***

До конца июля меня продержали в больнице. Только двадцать восьмого я наконец сумел сбежать от пристального внимания врачей и психиатра-нарколога. Психиатр был наркологом не потому, что в моей крови что-то нашли, а потому что два его коллеги ушли в отпуск, и нарколог подменял. Мне от этого было не легче.

Расслабился я после удачного решения проблемы с Шлятскими, и вышло то, что вышло. Как с Юлей Шлятской – выросло то, что выросло. Теперь меня держали на карандаше не только РИЦики с императором, а также окружной психиатр. Я что ли виноват, что он был первым, кто дал мне зеркало, и я реально ахренел от своей отощавшей морды?

После месяца комы я был похож на запойного алкаша: шестьдесят четыре килограмма при росте сто восемьдесят семь килограммов. Ахтунг! Тридцать килограмм слетели с меня, словно ежедневно от моего тела отрезали килограммовый кусочек.

Из больницы я уходил шагом, но очень быстрым, ведь уже два дня в почтовом ящике меня дожидался новый план, разработанный с учетом того, что Епифанцев меня кинул. Я, конечно, не планировал тянуть за лямку министра гражданского образования, но слился он слишком быстро. Я даже поступить в АПИК не успел.

– Доброе утро, Виктор! – поприветствовал меня консьерж. Тот самый, который был здесь в день отравления и помог мне. – Как ваше здоровье?

– Жив! – бодро ответил я и на этом закончил. Больше хороших новостей не было, зато были очень плохие.

Пострадавшие от псевдощелочи органы мне вылечили. Результаты лабораторных исследований показали, что... да ни черта они не показали! Никаких следов ни щелочи, ни кислоты, ни какого-либо другого яда. Ага, психосоматика! От психосоматики у меня рот, горло, гортань и пищевод с желудком выгорели!

Сто процентов старый пень постарался! Лаборатория не могла ничего не найти. Это просто-напросто невозможно. Не возможно получить такие повреждения ни с чего, а предъявлять претензии великому князю я не посмел. Мне же хуже будет.

Яд не так сильно воздействовал на ткани и органы, как на ядро. Мне ядро тупо выжгло. Оно умерло. Все. Похороны отыграли. Это еще одно доказательство в копилку обвинения Лисовского: я как раз рассказал ему о своей травме связи ядра и каналов.

И в то же время мой дар памяти все еще оставался при мне. Все знания собирателя из прошлой жизни никуда не исчезли, и у меня не оставалось других вариантов как списать это чудодейственное спасение как одну из ошибок работы артефакта "второй шанс".

Забрав из почтового ящика огромный плотный конверт, я заказал у консьержа Сергея доставку до двери хранящихся пакетов с моей академической формой, вот уже почти четыре дня как доставленной ателье, как договаривались. Хорошо, что вперед оплатил полностью, а не частично, как предлагала портниха.

В лифте я ехал с сотрудником ЖК, груженным моими вещами для академии, и теребил конверт. Мне хотелось поскорее его открыть, но я не мог сделать этого в чужом присутствии. Конверт – мой заказ с черного рынка, который в современных реалиях назывался даркнет. В больнице я не фигней страдал целую неделю "ничегонеделанья".

– Спасибо, – поблагодарил я грузчика, но тот, оставив мои коробки, выпятил грудь и посмотрел на меня честно-честно.

– Ах, да, – я достал смартфон и навел камеру на QR-код на нагрудном значке. Чаевые. К такому способу оплаты чаевых я пока еще не привык. Всего сорок копеек, но ведь тоже деньги!

Заперев за собой дверь, я позвал Агату и попросил ее вскипятить чайник. Благо, тот был подключен к водопроводу через фильтр, так что интеллектуальный помощник тут же среагировал. Система "Умный Дом" – лучшая!

– Здравствуйте, Виктор! Я рада вас видеть, – ответила Агата приятным женским голосом. – Вода закипит через одну минуту двадцать секунд. Вам что-нибудь еще нужно?

Агата открыла шторы, включила свет в коридоре и заперла за мной дверь. Пока снимал ветровку, положил конверт на тумбочку, и взгляд непроизвольно упал на толстый слой пыли. В этой квартире никто не убирал месяц. Здесь было чище, когда я вошел в первый раз в начале июня.

