На то, что Юлю отпустят, я не рассчитывал. Спасти у меня эту недалекую тоже не получится, а от мысли оставить ее самостоятельно нести ответственность за свои поступки скребли кошки на душе. Не от большого ума она «сотрудничала» с работорговцами. А с другой стороны в восемнадцать лет нужно что-то да понимать, верно?

Перекусив хлебом, куриным карпаччо и сыром (в походных условиях плена не до филигранной нарезки пластиками ингредиентов бутербродов), я закрыл глаза, прикидывая, что мне делать дальше. Если бы только удалось узнать, когда и куда нас собирались перевозить, я бы смог составить более реалистичный план освобождения из плена даже с учетом наличия огнестрела у врага.

Через час ко мне заглянул один из соглядатаев, подтвердив, что за мной тоже следили и проверяли. Винтовка свободно висела за спиной, так что серьезных действий от меня никто не ждал. Уже лучше, что никто не воспринимал меня всерьез. Не так уж и плохо выглядеть бестолковым двадцатилеткой.

Он принес мне грубые штаны цвета хаки и бледно-зеленую футболку с длинными рукавами.

— С чего вдруг такая щедрость?

— Утром за тобой приедет покупатель.

— А остальные?

— О себе беспокойся, парень!

На меня индивидуально нашли покупателя, да еще так быстро? То ли в даркнете подали заявку, то ли в том же даркнете эту заявку выполнили. Я неслабо засветился, умудрившись за несколько месяцев поучаствовать в нескольких передрягах...

Эти факты наводили на нехорошие мысли, что работорговцы... Нет, бред. Это невозможно. Нас (или меня конкретно) не могли ждать еще до начала вступительного испытания. Эта стоянка и вовсе здесь давно. Пятна крови на прутах клетки и на земляном полу, которые я старался не замечать, выглядели и вовсе очень старыми — въевшимися.

Обувь мне не полагалась, что говорило — эти работорговцы собирались заключить не первую сделку. Опытные. Рабов лишали обуви и для психологического давления, и для физического истощения, и для разделения своих и чужих, чтобы не путать в случаче побега.

Был еще один план — самый реалистичный. Я мог бы сбежать, дойти до ядер излома и, поглотив их энергию досуха, открыть портал вовне и вызвать подмогу. Работорговцы не станут прикрываться пленниками, то есть не станут рисковать целостностью живого товара. Это могло сработать, учитывая, что покупатель на меня прибудет через несколько часов. Но что насчет остальных? Не исчезнут ли они до того, как я приведу подмогу?

Даже в моем состоянии выжить в выдоенном чуть ли не в ноль изломе (пускай высокого ранга опасности) трудностей не составит. Только б на мосинку не нарваться. Усовершенствованная мосинка не только тварей изломов хорошо бьет. Людей это тоже касалось.

Дождавшись очередной проверки, я вытащил из пространственного кармана кроссовки и надел их. Если словят меня, то детей уже никто не найдет. Никогда.

Отбросив мешающие мысли, я размягчил прутья нижней поверхности клетки энергией излома, после чего с легкостью их оборвал. Даже если поймают — ничего обо мне не поймут, списав на бракованную клетку.

Тихо, не спеша я пробрался к выходу из шатра, где спиной ко мне и лицом ко входу в другой шатер стоял охранник в темно-зеленой балаклаве, практически черной в ночной темноте. Только редкие огнива освещали стоянку, что мне было только на руку.

Одним резким движением я свернул охраннику шею, второй рукой заткнув ему рот, чтобы не пикнул, и оттащил обратно в мой маленький шатер. Проверив пульс, я добил ублюдка ножом в горло, и, зафотав его, отобрал мосинку.

За пределами шатра никого не было. Я потратил минуты две, чтобы осмотреться. По всему выходило, что следили за пленниками постольку поскольку. Если подумать, не зря же нас гоняли по лесу четыре дня в полуголодном состоянии. Почти никто не согласился есть жареных насекомых, ограничившись ягодами да орехами. И при этом устраивая марш-броски на десятки километров ежедневно.

