— Ты был в палате, когда его привезли? — уточнил я.
— Нет, я на следующий день поступил, когда мне ногу сл… когда я ногу сломал, — быстро поправился он, закашлявшись, но в этот раз только для виду.
Но я обратил на это внимание, посмотрел на гипс, потом на него. Хоть у него ещё нет столько партаков, как раньше, вернее, как будет потом, он их ещё не набил, но одну татуировку я заметил. Маленький, едва заметный карточный туз на тыльной стороне левой кисти, и выглядел он так, будто его уже пытались сводить.
— Ты разве судим? — спросил я. Знал, что он не привлекался по малолетству, но татуировка-то тюремная. — Откуда такой партак? Отбывал где-то?
— Нет, конечно, не сидел, и не собираюсь, — он засмеялся, немного расслабившись, потом поднял руку, показывая мне татуировку. — Сделали парни знакомые, по дружбе, в журнале каком-то увидели.
— В карты, выходит, играешь?
— Бывает, — он огляделся. — Уже пожалел, что сделал. Сводить даже хотел, но не вышло, всё равно видно. До меня как-то раз один блатной докопался, типа, а ты знаешь, что это значит, ну и всё такое — зачем делал, раз не знаю, и чтобы пояснил ему, кто я по жизни и так далее. Сами же понимаете, они с этими наколками с ума сходят.
Федюнин нервно заулыбался, Толя хмыкнул.
А мне было не до смеха…
Меня там не было, но я знал обстоятельства дела наизусть.
Центр города, день, ещё тёплый, но уже передавали, что скоро будет снег. Тогда дали получку, отец вышел из москвича и пошёл покупать сигареты к киоску у дороги.
А на обочине остановилась грязная белая копейка без номеров. Хромающий пассажир в чёрной вязаной маске вышел из машины и сразу же начал стрелять отцу в спину из ТТ. Выстрелил пять раз, на шестой пистолет заклинило, и убийца его бросил прямо там, в лужу. Отпечатки смазались, по ним ничего определить не вышло. Да и не остаются толком следы рук на пистолете. Редкость это — потому что поверхность неподходящая. Это только в сериалах везде пальчики умудряются найти, даже на хлебе, не говоря уже об оружии, части которого рифленые, угловатые, еще и в масле, и площадь гладких элементов критично мала для оставления пригодных следов.
Дистанция выстрела была меньше пяти метров, но киллер тогда умудрился промазать аж целых три раза. Криминалист Кирилл говорил, что опыта в стрельбе не хватило, убийца после первых выстрелов, как неосознанно делали многие новички, когда стреляли впервые, начал напрягать кисть и вести руку вниз, чтобы компенсировать отдачу, а еще на спуск давил судорожно и с силой, отчего ствол загибало влево, поэтому так мазал.
Но первые два выстрела попали в цель, одна пуля попала в сердце — почти мгновенная смерть.
А потом начинались странности. Киллер сел в машину, она уехала. Вскоре её нашли на обочине за городом. Водитель был мёртв, убит выстрелом в упор прямо в лицо, а сидевший сзади человек в кожанке и с огнестрельным ранением живота был ещё жив. Он и назвал фамилию — Федюнин, а потом умер.
На руках у него остались порезы от гитарной струны, которой он пытался кого-то задушить — впереди сидящего, скорее всего. Саму струну нашли впереди, на полу, со следами крови и, как показала экспертиза, с фрагментами текстильных волокон, предположительно от чьей-то одежды.
Кто эти двое, мы выяснили. Они оба жили в городе, но связи ни с одной из крупных ОПГ у них не было, так, мелкие бандиты, хотя я долго рыл в этом направлении, чтобы найти, на кого они тогда работали.
Ну а в багажнике копейки лежали три полные канистры бензина, явно для того, чтобы после убийства милиционера и его киллера сжечь машину.
Общую картину мне обрисовал Устинов, это как раз было за несколько дней до того, как он ушёл на пенсию, да и я сам кое-что уже понимал.
Убийство начальника городского отдела РУОП — дело очень серьёзное, резонансное, с большими последствиями для всех. Так что бандиты своих пригретых киллеров светить не решились, а заказывать гастролёров не стали. Или пожалели денег, или не хотели рисковать.
Исполнителя нашли в городе, как и тех, кто должен был его потом убрать — как раз этих двоих. Учитывая, кто это такие, от них вполне могли избавиться за компанию, только немного позже.
