Рядом с мальчиком лежала его матушка. Беата провела с сыном две бессонные ночи, и теперь, чтобы не сгореть, дала организму поблажку. Сейчас Хельга никому не позволила разбудить уснувшую мать.

Взяв у Робина табурет, медный таз и пару локтей льняной тряпицы, Хельга попросила тишины. Налила в таз дистиллят, который местные называли Мертвой водой, смочила в нём лоскут и, задержав дыхание, провела по лбу Макса.

Мальчик горел, температура была не сильной, но она была. Спиртовой компресс на лбу на короткое время помог.

Хельга нисколько стесняясь, начала расстёгивать рубашку подростка. Всё-таки он уже не совсем ребёнок и младше Хельги след на пять-шесть, не более. Убедив себя в том, что это ее долг как целительницы, девушка всё-таки раздела парня до исподнего.

Щупловатый, нескладный, как все подростки, Макс больше не дрожал в приступах лихорадки. Однако настораживал тот факт, что Мёртвая вода не вела себя как тогда, у постели Светозара. Не прилипала к руке, не впитывалась в тело больного, словно в губку, и не выходила также из него, выводя крысиный яд из внутренностей.

Мертвая вода просто умывала тело, снимала мышечные спазмы, утихомиривала лихорадку и сбивала жар. Конечно она действовала на тело ни так как раньше, не так эффективно. Минуты складывались в десятки минут, а те, в свою очередь в часы.

Хельга чувствовала, как уставали мышцы словно она не натирала паренька льняной тряпицей, а держала на весу кирпичи. Глаза слипались, спину ломило от напряжения, и всё это за каких-то полтора часа у кровати больного!

Упорство и методичность, может быть спиртовые пары, или всё вместе совершили нечто странное. Девушка сделала такое, что случалось в ее жизни лишь единожды: ее сознание провалилась, утонуло в подсознании, и она вновь попала туда, где ее нашел старый ведун Пересмысл.

Это было снова, трансом, помрачение сознания или же наоборот великим прозрением. ЖДевушка вновь стояла у того раскидистого и могучего дуба. Ее ноги умывали воды озера, с чистейшей, малахитовый водой. Толком оглядеться у Хельги не получилось. Пелена густого, вязкого, будто кисель, дыма скрадывала окружающее ее пространство. Однако, то и дело в сизом словно седины Пересмысла, мареве проскальзывали пугающиеся фигуры, слышался смех или наоборот рык, а иногда и вовсе мелькали алые уголки глаз.

Хельга прекрасно помнила всё, что с ней было до этого момента, осознавала, что это и есть ничто иное, как сон, осознанный сон. Вот только как выбраться обратно, как вновь вернуться к кровати Макса, мальчика, что медленно выгорает изнутри и стачивается инфекцией.

Прошлый раз или Пересмысл взял её за руку и они оба обратились в иволг и влетели в чернь дупла дуба. Точно, дуба! Девушка обернулась, чтобы разглядеть величественное дерево, корни которого умывало изумрудное озеро. Вот только свалилась с мокрых корней в прохладный, освежающие воды. Хельга подвернула ногу, содрала кожу на ладошках о грубую, словно наждачная бумага, кору.

Упав с головой в благодатное озеро, Хельга коснулась песчаного дна и вынырнула. Машинально посмотрела на свободные руки и переступила на здоровую ногу. Однако тянущая боль в лодыжке, и резь содранной кожи, так и не появилась. Нога была всё так же послушна, а кровоточащие ссадины на ладони уже затянулись молодой, розовой кожицей.

— Мертвая вода! — произнесла целительница, до конца осознавая, чем была наполнена изумрудное озеро.

— Так, — густой, чугунно-глухой баритон, который не мог принадлежать человеку, ответил ей — Ова есмь река Правь, — сердце ушло в пятки, Хельга обернулась на голос с такой скоростью, что едва снова не ушла под воду с головой.

С ней разговаривал……Дуб! Хельга не сразу различила причудливую форму коры ствола, которая напоминала лицо великана. То, что до этого она приняла за дупло, оказалось ничем иным как устами дерева.

