаточно знатным для того, чтобы его подчинённые не возражали, но я-то знал, что это гнусный предатель, который после отъезда в Польшу вернётся с войском и будет громить уже русские войска.

— Никита Степаныч, ты чего там? — спросил меня дядька, отдыхавший в соседней комнате.

— Ничего, — процедил я. — В поход готовимся.

— Так радоваться надо! — воскликнул Леонтий, выходя ко мне. — Славу ратную добывать идём!

— Так-то оно так… — пробормотал я. — Князю Курбскому в подчинение.

— А что с ним не так? Воевода славный, царёв любимец, — пожал плечами дядька. — Татар побил изрядно, о прошлом годе ливонцев гонял. С таким воеводой служить — это честь!

Разубеждать Леонтия я не собирался, молча встал и выдернул нож из двери.

— Ты не подумай, — сказал я. — Ливонцев побить мне только в радость. Да только лучше бы с кем-нибудь другим.

— Наше дело — служба. Куда пошлют, туда и пойдём, — философски заметил дядька.

— Так и есть, — вздохнул я.

Поход в Ливонию, без сомнения, отличный способ проверить мою сотню в реальном бою, и я ждал этого момента с нетерпением, но это значило, что из Москвы мне придётся уехать. А значит, пушку отольют без меня, пищали и пистолеты будут делать без меня, всё остальное — тоже без меня. И здешние интриганы в том числе. Но я хотя бы окажусь подальше от Старицких. С другой стороны, убить меня в походе гораздо проще, чем в стрелецкой слободе.

Утром я, как и было велено, отправился в Кремль. Предстать под светлы очи князя Курбского, молодого воеводы и царского любимчика. Если к Адашеву и отцу Сильвестру государь как-то охладел после этой авантюры с перемирием, то князь Курбский ничем пока себя запятнать не успел, и репутацией обладал почти безупречной.

Оделся я в парадную ферязь, опоясался саблей, на голову нахлобучил новую шапку. Встречают-то всё равно по одёжке, и мне надо было выглядеть подобающе. По последнему писку моды я, конечно, не одевался, богатством не сверкал, но и упрекнуть меня было не в чем. Обычный дворянин, каких тысячи.

Встретил меня князь, как и ещё нескольких московских бояр, в одном из кремлёвских залов. Был он всё таким же румяным, как пряник, улыбчивым и приятным на вид, с умным взглядом, но я заранее питал к нему неприязнь, и это чувство ничем нельзя было перебить.

Курбский поприветствовал нас всех, оглядел собравшихся, запоминая в лицо каждого. Всего набралось вместе со мной человек тридцать, не меньше.

— Вы, наверное, гадаете, зачем я всех сюда позвал, когда нам надобно во весь опор мчаться к Ливонии? — улыбнувшись, спросил Курбский.

Бояре закивали, кто-то ответил утвердительно, но большинство просто ждали, что князь скажет дальше.

— Государь доверил мне важное дело, возглавить армию, — преисполненный достоинства, начал он. — И дабы впопыхах всё не делать, и о местах ввиду врага не спорить, решил я всё здесь уладить.

Местнические споры. Неизбежное зло, сопровождавшее русскую армию до тех пор, пока она не стала регулярной и не обрела чёткую иерархию. А пока приходилось долго и муторно выяснять, кто будет руководить Большим полком, кто будет вторым воеводой полка левой руки, и так далее. Система сложная и запутанная, и я мысленно даже поставил Курбскому плюсик, что он решил уладить всё здесь, на берегу, до того, как полки выдвинутся к Прибалтике.

Ведь воеводы полка правой руки считались круче воевод полка левой руки, при этом третий воевода Большого полка соответствовал вторым воеводам других полков, Сторожевой полк, охраняющий обозы и тылы, считался не самым почётным местом, но лучше, чем полк левой руки, участвующий в боях, короче говоря, местническая система — это полнейшее безобразие, в котором и чёрт ногу сломит. А уж если, например, твой дед занимал место первого воеводы полка правой руки, то и тебе невместно занимать должности ниже этой. Что порождало огромнейшее поле для конфликтов и споров.

В зале немедленно начался полнейший хаос. Родовитые бояре кричали и спорили, кто из них знатнее, и кто достоин командовать полком, а кто — ходить в подчинении.

До хватания за бороду пока не дошло, но голос друг на друга повышали почти все, похваляясь знатностью и доблестью предков.

— А чего это князь Курбский воеводой Большого полка назначен? Князь Воротынский родовитее будет! — крикнул один из бояр в высокой шапке.

— Шуйского хотим!

— Милославского!

Я молча наблюдал за всей этой вакханалией, совершенно не понимая, зачем эта местническая система вообще нужна. Отсутствие иерархии порождало вот такие вот моменты, даже при том, что Разрядный приказ не покладая рук занимался ранжированием бояр по списку. Гораздо лучше, когда ты отдал приказ, а подчинённые взяли под козырёк, сказали «есть» и побежали выполнять.

Но пока у каждого из князей есть собственная мини-армия, с ними приходилось считаться даже царю, и наносить им оскорбление отменой местничества Иоанн не мог. А если будет усердствовать с централизацией власти, его тихонько уберут, на его место посадят малолетнего царевича или его двоюродного брата, а страну раздербанят на удельные княжества, в котором будут править единолично и самовластно. Точно как вильная шляхта в соседней Польше, где шляхтич мог своего смерда невозбранно убить, а против своего короля поднять абсолютно законное восстание, рокош.

На Польшу и Литву оглядывались многие. Некоторые отъезжали вместе с семьями и свитой, некоторые просто тихонько желали внедрить на русской земле их порядки. Вот только по моему мнению для русского человека эти порядки не подходили абсолютно.

— Мы от Гедимина род ведём, ничуть не хуже! — рявкнул какой-то седобородый старик в тяжёлой жаркой шубе.

Я в этом споре не участвовал и в содержание его даже не вникал, мне было абсолютно безразлично, кто станет моим непосредственным командиром. А если придётся служить под началом какого-нибудь дурака, ну, в этом вся армия во все времена. Тут и без местнической системы, можно сказать, тебе сильно повезло, если твоим командиром окажется кто-то толковый.

Определить нужно было воевод Большого полка, Передового, Сторожевого, полков правой и левой руки, и, насколько я знал, такие споры и тяжбы могли тянуться по несколько дней кряду. Я даже утомился стоять посреди этого шума. Каково было спорщикам, вообще не представляю.

Но и уходить пока было нельзя. Всё-таки решалась и моя судьба в том числе.

Князь Курбский тоже глядел на всё это как бы свысока, его назначение на пост первого воеводы, очевидно, было делом решённым. Государь повелел ему возглавить армию, и он возглавит, пусть даже Шуйские не станут ходить под его рукой. Для них найдутся и другие назначения.

Однако понемногу ситуация начинала проясняться, хотя несколько бояр, несогласных с назначениями, демонстративно покинули зал. Их никто не останавливал и не возвращал. Ушли и ушли, зато их конкуренты за должности вздохнули спокойно.

Меня и мою сотню определили в Сторожевой полк. Фактически в охрану обозов, подальше от основных боевых действий, а непосредственным моим начальником стал князь Золотой-Оболенский, Иван Андреевич. Князь своим назначением был крайне недоволен, но местнический спор он проиграл своему же родичу Горенскому-Оболенскому, потому что Горенские род вели от старшего, а Золотые от младшего, и оспорить этот факт Иван Андреевич никак не мог.