— Вы… — она еле успела прикусить язык и не высказать все, что о нем думает.
Громов, передав кружку Светлане, мирно предложил:
— Давайте для начала я…
— Давайте!
— Во-первых, переодевала вас Лариса, горничная. Во-вторых, дверь в квартиру открыла госпожа Боталова. В-третьих, они все предупреждены, что я нахожусь тут по служебной надобности. И пейте, пейте, Светлана Алексеевна. В кружке отвар шиповника на меду.
Светлана нахмурилась: он и это знает. Шиповник нужен для восстановления от ранговой ломки. Кто он такой на самом деле⁈
Громов мягко сказал:
— Прошу — пейте, не бойтесь. Богдан Семенович сказал, что это вам крайне необходимо.
— Богдан Семенович? А он тут причем?
Громов ответил в своей манере: вопросом на вопрос:
— А кто бы еще мне выписал разрешение на проникновение в вашу квартиру?
Светлана сделала глоток сладковатого отвара и попыталась успокоиться:
— Так… Александр Еремеевич, можно чуть-чуть поподробнее?
— Можно, — согласился он. — Просто я решил для сохранения ваших нервов выдать вам сразу самое главное.
Самое главное закончило на кухне чавкать и теперь на подкашивающихся ногах возникло в дверном проеме. Громов тут же встал, подхватывая баюшу на руки, и перенес её на кровать к Светлане.
Баюша довольно замурлыкала и подмигнула Светлане одним глазом. Может, не так она и больна, как прикидывается?
Громов, с явным удовольствием наблюдая, как Светлана пьет отвар, принялся рассказывать:
— Я вчера навещал Китти…
— Китти? — переспросила Светлана.
Баюша притворно закатила глаза. Громов пояснил:
— Так кошку зовут — на её ошейнике было написано. Я вчера навещал Китти в больничке и на всякий случай оставил свой номер кристальника…
А ей он вчера в доме Лапшиных ни слова об этом не сказал! Она даже думала, что судьба кошки его не интересует.
— А сегодня часов в семь мне телефонировала госпожа Ерш — ваш кристальник весь день был недоступен. Она попросила приехать и забрать Китти. Та три раза умудрялась сбежать из запертой клетки — еле успевали её ловить, и госпожа Ерш боялась, что Китти рано или поздно все же осуществит свой побег и возвращать вам будет некого. Я заехал и забрал Китти, чтобы завезти её вам.
— Вы мой адрес в адрес-календаре узнали?
— Нет, Светлана Алексеевна. Я для начала заехал в магуправу, выяснил, что вы дома и болеете. Богдан Семенович попросил меня завезти вам лекарства.
Светлана выдохнула: зря она подозревала Громова — отвар приготовил Смирнов. Нехорошие предчувствия кольнули её — она принюхалась: кажется, Богдан Семенович и сонной травы туда напихал, и скоро Светлану сморит сон. Предприимчивое у неё начальство! И отличный зельевар притом.
Она все же сделала очередной глоток — самочувствие у неё было крайне паршивое: её опять морозило, каналы больно рубцевались, грозя обрушить с трудом взятый ранг. Хотя не с трудом — по глупости взятый ранг, так честнее. Она вспомнила главное — она же не заплатила за лечение баюши. Значит… Это сделал Громов?
— Александр Еремеевич, я вам крайне признательна…
— Не стоит, Светлана Алексеевна. У меня в этом деле свой интерес — мне важно сфотографировать Китти и начать поиски тех, кто её мог видеть. Она же явно принадлежала убитой в Сосновском.
И ни слова об оплате лечения. Хотя не с его жалованием такое оплачивать, да и Светлана сама подписала долговую расписку в больничке. Ладно, как-нибудь выкрутится. В конце концов прижмет свою гордость и попросит Мишеля — тот вечно мечтает ей что-нибудь подарить непозволительное. Пусть хоть хорошее дело сделает. От Светланы не убудет от благодарности.
— А еще именно господин Смирнов дал ваш адрес и написал бумагу о содействии. Вашей репутации ничего не угрожает. Не стоит волноваться — все хорошо, Светлана Алексеевна. Отдыхайте.
Он забрал из её рук кружку и понес на кухню. Было слышно, как зажурчала вода в раковине. Только не говорите, что он еще и посуду моет!
