Светлана подошла сперва к Петрову — с ним баюша не делилась жизнью. Долг кошка признала только перед Громовым, его и спасала, чтобы потом в Нави её не терзали невыполненные обещания. Светлана капнула свою кровь прямо в открытый, жадно хватающий воздух рот полицейского. Больше шансов было при переливании крови, но не факт, что группы крови у неё и у полицейских совпадут.

Авдеев отвлекся от бумаг, поднимая глаза на Светлану:

— Простите, эээ…

— Светлана Алексеевна, — подсказала она, пряча руки за спиной.

— Что вы делаете у постели больного?

— Осматриваю повреждения, нанесенные берендеем, конечно. Я веду это расследование с приставом Громовым с самого начала. Мне нужно знать, какие раны нанес берендей полицейским. — С независимым видом она вернулась к койке Громова и села на стул: — а пристав Громов еще и является моим женихом. Я имею полное право находиться тут.

Она подалась вперед и поправила короткую прядку волос Громова, наползшую на ледяной, мокрый от пота лоб. Потом погладила пристава по скулам, по запавшей, колючей щеке, прошлась по губам, тайком капая кровь и Громову. Вот так. Шансов выжить будет больше.

Авдеев кашлянул:

— Так… Ваше право находиться тут никто не оспаривает — остаться наедине с баюном, поверьте, желающих нет. Просто нежелательно ваше присутствие непосредственно рядом с пациентами. Вы можете помешать манипуляциям.

— Буду мешать — отойду. — Она снова осторожно взяла пристава за руку. Она сделала все, что могла. Только хватит ли этого.

Авдеев кашлянул, но усовестить Светлану ему не удалось.

Баюша вернулась, поджимая хвост. Мыться, как все коты, она не любила. С независимым видом она снова запрыгнула Громову на грудь, потопталась, принюхиваясь, и шепнула Светлане:

— Безумная! Мне не веришь.

Светлана пожала плечами: она привыкла не верить. Так легче выживать. Так меньше разочаровываешься.

Время тянулось бесконечно медленно.

Ничего не менялось. Хрипел Петров. Лежал недвижимо Громов. Баюша мурлыкала на пределе своих сил — она сама еще недавно была сильно ранена и не успела восстановиться. Сновали медсестры. Ходили, что-то проверяя хирурги. По их виду было совершенно ничего неясно.

Стучал за окном дождь. Струились по стеклу, как змеи, струйки воды.

Хрупкие холодные пальцы, зажатые в ладони Светланы, иногда чуть вздрагивали, подсказывая, что Громов ещё жив.

Баюша, цокая коготками по полу, то и дело меняла койку, напевая свои песни то Громову, то Петрову. Светлана тихонько шепнула ей, когда рядом никого не было:

— Ты более чем отслужила мне службу. Вытянешь хвостомоек — отпущу на волю.

— Глупая ты котенка, — лишь сказала баюша. — Глупая и безнадежная.

Пальцы Громова в ладони Светланы еле заметно дернулись. Ресницы затрепетали, как у девицы, и пристав с трудом открыл глаза. Светлана даже как дышать забыла.

— С… Вета… — еле выдавил из себя Громов, прищуриваясь и узнавая её. Она сглотнула, затопленная внезапным теплом — уже десять лет её никто так не называл. Она осторожно сжала его пальцы и не выдержала, высказала все, что накипело на сердце:

— Сашка… Идиотина ты! Ну кто же на берендея без мага ходит!!!

Он прикрыл глаза и прежде, чем снова потерял сознание, выдохнул:

— Прости…

— Холера, — выругалась Светлана, безропотно покидая стул, чтобы не мешать осмотру бросившимся к Громову хирургам.

За окном светлеть не собиралось, словно ночь решила быть бесконечной. Светлана, стоя у окна, старательно смотрела в темное стекло, где отражался одетый только в бинты беззащитный Громов, которого мяли своими жесткими пальцами хирурги. Светлана была права — Громов следил за собой, занимаясь спортом. У него была сухая, поджарая фигура. Мужчина хоть куда.

Авдеев, глянув на Лицына, твердо сказал:

— Пожалуй, теперь можно везти в операционную.

Он погладил явно лишними пальцами баюшу между ушей:

— Умница. Отмолила.

Та цапнула его за кончик указательного пальца до крови:

— Я нечисть! — И тут же показала, как неправ Авдеев, залечив его пострадавший палец одним мурлыканьем.

— Все мы создания божьи, — возразил ей хирург. — Даже ты.