Но стрелять должен был другой. Хотя и принято считать киллеров умелыми убийцами, далеко не все из них профессионалы, способные палить с двух рук одновременно, поражать цель из снайперки за километр, а ещё владеть рукопашным боем на уровне мастера. Киношные клише тут не работают. В жизни такие спецы вообще встречались крайне редко.
Большинство киллеров — знакомые знакомых заказчика. Это только звучит громко — наёмный убийца, а по факту чаще видишь алкаша или наркомана, который прирезал недруга заказчика за ящик водки или дозу дури. Таких намного больше, да и брали они дешевле.
Ну и, разумеется, были киллеры, работавшие «на постоянке» в составе какой-нибудь ОПГ, а не предлагавшие свои услуги всем подряд. И даже таких чаще брали не потому, что у них была подготовка, а потому что это дело быстро становилось им привычным, а ума хватало, чтобы не попадаться.
Это будет или самое первое дело Федюнина, или одно из первых, а по итогу его хотели замочить прямо в машине, удавить струной. На самом деле, такое бывает нечасто, опытный мокрушник братве нужен всегда, и затратно каждый раз избавляться от ценного исполнителя. Где потом новых-то искать? Да и опытные киллеры, предлагавшие свои услуги, готовились к таким вещам, чтобы их не застали врасплох.
Но тут особый случай — заказали матёрого мента. Поэтому от Федюнина после покушения решили избавиться, чтобы не выдал, хвосты обрубить. Посчитали, что так безопаснее. Остановили машину, сопровождающий их человек, ехавший сзади, должен был его задушить, а потом тело сожгли бы прямо вместе с тачкой. Тоже одноразовой.
Но по их плану тогда не вышло. Устинов предполагал, что, пока Федюнина душили, он или выхватил пистолет у водителя, который тот на него наставлял, или достал из замеченной нычки под креслом, или у него при себе был ещё ствол.
Федюнин отбился, прикончил своих палачей и сбежал. Но убил их не сразу, когда остановились, а только когда ему накинули удавку на шею, о чём говорили следы на струне, и даже не добил второго. Ещё бы немного, и его бы задушили, но он хотел жить больше, чем они, а воротник рубашки или куртки, который задела струна, дал ему несколько секунд, чтобы спастись.
А потом уже, когда терять стало нечего, ведь его искали менты по всей стране, он перешёл под крыло остатков зареченских, а после прибился к новой ОПГ — орловским, которых прямо сейчас пока ещё не существует. Им он предлагал свои услуги, к тому времени уже став опытным киллером со стажем.
После куда-то пропал, и я думал, что он умер. Но, скорее всего, он уехал куда-нибудь в Грецию или Испанию тратить заработанные денежки, а когда они закончились, вернулся туда, где начал.
Федюнин всегда был рискованный, и я даже не удивлюсь, если он тогда специально попался ППС-никам, чтобы те привезли его в ИВС, где он должен был пришить Орлова. Хотя, учитывая, насколько этот вариант ненадёжен, скорее всего, он ничего не рассчитывал, а просто растворил остатки мозга в дури.
Сегодняшний Федюнин тем временем рассказывал нам про деда. Цвет лица пока у него вполне здоровый, хоть он сам и тощий, но не такой болезненно худой, как наркоман со стажем. Он ещё не подсел на вещества, разве что, может, травку курил.
— Про него все говорят — алкаш, бомж, никто с ним даже не разговаривал, — немного раздосадованным голосом продолжал Федюнин про старика Захарова. — А он человек умный, начитанный. Ну да, на язык не сдержан, чуть что — сразу в рёв, и прибухнуть любит. Ну а кто не любит? Ну и ещё то, что у него давно удар был, год назад, вроде, речь так невнятная и осталась, а все сразу думают, что дурак или бухой.
— Что ещё? — спросил я.
— Короче, паспорта у него не было, и к нему приезжали часто, вечерами, — он сбавил голос. — Он мне всё потом рассказывал. Угрожали, что если квартиру им не продаст, пожалеет. А потом начали обещать ему купить хату по полной цене, а ему самому якобы продадут по-дешману домик в области, в деревне какой-то. Водку привозили иногда, так что он часто пьяный бывал, а медсёстры думали, он где-то спирт у них нашёл и прибухивал. Ругали его. Короче, он сам мне говорил, — Федюнин хмыкнул, — то кнутом с ним работают, то пряником. Угрожали, а потом заверяли, что всё в шоколаде, даже нотариус будет, если он, типа, им не верит.