Изможденные, истощенные, уставшие пленники вряд ли смогут оказать какое-либо серьезное сопротивление. Сил даже на мысли о побеге не хватит, не то что на какие-нибудь действия. Идеальный план, как утихомирить кучку детишек и сделать их смирными.

Я снова отбросил лишние мысли, ведущие к тому, что с куратором моей группы Степаном Авдеевым что-то не так. И с тем дроном тоже что-то не так. И самое главное — с формированием группы было что-то очень сильно не так! Все простолюдины (и на сегодняшний день я тоже относился к простолюдинам, официально) и ни одного активного дара в группе из двенадцати человек. Ни одного! И все снаряжение и сухпайки забрали.

Это ненормально!

Старательно обходя редких подвыпивших «зеленых» с пристегнутыми на плечах балаклавами, я на полностью беззвучном режиме без вибрации фотографировал все виды и лица всех, кто попадался мне на пути выхода со стоянки. Дара локатора у меня не было, поэтому пользуясь обширным опытом прошлой жизни, я шел туда, где вероятнее всего располагались ядра этого излома.

Современные мобильные телефоны — поразительная вещь. В изломе с сильным фоном не все функции работали как надо (связь полностью блокирована), но все равно чертовски удобная штука... пока акум не разряжен в ноль. Мой пока не разряжен, а практически полон, благодаря павербанку великой княгини Лисовской.

На стоянке пока все было тихо, но приближалось время очередной проверки, и труп моего охранника наверняка обнаружат. Я как раз дошел до края стоянки, и дальше был только полудохлый лес.

Серые иссохшиеся стволы, которые одной-двумя ладонями можно обхватить, вцысились в само небо метров на двадцать-тридцать. Даже с моим опытом мне было сложно опознать, что это за деревья, в уж слишком паршивом состоянии они находились.

Зону полудохлого леса я поспешил пройти как можно быстрее. Будь день — я был бы как на ладони. Любой, самый простенький тепловизор сделает из меня легкую цель.

«Бамбуковая зона» не заканчивалась, а наоборот частила все сильнее и сильнее. Поначалу стволы стояли одиноко, но чем дальше я заходил, тем чаще видел слившиеся друг с другом. Эти деревья не походили ни на что, встреченное мною ранее. Разве что случайно пришедшее в голову сравнение с бамбуком, встречавшимся мне исключительно в изломах Дальнего Востока и азиатских стран.

Запыхавшись, я ненадолго остановился и прикоснулся к поверхности одного из четырех слившихся воедино стволов. Гладкая и холодная кора была похожа на прошедший выплавку металл. Я был озадачен. Еще ни разу за свою первую жизнь я не встречал ничего подобного!

— Черный излом, — был вынужден сделать вывод я. — Растущий черный излом.

Это было еще хуже, чем просто черный излом. В прошлой жизни мне удалось лиш несколько раз побывать в черных изломах, и каждый раз я чудом уходил живым и недостаточно помятым для получения инвалидности.

Душевно мне поплохело от ощущения реальной подставы, и я кинулся вглубь полудохлого леса. Мне стало очень страшно оттого, чем на самом деле мог оказаться этот излом. Я даже в мыслях не допускал, что это чувство могло быть рациональным.

То ли от страха, то ли от недостатка выносливости, по шее и по спине тек холодный пот буквально ручьями. Я бежал до самого рассвета, пока не очутился на выкорчеванной площадке с двумя парящими в двух метрах над землей серыми кристаллами.

— Невозможно, — ухнул я. — Так не бывает. Нет. Нет-нет-нет.

У меня не хватило сил, и я рухнул коленями в землю. Поверить в то, что видели мои глаза, было невозможно. А видел я трансформацию черного излома в белый. Белый двухъядерный.

Двадцать пять лет назад человечество с огромным трудом закрывало зеленые изломы. После закрытия трех черных изломов Российское Царство объявило себя Российской Империей тридцать первого декабря тысяча девятсот девяносто девятого года во время новогоднего телепоздравления. Притом я участвовал в закрытии всех трех.

Я не могу позволить серому излому завершить трансформацию в белый двухъядерный. Стабильный черный излом приравнивался к катастрофе национального масштаба. Страшно представить, каким будет следующий уровень сложности.