— Светлана, ты же понимаешь, что грош проклинали маги первого ранга? — неожиданно резко спросил Мишка, разбивая тишину. Его пальцы побелели — так он вцепился в руль.

— Понимаю, — еле выдавила взволнованная Светлана.

— Или даже кто-то из Рюриковичей. Я имею в виду Ольговичей, а не побочные ветви. Не Толстые, Голицыны, Бобринские, Оболенские… Императорская ветвь — Ольговичи.

— Понимаю, Миш.

Она отдавала себе отчет, что это может быть и цесаревич. Непогибший в водах Балтики осенней ночью десять лет назад.

— Это хорошо.

— Миш.

— Об одном прошу — слушайся меня, хорошо? Тебе может не хватить знаний, а не умений.

— Хорошо.

Когда магомобиль вырвался за город, стало легче. «Рено» разогнался еще быстрее, хотя казалось, куда уж больше. Мимо проносились поля и уже голые березовые колки, мокнущие под дождем. Ивашка их игнорировал — ему нужен был лес, который его надежно укроет. Светлана с ужасом подумала, что раз он так рвался в лес, то берендеево проклятье с него так и не слетело. А если он навсегда останется бером? Как с ним быть потом, когда они его с Мишкой спасут. И смогут ли спасти? Хотя Матвей знал, что спасти Ивашку можно, иначе бы не кричал.

След вильнул с дороги — аккурат к магомобилям жандармерии и нырнул в лес мимо них.

Мишка тормозить не стал — понесся дальше, поясняя для Светланы:

— За этим лесом снова начинается поле — я знаю. Сейчас проедем до него, а там… Видно будет.

Светлана лишь кивнула: сталкиваться в поисках Ивана с жандармским магом не хотелось. У того полномочий больше, чем у них с Мишкой вместе взятых. «Рено» вылетел на проселочную дорогу, сбавляя скорость, и Мишка улыбнулся зло: за заканчивающейся полосой дождя магической аномалии был отчетливо виден Ивашкин след — в стороне от поисков жандармов. И слишком далеко, чтобы успеть его спасти. Он мелькал по-над лесом, как усталый светлячок, то и дело прячась среди деревьев.

— Свет моей души, ты феноменальна! — признал Мишка. — Когда ты берешь след — уйти от тебя невозможно.

Она только заметила:

— Мы не успеем, Миш. Он слишком далеко убежал. Мы не успеем.

Матвей опоздал со своим пророчеством. Даже не так — она опоздала с поисками, ожидая, когда Ивашка успокоится. Дождалась!

Мишка послушно утопил в пол педаль акселератора, выруливая на асфальтовую дорогу:

— Постараемся.

Светлана грустно улыбнулась — надо было решаться, пока не стало слишком поздно. Только сердце в груди екало от страха.

— Миша… Ты мне веришь?

Он бросил на неё тревожный взгляд:

— Свет моей души…

Она чуть громче повторила:

— Ты мне веришь?

Мишка, не отрывая глаз от петляющей вдоль леса дороги, отчеканил:

— Полностью. Абсолютно. Беспрекословно.

— Тогда тормози у леса, — скомандовала Светлана.

Мишка лишь уточнил:

— Где именно?

— Не имеет значения.

«Рено» послушно сбавил скорость и, шурша шинами по камням обочины, остановился.

Мишка заглушил кристалл в сердце магомобиля, поставил на ручник, и повернулся к Светлане:

— Какой у нас план?

Она заставила себя улыбнуться — только сердце продолжало трепыхаться: поймет ли её Мишка, примет ли, нужны ли ему вообще такие откровения.

— Миш, я, кажется, язычница. Так что…

Он подался к ней, заглядывая прямо в глаза в сумраке салона. Светлана ждала его ответа, как приговора. Глаза Мишки были так близко. Они были такие… Понимающие? Светлана уговаривала себя, что это именно понимание плещется на дне его серых, с мелкими зелеными крапинами глаз. Она сглотнула. Он был так близко, что на секунду… На одну глупую секунду она подумала, что он её поцелует.

Мишка строго, так непохоже на самого себя, сказал:

— То, что ты признаешь нечисть за заслуживающих общения, как Баюшенька, не значит, что ты язычница. Светлана, это значит одно — мы что-то неправильно делаем с баюнами, домовыми, берегинями. И лешими. Ты же будешь просить помощи у хозяина леса?

