Я присмотрелся к нему внимательнее.

— Гриха, да я тебя едва узнал! Ты же в Москву, вроде, уехал сразу после школы? Саня, сидеть, — сказал я, заметив, что пёс напрягся.

— Дела завели в родные края, — Гриша Туркин усмехнулся, вышел поздороваться и сразу встал в боксёрскую стойку. — Ну чё, не забыл? Как мы с тобой возились на секции у Литровича. Заезжал я, кстати, к нему — живой ещё дед, бодренький, до сих пор боксу обучает.

— А неплохо у тебя дела идут, Турок, — я «уклонился» от его неторопливого и шутливого джеба левой и в так же в шутку «пробил» ему в живот. — Мамон себе отъел. Или у тебя там мозги, да?

Легко пихнул его в грудак, так же шутливо, как и раньше. Под курткой у него жилетка, и там в кармане лежит что-то твёрдое и плоское, рука это сразу почувствовала.

Давно я не видел Турка. Он учился на два класса старше меня, но мы жили рядом и ходили на бокс. И странно, но в первой жизни я с ним после этого и не пересекался никогда, а тут встретились на улице. Похоже, если бы я сегодня не поехал в депо, так бы и не увиделись.

— Точняк, Паха! — он взмахнул руками и опустил их, а потом подтянул штаны. — А ты чё, я слышал, в ментовку пошёл, к отцу?

— Много слышал. А сам что, бандит или коммерсант? В наше время сразу разницу и не увидишь.

— У тебя везде бандиты, Паха, ха! Не, я магазин хочу компьютерный открывать, в Москве это вообще тема, большие деньги крутятся. А здесь глухо с этим пока, вот и откроюсь.

— Да ладно. А откуда у людей деньги на компьютеры?

— У бандитов-то твоих и есть, — Турок снова усмехнулся. — Давай, подброшу, побазарим. По пивку, может?

— Не, мне нужно с отцом повидаться.

Мне страшно хотелось с ним поговорить. Но старый друг не отставал.

— Садись! — он, настаивая, открыл дверь джипа.

— Я с собакой, — я погладил Сан Саныча и велел ему: — Дай лапу Грихе.

— О, вот это кобелина, — Турок снова подтянул штаны, присел перед ним и пожал вытянутую лапу. — Тоже себе такого хочу, дом за городом построю, нужен сторожевой пёс. Ну так чё, поехали? Ничё страшного, там покрывало у меня есть, на нём полежит.

Я завёл Сан Саныча на заднее сиденье, куда пёс послушно улёгся, и сам сел впереди. На автомате пощупал, что под сиденьем, и прикрыл плохо закрытый бардачок, мимоходом глянув, что внутри. Ментовские привычки остаются на всю жизнь, работают даже неосознанно. Но никакого криминала у Турка в машине не было, или я его пока не нашёл.

— Просторно у тебя здесь, — сказал я, садясь поудобнее. — А то на наших тачках поездишь, там вечно коленки к груди прижимаешь.

— Ха, ещё бы! — веселился Гриша.

— Ты права не забыл? — с усмешкой спросил я. — А то знаю я тебя, вечно всё забываешь.

— Права на месте, — он постучал по бардачку.

У него играла магнитола, пел Расторгуев, свою знаменитую песню про коня — я даже немного удивился, поняв, что этот нетленный хит уже выпущен. Сверху, на приборной панели, лежала коробка из-под кассеты с названием: «Зона Любэ». Ну, действительно, бандиты группу «Любэ» обычно не слушают.

Гриха нажал на педаль, и джип плавно тронулся вперёд. На ямках чуть подбрасывало, но ерунда — это в любом случае не милицейская «шестёрка», в которой трясёт так, что аж пломбы выпадают.

— Значит, компьютерный магазин? — спросил я, поглядывая на него. — А не рискуешь? Обстановка в городе криминальная.

— Да я уже всё пробил, — хвастливо сказал он, опустив окно и положив на дверь левую руку. — Что в городе есть, кто чем дышит, кто под кем ходит.

— Ну, расскажи, — я усмехнулся. — А я послушаю, скажу, правильно или нет.

Я стрельнул в него взглядом. Ну! Дай мне расклад, Турок, что где слышал. А я заодно и вспомню сам, что тогда творилось. Чем больше я находился здесь, в Верхнереченске образца девяносто шестого года, тем больше вспоминал, а всякие реплики, которые народ бросал о бандитах, пробуждали память ещё лучше.