– Сергей, – я, не удержавшись, позвонил консьержу. – Запиши на мой счет еженедельную уборку. Помыть полы, протереть пыль и вымыть сантехнику. И отправь кого-нибудь сегодня. Я ведь не обязательно должен присутствовать при уборке?

Все равно ничего особо ценного в этой квартире не было, что можно было бы утащить, не попавшись на камеры в коридоре.

– Хорошо. Да, вы не обязаны присутствовать. Но все же я рекомендую ценные вещи оставлять в сейфе во избежание неприятных ситуаций.

Сергей не сказал, что "ЖК за оставленные без присмотра вещи ответственности не несет", как гласят объявления в гардеробах всех общественных мест.

Уборка стоила копейки относительно моих нынешних финансовых возможностей, так что я решился впустить в квартиру чужого человека. Я умел ценить свое время, а за тряпку брался только от безысходности. Ну, как с Шлятским-старшим было.

Первым делом я отнес вещи из ателье в гардеробную, чтобы позже их рассмотреть и примерить. Они ждали меня четыре дня, так что подождут еще. Затем – убрал купленные Лисовским эликсиры в навесной шкафчик кухонного гарнитура, подальше от продуктовых запасов. Как-никак, деньги за эти эликсиры были уплочены немалые.

И наконец пришла очередь конверта, присланного даркнетом. Мне пришлось долго провозиться с виртуальным кошельком в каком-то левом сервисе, чтобы беспалевно заплатить... за новые документы. Точнее старые, но не мои, а другого человека – сгинувшего в изломе.

Аккуратно вскрыв конверт кухонным универсальным ножом, я прошел в гостиную и шлепнулся на шикарный диван с обивкой из велюра шоколадного цвета.

Мирослав Анатольевич Геннадьев, сорок два года. Оценщик. Алкоголик. Семьи и детей нет. В разводе семнадцать лет. В конверте помимо потрепанного паспорта лежала пластиковая карточка – лицензия оценщика. Закончил мелкий университет во Владивостоке. К личному делу прилагалась его реальное фото, и он, запойный, был чертовски похож на нынешнего болезного меня.

В паспорт – естественно – была приклеена та фотография, которую я отправил. Ее немного подретушировали в фоторедакторе, и никто не догадается, что фотка была сделана в больнице на смартфон. У него отличная камера с отличным разрешением!

Моим планом было получить рекомендацию от одной из гильдий, ведь в предварительных списках на зачисление, опубликованных на сайте АПИКа, моего имени не было. Епифанцев слился. Контактов с Заболоцким, уехавшим в отпуск куда-то заграницу, у меня не было. Других связей – тоже.

Я нашел средненькую гильдию, у которой, по слухам, были некоторые финансовые проблемы. Я же был готов работать бесплатно, за рекомендательное письмо. То есть проверять "по связям" личность Геннадьева, вероятнее всего, тоже не станут, ограничившись стандартной проверкой.

Последние три дня я то и дело бегал по всем доступным онлайн-магазинам, чтобы прицениться что за что продавали. Я знал все расценки две тысячи третьего года, которые – увы! – сегодня уже не актуальны.

Помимо всего прочего в конверте также был еще один листок с информацией про заинтересовавшую меня гильдию. О ней я попросил рассказать тщательней, и мое предположение подтвердилось: гильдию оформили в середине зимы, и сейчас она еле держалась на плаву. В составе один молодняк двадцати пяти – тридцати лет.

Вопрос: какова вероятность, что единственный "старичок" гильдии – оценщик тридцати восьми лет – дурил сопляков? Учитывая конфиденциальную информацию о сбыте трофеев гильдией частному лицу буквально за копейки и нулевое участие в аукционах, я нашел гильдию, идеально подходящую для моего плана.

В конце августа просто признаюсь, кто я на самом деле такой. Никто ведь не станет топить спасителя? Еще и работавшего бесплатно. РИЦикам, думалось мне, будет вообще плевать, каким образом я подбираю сорт варенья для придирчивого Карлсона. Только с даркнетом мне нужно быть осторожнее и никакой запрещенки не покупать. От использования этого паспорта его владелец уже точно никак не пострадает.