Господство родственных кланов для государства гораздо хуже, чем господство политических группировок, поскольку родственники спаяны гораздо крепче, нежели единомышленники, и им не нужно опасаться друг друга.

К началу XIX века население Чосона значительно выросло, особенно в плодородных южных провинциях, что привело к перенаселению. Избыток рабочих рук можно было бы эффективно использовать в производстве, как это делали в Европе, но слаборазвитая промышленность Чосона не нуждалась в дополнительной рабочей силе. В результате большинство населения было вынуждено обеспечивать себя за счет сельского хозяйства. Даже в урожайные годы люди питались довольно скудно, а любой неурожай вызывал массовый голод. В былые времена голодающим оказывало поддержку правительство, но теперь об этом можно было забыть, и рассчитывать приходилось только на собственные силы.

В 1811 году в провинции Пхёнан вспыхнул мятеж под предводительством Хон Гённэ. Хон был то ли образованным простолюдином, то ли выходцем из семьи разорившихся янбанов. Он зарабатывал на жизнь в качестве знатока фэншуй, что побуждало его постоянно переезжать с места на место и общаться с разными людьми[157] – идеальное занятие для подготовки восстания. Хон объяснял, что происходящие бедствия есть ни что иное, как следствие отзыва Небесного Мандата у правящей династии, и ссылался на некие тайные предсказания смены династии в 1812 году – якобы на смену Ли придут Чоны. Ему охотно верили, потому что угнетенным и обездоленным людям больше не во что было верить.

Восстание, которое готовилось на протяжении десяти лет, могло бы охватить всю страну, если бы ближайшие сподвижники Чона сохранили бы ему верность. Однако среди них нашлись малодушные люди, утратившие желание продолжать борьбу уже после первого крупного поражения. В начале 1812 года восстание было полностью подавлено, а сам Хон Гённэ был захвачен и казнен. Никто в верхах не извлек из случившегося урока – политика правительства, основанная на принципе «думать о себе, а не о подданных», осталась прежней, так что восстания продолжали вспыхивать то здесь, то там. На закате правления Сунджо произошел так называемый «рисовый бунт», вызванный тем, что торговцы придерживали рис, взвинчивая цены. Этот бунт стал своеобразным итогом правления двадцать четвертого чосонского вана и еще одним свидетельством царившего в то время произвола.

К концу правления Сунджо его подданные дошли до состояния, которое определяется выражением «мать и дочери вынуждены носить одну чхима». Изначально это выражение служило для характеристики скупости, но теперь оно выражало степень бедности. Печально, что в начале XIX века, который на Западе называют «веком прогресса» или «веком больших возможностей», Чосон вместо дальнейшего процветания, впал в состояние упадка. Однако история не знает сослагательного наклонения, и изменить пришлое мы не можем.

Старший сын вана Сунджо, Ли Ён, известный как Хёмён-седжа, был женат на девушке, происходившей из пхунъянского[158] клана Чо (запомните это важное обстоятельство!) и вошедшей в историю под именем Синджон-ванху. В 1827 году Синджон-ванху родила сына Ли Хвана, будущего вана Хонджона, а через три года Ли Ён скончался от неизвестной болезни. Ему было двадцать лет и с 1827 года он исполнял обязанности регента при своем больном отце и пытался искоренять кумовство и круговую поруку в высших эшелонах власти, чем вызвал недовольство родственников с материнской стороны.

Больше всего Кимам не нравилось то, что Хёмён-седжа взял в свои руки все назначения на должности. В народе говорят, что «власть нельзя делить даже между отцом и сыном», но безвольный Сунджо и деятельный Хёмён-седжа составляли вполне успешный тандем, основанный на взаимном расположении. На вопрос: «Кому была выгодна смерть Хёмён-седжи?» вы можете ответить самостоятельно, но учтите, что официальных обвинений никому предъявлено не было. Некоторые из окружения Сунджо предлагали провести расследование, но ван был настолько удручен смертью любимого сына, что не мог заниматься выяснением обстоятельств его смерти.