— Вот сразу видно, что мент, — он расхохотался, потом резко замолк и с вопросом посмотрел на меня. — Ты же не против, что я тебя так назвал? А то некоторые как с цепи срываются.

— Валяй-валяй, не отвлекайся. Мент — нормальное слово. Ну так что ты там про Верхнереченск такого интересного нарыл?

— Я таких городов повидал, Паха. В советское время он был закрытый, потому что здесь работал радарный завод, блатоту сюда не пускали. Зато потом появились всякие мелкие банды, уличные, жёсткие. Вот они и полезли отовсюду, когда всё начало рушиться. Будто ждали момента.

— И какая из них самая крупная в нашем городе? — спросил я. — Давай, устроим тебе экзамен по криминальной обстановке. Потом, глядишь, передумаешь, хе.

— Ну нет, не дождёшься, я вашему ОВО платить буду, чтобы крышевали. Ладно, короче, самая крутая — группировка «Универмаг». Таких навидался тоже. Типичные «спортсмены», понятия не уважают, из приличных семей, судимостей нет, зато действуют жёстко.

— Так, — я кивнул. — Что ещё?

— Костяк банды — каратисты и боксёры из всяких полулегальных спортивных секций и качалок. Паханом у них был некто Каратист, но его замочил киллер ещё в 93-м, когда тот выходил, пьяный в жопу, из сауны.

— Это ты знаешь, — сказал я, будто и вправду экзаменовал его, взялся за ручку над дверью и сел поудобнее. — А кто вместо него?

— Иван Гордеев, погремуха — Кросс. То ли из-за удара, которым он какого-то амбала вырубил, — Турок, держа руль левой рукой, изобразил подобие встречного удара в боксе — «кросса». — То ли это из фильма, фильм один был, «Последний дон», там тоже был такой Кросс, сын дона. Но как на самом деле, не знаю.

— И что ты про него слышал?

— Много чего, он даже в Москве засветился у нас. Поумнее Каратиста и более жестокий. В школе был хорошист, в армии служил, разряд по боксу есть. А сейчас вот держит ОПГ, подмял под себя разные предприятия, казино открыл, сауну ещё, начальство туда ваше ментовское ходит. И газету ещё прикупил, она его расхваливает каждый день, какой он молодец. В мэры метит, похоже.

— Ну что же, ты подготовился, Турок, для коммерсанта очень хорошо… — я покивал для виду.

Даже слишком хорошо. Я присмотрелся к нему внимательнее. Как охотно он всё рассказывает. Не спрашивает меня о жизни, не говорит, что произошло у него, а рассказывает о городских бандах по моей просьбе. Пусть он всегда был человек, так сказать, «творческий», вернее сказать, с небольшим прибабахом, но это всё равно странно.

Ему что-то нужно от меня? Посмотрим, а пока пусть говорит. Буду держать уши востро.

— Но это только одна банда. Есть и ещё.

— Конечно. Кросс «синих» не любил, блатоту гнал, но им-то этот город тоже нужен. Вот, короче, собрали воры сходку, обсудили всё и отправили к вам человека, чтобы за всем присматривал. И не кого-то, а Серёгу Журавлёва. Того самого Слепого, вора в законе. Хотя они сами не говорят именно так, вор в законе, это журналюги их так прозвали.

— И почему Слепой? — спросил я. — Я вот не слышал, откуда это погоняло взялось.

— А я слышал, — Турок заулыбался. — Он, короче, с малолетства воровайкой стал. На колхозном рынке промышлял, щипачом был. Его как-то поймали колхозники, давай ногами ху***ть! А он кричит, мол, ничего не вижу, ослеп от ударов. И притворился так ловко, что те перепугались, милицию звать не стали, увезли в больницу, а он оттуда, конечно, и свалил. Вот кличка и прилипла.

— Интересно. И что про него расскажешь сейчас?

— Когда откинулся с зоны, выглядел как типичный вор старой формации, приверженец воровских традиций. Знаешь, из тех, что всегда в чёрном, роскошь не любят, семьи нет, фиксы стальные, — он поклацал зубами. — Всюду партаки с куполами. Вот, короче, вышел он на свободу в 93-м, сразу начал жить на ножах со своими «коллегами». А те уже про понятия забыли, воровское прошлое скрывали, и жили с семьями у всех на виду, не скрывались. Короче, живут как князья, как сало в масле катаются, а ему это не понравилось. Типа, вы не воры, а апельсины, настоящие воры так себя не ведут.