Светлана не вмешивалась в спор. Она смотрела, как в темном оконном стекле нагого, израненного Громова перекладывают с койки на высокую каталку, как вслед за ним на вторую каталку санитары кладут Петрова, как баюша, сидя на полу, недоуменно смотрит то на хирургов, то на хвостомоек.

— Светлана Алексеевна, — позвал её Авдеев.

— Да? — Она развернулась к хирургу — Громова уже стыдливо укрыли простыней.

— Ваша баюша… Как она относится к правилам стерильности?

— Простите, надо спрашивать у неё.

Авдеев наклонился к зевнувшей кошке:

— Баюша…

— Ась? — Она снова зевнула.

— Ты хорошо себя контролируешь, хотя тут все пропахло кровью. В операционной… Ты не полезешь в операционные раны? Мне был хотелось, чтобы ты присутствовала в оперзале. Мне спокойнее будет за жизни пациентов.

— Что там со с-стерильностью? — уточнила баюша, слегка запинаясь на незнакомом слове, и Светлана ей пояснила:

— Тебя просят сидеть смирно в изголовье и не мурлыкать прямо в раны.

Баюша запрыгнула на каталку Громова у самой его головы.

— В операционную! — скомандовала кошка и поехала на каталке из палаты, напоминая гальюнную фигуру на паруснике.

Находиться в палате, мешая наводившим порядок медсестрам, больше смысла не было. Светлана вышла в коридор, с удивлением замечая все так и сидевшего на лавке Синицу. Этот мальчишка так и не пошел домой, упрямо ожидая новостей. Он жадно провожал глазами каталки, боясь задавать вопросы докторам. Светлана подошла к нему и села рядом:

— Демьян…

Он посмотрел на неё красными от недосыпа глазами:

— Светлана Алексеевна…

— Просто Светлана, — предложила она. Демьян был младше её всего на год, не больше. Или все же старше, но тоже всего на год. — С ними все будет хорошо.

Он подался вперед:

— Точно?

— Обещать не могу — я не целитель, но баюн цепко держит жизни. Она не отпустит Громова и Петрова. Им еще рано уходить.

— Баюн… — Демьян робко улыбнулся. — Это та кошка, которую спасли в лесу?

Светлана важно кивнула:

— Представляешь, как будет неудобно Громову перед ней? Он верит, что баюны убивают.

— А она…

— А она ему жизнь спасает. — Светлана положила свою ладонь поверх пальцев Демьяна и тихонько сжала их. Пальцы у него были загрубевшие, в расчесах и «цыпках». — Они выживут. Они справятся, надо только верить и молиться. А пока ждем… — Она посмотрела на папку с документами, которую Демьян положил на скамейку рядом с собой. Тот её взгляд заметил и как-то испуганно прижал папку к груди. — Расскажешь, что случилось?

Демьян кивнул, потер пальцами глаза, словно умываясь, и сумбурно начал, все больше и больше разговариваясь по мере рассказа:

— Я в Сосновском был. Искал свидетелей видевших магомобиль. Серенький, неприметный «Рено». Громов решил, что именно на нем и приехал язычник. Вернулся в участок, а там полным-полно жандармов — дело изымали об убийстве в Сосновском. Товарищ прокурора Уваров даже примчался. От него перегаром за версту несло. Орал, что всех под суд отправит за самоуправство.

Светлана грустно улыбнулась и сказала старую, как мир, шутку:

— Каждый товарищ, Демьян, мечтает только об одном: чтобы у него был свой товарищ.

Синица шутки не понял — поморщился, размышляя, то ли смеяться, то ли кивать с умным видом. Светлана пояснила парню:

— Это значит, что каждый заместитель прокурора или министра, сам мечтает стать прокурором — только так у него может появиться собственный товарищ. Уваров, если сейчас подсуетится, загулявшего прокурора быстренько сместит — дело об убийстве в Сосновском слишком громкое… Расскажешь, как Громов на берендея вышел?

Демьян удивленно посмотрел на Светлану:

— Так вы же сами про Ивашку в магуправе сказали. Громов взял Петрова, и они пошли в управу. Там ваш Смирнов, царствие ему небесное, подозвал Ивашку вопросом: а не берендей ли он? И… Тут-то все и началось. Ивашка как сходу в бера перекинулся, так сразу и снес магу вашему голову — маги же самые опасные для беров. Громов стрельбу открыл, да у берендея шкура заговоренная оказалась. Все пули выпали из шерсти. Петров на берендея с шашкой пошел, а тот Громова лапой с головы до эээ… Ног вскрыл, Петрову руки-ноги переломал и в окно, не будь дураком.