— Да, — решительно сказала она, отворачиваясь от Мишки и собственных мыслей о поцелуе. Господи, как это не вовремя! И все же теплый родничок в груди проснулся и затопил её с головы до ног странными, непонятными чувствами. Она поспешно вышла из магомобиля. Вот только влюбиться сейчас и не хватало. И в кого! В Мишку, которому два года отказывала. Не думать даже о таком! Она быстро спустилась с обочины к лесу, уверенно шагая через высокие травы.

Совсем стемнело. Новолуние на носу. Умирающий серпик луны висел среди звезд, не в силах разогнать мрак.

Мишка рванул за Светланой, догоняя уже у леса и ругаясь на мокрый после дождя папоротник. У Светланы юбка вся промокла, неприятно льня к ногам.

— Дедушка… — тихо позвала она лешего. Мишка встал рядом; она неожиданно остро чувствовала его присутствие за своим плечом. Никогда такого с ней не бывало. Это же Мишка, упрямый, надоедливый, несносный, улыбчивый, мало что воспринимавший всерьез. Она запретила себе думать о нем. Светлана снова позвала: — дедушка!

Ответом было молчание. Не ухнула сова, не ответили звери, не зашатались под внезапным ветром деревья, давая знак, что её услышали.

— Дедушка, помоги, прошу. У тебя в лесу умирает от проклятья бер. — Она поправилась: — медведь. Медведь, проклятый людьми. Он умирает. Помоги, прошу! Я отплачу сполна. Дедушка, услышь!

Лес насторожено молчал. Не зашатались зеленые лапы сосен. Застыли березы, не качая тонкими веточками. Стыдливо забыли, как хлопать ладошками, осины. Лишь слышно было, как падали с ветвей последние капли прошедшего дождя на уже почти сухую подстилку леса. Он был жадный до воды и до… крови.

Светлана повернулась к Михаилу:

— Ты мне вер…

— Ш! — обижено буркнул тот, — я уже отвечал. Что ему нужно? Чем расплачиваться с этим дедом?

«Дед» обиделся — запустил еловой шишкой прямо в княжескую макушку. Впрочем, шишка не долетела — исчезла в пламени эфира. Мишка её, не задумываясь, сжег.

Лес оскорбленно зашумел — огонь тут не любили. Капли воды с веток с головы до ног замочили Светлану и Мишку.

— Дедушка! Прости! — взмолилась Светлана. — И прими нашу плату — времени совсем нет. Ни у нас, ни у медведя Ивашки.

Она подошла к березе — именно их больше всего любит леший.

— Миш…

— Я тут, — сказал он, эфиром подсушивая себя и Светлану. Пламя веселым огоньком пронеслось по одеждам.

Та только простонала:

— Не зли дедушку!

Миша тоже оказался обиженным:

— А чего он шишками кидается? Негостеприимно это.

Она достала из кармана шинели складной нож и провела им по тонкой березовой коре, делая надрез. Лес замер, не зная, гнать или ждать.

— Ты еще как Иван-дурак накричи на него, требуя уважения! Миш! Это иное, это чужое, это совсем нелюдское.

Мишка улыбнулся не вовремя — там Ивашка умирает, а он тут с лешим пререкается.

— У Ивана в сказках действовало. Он как нахамит Бабе Яге, так сразу и уважения прибавляется.

— Миш… — Светлана серьезно посмотрела на него. Тот чуть подобрался и снова улыбнулся, как-то совсем робко:

— Хочешь, я перед ним извинюсь?

— Миш… Руку дай. Позволишь своей кровью лес напоить? Дедушку уважить?

— Да запросто! — Он забрал нож из рук Светланы и сам полоснул по запястью, прикладывая его к березовой коре. Помнил, что она боится причинять боль. — Так?

Светлана вздохнула, потрясенная его щедрыми порывами:

— Ох, Мишка! Тут хватило бы и пальца.

Михаил, убирая руку от жадно впившейся острыми зубами в его запястье березы, подлечил порез и указательным пальцем погрозил дереву:

— Не шали!

Из дупла толстой, в пару человеческих обхватов ивы, теряющейся в темноте, недовольно донеслось:

— И чегось он у тебя такой невоспитанный, а? — Голос был старческий, противно скрипучий, словно старое кресло-качалка на веранде качается туда-сюда.

Светлана с натянутой улыбкой сказала, всматриваясь в желтые, совиные глаза лешего — только их и было видно в темноте дупла: