Об этом плане я узнал лишь тогда, когда ученик привёл его в действие. Разумеется, заполучив такой объём некротики, дракон вышел из-под контроля, так как стал намного сильнее своего создателя. Глупый Муядзин пытался его уничтожить, но в процессе помер сам. А потом… Потом я сразился с драконом.
Ученик оказался слишком талантливым и сделал своё творение жутко живучим. Пролетает над кладбищем? Поглощает некротику. Уничтожает город? Поглощает некротику. Дракон получил критические повреждения и находится на пороге смерти? Не проблема! Ящерка выбрасывает кольцо некротики на тридцать километров вокруг — и убивает всё живое. Потом кольцо возвращается обратно, доставляя дракону новую порцию некротики, которая восстанавливает его тело.
Убить эту падлу я, конечно, смог, но пришлось сражаться её же оружием. Нет, я не убивал всех вокруг. Вы чего? Я же не психопат. Просто каждый раз, когда дракон пытался насытиться некротикой, я поглощал её без остатка и перерабатывал в ману. Да, неприятно. Да, по всему телу пошли кровоточащие язвы, и потом едва не потерял ногу. Ну, а что поделать? Такова цена победы.
Хммм… Зачем я вам это рассказываю? А! Точно. У моего ученика были благие намерения, которые привели его в могилу, а вместе с этим едва не уничтожили весь мир. Методы воспитания детей у Архарова со стороны выглядят чудовищно, но делает он это тоже с благой целью. Желает остановить Императора. А Император, судя по всему, тот ещё кровавый тиран.
В сухом остатке мы получаем добряка, устроившего резню и злодея, который пытается остановить резню. У обоих методы достижения цели паршивые и сводятся к тому, чтобы устроить бойню ради того, чтобы остановить ещё большую резню. Мне подобное не нравится, но и бескровного решения данной проблемы я ещё не придумал.
Самый очевидный вариант, это стать сильнейшим на планете и железной рукой заставить всех жить тихо и мирно. Но, как вы помните, такой метод в прошлом уже провалился. К тому же, поднимаясь на вершину, я пролил очень много крови. Своей и чужой. Повторять этот путь, мягко говоря, нет желания. Из размышлений меня вырвал новый выстрел, а следом за ним и яркая вспышка, устремившаяся в сторону иллюзорной лодки.
Краем глаза я заметил, что это огненный шар. Да, такой простенький, незатейливый огненный шар, размером с лошадь. Эта громадина прошила наваждение насквозь, после чего погрузилась в воду. От попадания огненного шара вода забурлила и выбросила в небо огромное облако пара, а по водохранилищу покатилась довольно высокая волна. Она и направилась к нашей байдарке.
— Гребите направо, живо! — закричал я.
Если волна ударит нас в правый борт, то неминуемо опрокинет байдарку. Тогда Макар потеряет концентрацию, иллюзия развеется окончательно, а когда она развеется…
* * *
Югорск.
Поместье графа Черчесова.
В кабинете графа царила атмосфера обречённости. Проклятые твари маршировали по землям Черчесова, и их удалось остановить лишь в тридцати километрах от Югорска. Да и то, ради этого пришлось перебросить все имеющиеся силы, а вместе с этим взорвать мосты рядом с посёлками Алябьевский и Малиновский.
Гвардейцы Черчесова несли чудовищные потери, про мирное население и вовсе не стоит говорить. Граф вспомнил присказку своего отца «Не до жиру, быть бы живым» и объявил: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих». Можете покинуть земли атакованные тварями? Отлично, спасайтесь. Останавливать вас никто не станет. А если нет такой возможности, то берите в руки оружие и сражайтесь!
Сражайтесь… Против разломных тварей? Шикарный план. Даже если два десятка обычных мужиков набросятся с вилами на слабейшую тварь, то, скорее всего, они все погибнут. Почему? Всё просто, у многих существ очень прочная кожа, которую вилами не пробить. Для этого требуется либо огнестрел, либо умение контролировать ману. И с тем, и с другим у мирных жителей огромные проблемы.
Фактически, Черчесов бросил своих подданных, но его это не волновало. Сейчас он стоял у окна, смотрел на пасмурное небо и чувствовал, что в душе точно такая же погода. Мерзкая, холодная, дождливая. А тут ещё и этот полковник со своим докладом…
— Ваше сиятельство. Ну, значит, вчера разлом в Юбилейном мы закрыли. Аномалия откатилась назад на десяток километров, — доложил лысеющий полковник с круглыми очками, которые вечно сползали с его носа. — Прошло всё отлично. Вошли и вышли, можно сказать. Хе-хе.
— Потери? — спросил Черчесов, предвкушая кругленькую цифру.
— Ну, тут да. Не так гладко всё. Оказия, можно сказать. — Полковник потупил взгляд в пол и, тяжело вздохнув, сказал как есть. — Разломчик-то пятого ранга был, ну вот мы пять сотен человек там и оставили…
— Оруженосцы? Воины? Витязи? Ратники? Кого конкретно вы там оставили? — разозлился Черчесов и, обернувшись, прожег взглядом полковника насквозь.
— Две сотни оруженосцев, сто тридцать девять воинов, ещё сотня витязей, сорок шесть ратников и пятнадцать аколитов…
В кабинете повисла гнетущая тишина. Черчесов смотрел на полковника и хотел отрезать ему голову. Вот только почти весь офицерский состав уже погиб, сражаясь с предыдущими волнами. Этот плешивый хоть и бесил графа, но убивать его было бы слишком расточительно.
Подумать только! Пятнадцать аколитов. Попробуй выучи хотя бы одного. Потратишь лет двадцать, а то и тридцать. А тут в одном разломе загубили аж пятнадцать человек. Остальных бойцов Черчесов не особенно жалел, ведь любой аколит с лёгкостью уничтожит пятерых ратников, двадцать пять витязей или сто двадцать пять воинов, а оруженосцев — так и вовсе может покрошить без счёту.
Потеря даже одного аколита — это довольно болезненный удар. Хорошо хоть, этот лысый идиот не додумался отправить в разлом магистров. Вот это была бы уже серьёзная потеря. Чертовски болезненная и невосполнимая потеря.
— Что ещё? — сухо спросил Черчесов и достал из стола уже набитую курительную трубку.
Табачок был не обычный, а разломный. Такой и нервишки успокоит, и разум сделает кристально чистым. Даниил Евгеньевич подпалил трубку и сделал глубокую затяжку. По лёгким растёкся горячий дым, обжигая, пощипывая горло. Черчесов едва не закашлялся, но сдержался в последний момент.
— Ещё… — Полковник отвернулся и, помедлив, добавил. — Сегодня разлом в Юбилейном снова открылся. — В кабинете прозвучал хруст ломаемого дерева. Это Черчесов сдавил в руке трубку так, что она не выдержала и треснула. — Не извольте беспокоиться. Там всего третий уровень. В миг закроем! Делов-то, — испуганно выпалил полковник, понимая, что висит на волосок от смерти.
— Конечно, закроете. А точнее, закроешь. Ты. Лично, — прорычал Черчесов.
— Я? Но как же… Ваша светлость, я ведь… — заикаясь, проговорил лысый, но закончить не успел.
В дверь кабинета ворвался дворецкий. Он улыбался так широко, что Черчесову тут же захотелось сломать дворецкому нос ещё раз.
— Ваше сиятельство! Прошу прощения, но там… — начал было дворецкий.
— Тебя стучаться не учили? — разъярился граф и направился к дворецкому, понимая, что второй перелом носа должен научить этого болвана манерам.
— Да. Да. Прошу прощения, — продолжил дворецкий, медленно пятясь назад. — Дело в том что…
Граф неуловимым движением оказался рядом с дворецким и рубанул его лбом в переносицу. Нос бедолаги снова хрустнул, и тот рухнул на пол, обливаясь кровью. Дрожащей рукой он попытался заткнуть кровоточащие ноздри и прогундосил:
— Имперские войска прямо сейчас громят баронство Архарова.
— В каком смысле? — нахмурился Черчесов, на его лбу после удара осталось красное пятнышко, которое и приковало взгляд дворецкого.
— Не знаю. Но Екатеринбург объят пламенем, — ответил дворецкий и попытался встать, но голова закружилась, и он решил полежать на полу ещё немного.
— Занятно. Очень занятно, — задумчиво сказал Черчесов, достал из кармана сотовый и набрал номер графа Малышева. — Сергей Алексеевич. Открывай шампанское, — весело сказал Даниил Евгеньевич.