В 1822 году умерли обе дочери, рожденные вану старшей женой Сунвон-ванху – двадцатилетняя Мёнон-конджу и тринадцатилетняя Бокон-конджу. Их смерть ухудшила состояние здоровья правителя, а для его подданных послужила еще одним указанием на отзыв Небесного Мандата, который, тем не менее, чосонская династия продолжит удерживать на протяжении девяноста лет.

Ван Сунджо скончался в конце 1834 года, за пять месяцев до смерти ему исполнилось сорок четыре года. Известно, что у него были проблемы с желудком и другие хронические заболевания, но точный диагноз спустя два столетия поставить невозможно из-за недостатка информации и различий в старинной и современной медицинской терминологии. Однако, нельзя исключить и того, что Кимы постоянно давали вану какое-то снадобье, которое ослабляло его и мешало ему вмешиваться в дела правления.

Историки любят устраивать дискуссии по любому поводу, но в оценке двадцать третьего чосонского вана Сунджо разногласий не существует. Это был слабый, не способный к правлению человек, волею судьбы вознесенный на престол. Он получил от своего отца богатое наследство – крепко стоящее на ногах государство, но внуку передал страну, раздираемую противоречиями и управляемую коррумпированным аппаратом. К былой славе Чосон уже больше никогда не вернется, даже когда освободится от цинского сюзеренитета и провозгласит себя империей. Впрочем, будут еще в чосонской истории моменты, пробуждающие надежду на лучшее… Но, не будем забегать вперед. Пока что мы с вами находимся в конце 1834 года, когда после смерти вана Сунджо на престол был возведен его семилетний внук Ли Хван, вошедший в историю как ван Хонджон.

Суть проблемы власти заключалась в том, что даже наиболее здравомыслящие чосонские правители вроде Сукчона или Ёнджо, использовали методы «симптоматического» лечения управленческого аппарата. Они пытались бороться с последствиями вместо того, чтобы решить проблему кардинальным путем, создав аппарат, способный эффективно и без перекосов работать в любой ситуации и при практически любом правителе.

Идеальным решением была бы передача правительства под контроль коллегиального органа, но создание выборного парламента в чосонских реалиях XVII–XIX веков не представлялось возможным, а любой высокий совет при правителе состоял бы из тех же сановников, которых он должен бы был контролировать. Политика равноудаленности или балансирования также не могла считаться панацеей, поскольку многое зависело от условий, от личности вана и от его отношений с сановниками. Единственным выходом было урезать полномочия ближайших слуг престола и распределить их таким образом, чтобы ни в чьих руках, кроме рук правителя, не могла бы сосредоточиться вся полнота власти.

Институт трех государственных советников – главного, левого и правого – казался удачным лишь теоретически. В реальности левый или правый советник всегда являлся креатурой главного советника, а нередко креатурами были и оба. Никакого «уравновешивания» не происходило, была одна лишь видимость. Историю невозможно повернуть вспять, и жизнь, в отличие от компьютерных игр, не предполагает рестартов. Попытки чосонских правителей создать «балансы» без кардинальных изменений системы были обречены на провал.

Как уже было сказано, Синджон-ванху, мать Ли Хвана, известного как ван Хонджон, происходила из пхунъянского клана Чо. Но, тем не менее, после восхождения Ли Хвана на престол, клан андонских Кимов продолжал удерживать власть в своих руках, поскольку регентом при молодом ване стала его бабка Сунвон-ванху, урожденная Ким.

Семилетний Хонджон стал самым юным чосонским ваном. Казалось, что легитимность его правления никто не будет оспаривать, поскольку других внуков у покойного вана Сунджо не имелось. Надо сказать, что со временем плодовитость чосонских правителей существенно снизилась. Конфуцианство приветствует многодетность, но наличие множества претендентов на престол подрывает стабильность. Кстати говоря, поняли ли вы потаенный смысл запрета на повышение наложниц и супруг до ванби, введенного ваном Сукчоном? Отныне стало невозможно уравнять «незаконнорожденных» детей жен низших категорий с детьми, рожденными законной супругой вана, на которой он официально был женат.