Светлана без сил опустилась на подушку — сонные травы действовали коварно исподволь, погружая в сон. Баюша муркнула:
— Он лечение оплатил, кстати.
Светлана вздохнула — Лапшиной нельзя отдавать такого мужика!
— Зачем ты сбежала?
— Тебя спасать. — Баюша головой потерлась о щеку Светланы: — спи…
Остальное она слышала через сон. Шаги Громова. Шорох поправляемого одеяла. Капли воды, падающие в таз — на лоб вернулся холодный компресс.
И голос отца:
— Присмотри за ней, Машка…
Странно. Отец погиб давным-давно от рук бомбистов, а Громову не зачем просить баюшу присмотреть за ней — он про баюшу-то и не знает.
Утро у Светланы началось с солнечного лучика, упершегося в лицо, аромата кофе и шкворчания яичницы на плите. Громов, судя по стоявшему в комнате яркому аромату бергамота и ваксы, уже сроднился с её кухней и её квартирой. Настроение у Светланы несмотря на пережитую ранговую ломку было хорошим — даже капелька солнышка, почти сразу же исчезнувшего среди хмурых суходольских туч, была радостью, приветом далекой, но бесконечно любимой золотой осени. Эфир в каналах тек легко и свободно, благость больше не воспринималась инородной, и… Этого не могло быть, этого точно не могло быть, но Светлана чувствовала отклик всех стихий, словно «Катькиной истерики» не было, словно её снова тринадцать. Да и в теле была необыкновенная легкость, даже горло не болело, а на правой кисти исчез синяк и ранки от укусов. Светлана поискала глазами баюшу — её не было, зато Громов на кухне еле слышно бормотал что-то ласковое. Ответом ему было мурлыканье. Понятно — скоро раздастся незабываемое чавканье баюши. Баюша. Это все с ней сделала баюша — вылечила ночью, хотя сама сильно изранена берендеем. И откуда эта Китти взялась в Сосновском?
Светлана, старательно тихо накидывая на себя шлафрок, висевший на спинке кровати в изножье, на цыпочках пошла в уборную, быстро приводя себя в порядок: умылась, почистила зубы, расчесалась и привычно ущипнула себя за щеки, вызывая румянец. Сегодня хотя бы было ради кого. Странно только, что Громов снова был тут. Неужели он остался ночевать в её квартире?
Светлана вышла из уборной, и тут в проеме кухонной двери появился Громов. Нет, домой он все же ходил этой ночью. Он был брит, свеж и одет вместо вчерашней сорочки в более дешевую рубашку — слишком длинные рукава, чтобы не наползали на кисти, он поддернул под плечевые пружины. Наверное, сорочки у него остались от лучшей жизни до Суходольска, а рубашки — нынешняя тоскливая действительность. Вчерашние щегольские брюки он заменил на широкие, синего сукна полицейские штаны. На вешалке у входной двери висели его сюртук и шинель.
— Доброе утро, Светлана Алексеевна, — спокойно пожелал Громов.
— Доброе… А вы… — она не знала, как спросить, что же он опять делает в её доме, и Александр Еремеевич отчитался почти по-военному:
— Китти выгуляна во дворе и накормлена.
Сама Китти показалась за его спиной и принялась согласно качать своей серой, умной головой: все так. Светлана поморщилась — отвратительная она хозяйка. Баюшу не покормила, не напоила, даже про её естественные надобности не подумала.
— Спасибо вам, Александр Еремеевич. Что бы я делала без вас.
Он вместо гордости за признание его заслуг спросил:
— Завтракать будете? Кстати… — Он зашел на кухню — баюша тут же упала на пол без сил, изображая для Громова больную. Светлана пошла за ним, случайно сталкиваясь в дверях — он протянул ей кружку с отваром, над которым еще шел пар. Громов улыбнулся: — Богдан Семенович просил вам утром это выпоить. Клятвенно заверял, что снотворного в этот раз не мешал.
Светлана старательно принюхалась — кроме аромата шиповника ничего уловить не удалось, но она и в прошлый раз не почувствовала сон-траву. Пришлось верить начальству на слово — сейчас её заставлять спать резонов не было. Она сделала первый осторожный глоток и прислушалась к себе. Вроде, все хорошо.
Громов напомнил о себе:
— Так… Завтракать будете? Я подумал, что покормить только Китти крайне несправедливо к вам и самому себе.