— Кто ты? — Хельга постаралась выбраться из воды. Ноги подкашивались от волнения. Девушка чувствовала, что вот-вот, еще немного, и она потеряет сознание, несмотря на то что находится не на яву.

Однако, вместо густого, словно чугунный колокол, голоса дуба послышался мягкий и бархатный голосок:

— Девочка, поверь старому, ученому коту, сейчас ты не хочешь знать ответы на эти вопросы, — из малахитовой кроны дерева, ступая по веткам, появился… кот! — ты пришла сюда за мертвой водой, он указал на озеро в котором Хельга стояла по пояс. Набирай и возвращайся. Не задерживайся, тебя там ждут и любят, — промурлыкал чёрно-белый кот, размерами с тигра и ступающий по звеньям золотой цепи.

— Домой? К Лео? — Хельга задохнулась от нахлынувших чувств,предательски защипало в глазах.

— Там тебя не ждут, помню не ждут. В отличие от твоего нового дома, — агадочно и грустно произнес ученый кот, знакомый всем со страниц детских сказок.

Он небрежно махнул лапой и выбил из золотой цепи сноп белых искр, что обратились серебряный диском. Серебряный диск не упал, а спланировал в руки целительницы, словно палый дубовый лист.

Хельга схватила неожиданно прилетевший в руки то ли поднос, то ли блюдо и заглянула в него. В отполированной до состояния зеркала поверхности она увидела не собственное отражение, но нечто важное для неё. В серебрянном ореоле появился Храбр, который с увлечением, закусив губу, работал в кузне. Как он был хорош! Заплетенные в тугой жгут волосы, рубаха, промокшая от пота, прилипала к рельефному телу, а сильные руки, будто не замечали веса массивных деталей, которые кузнец подкладывал под молот.

Сердце у девушки затрепетало. Сейчас увидев в серебряном зеркале Храбра, она поняла, что он для неё гораздо больше, чем просто хороший друг. Девушка так залюбовалась росомахой-перевертышем, что не сразу узнала того, кто подошёл к нему. Девушке пришлось напрячь память, чтобы узнать мужчину в синем пиджаке и с золотой бляшкой мастерового на груди. Это был никто иной, как мистер Дэвид Уокер, дядя Максимилиана. Серебряное зеркало не поведало о чём говорили скив и подданный Империи, но Хельга услышала лишь то, что Дэвид Уокер почему-то называл Храбра Фаустом. Черт возьми, а ведь она могла встретить Храбра на заводе!

Зачем изображение подернулось рябью, словно водная гладь. Теперь серебряное зеркало показывало ей то, от чего в груди начал расползаться густой, липкий комок страха и ужаса.

Блюдо показывало ничто иное, как припорошенный снегом монолит из белого гранита, укутанный давно увядшими траурными венками. Хельга не верил своим глазам, но то что она видела не желала изменяться: зимнее кладбище, венки с черными лентами и бронзовая табличка с выбитой надписью:

Сидорова Ольга Валерьевна

15.12.1999. −28.09.2018.

Вернуть нельзя,

Забыть невозможно.

Как это странно, иллюзорно и не по-настоящему — смотреть на собственную могилу. Горячие слезы покатились по щекам Хельги, они падали на ее промокшее платье и на корни векового дуба. Ни дуб, ни кот не трогали девушку, позволяет ей излить через слезы всю душевную горечь. Хельга сама успокоилась, вытерла остатки слез и произнесла:

— Значит ТАМ я умерла? — глядя на поднос, который показывал угрюмый и заснеженый декабрьский Оренбург.

— Увы, — с сожалением покачал головой кот. — Но ТУТ ты жива! Ты нужна этим людям и не только как целитель, но и как друг и как любовь. Да, ты можешь вернуться в свой мир, вот только там ты мертва, а твое тело лежит в деревянном ящике под двумя метрами стылой земли. И другого в том мире у тебя уже не будет.

— И что мне делать? — девушка присела на корни. Она и раньше подозревала что-то подобное, но сейчас, когда услышала это от ученого кота, из неё будто вынули стержень.