Власть оставалась в руках Юн Вонхёна до 1565 года, пока была жива Мунджон-ванху. С племянником-ваном Юн Вонхёну так и не удалось наладить хорошие отношения, поскольку Мёнджон желал править самостоятельно. При жизни матери ван не имел возможности выступить против дяди-узурпатора, но после ее смерти он получил свободу действия. С Юн Вонхёном и его второй женой Чжон Нанчжон поступили в традиционном стиле – лишили титулов и отправили в ссылку, где в начале ноября 1565 года они покончили с собой, приняв яд. Неизвестно, сделали они это по своей воли или по приказу правителя.

Во время правления Юн Вонхёна государственный аппарат, состоящий в основном из одних лишь «заслуженных сановников», снова пришел в упадок. Вновь расцвели коррупция, кумовство и произвол. Чосонское правительство напоминало больного малярией, у которого периоды лихорадки чередуются с периодами относительного улучшения состояния, но со временем болезнь прогрессирует…

Воспользовавшись ослаблением страны, активизировались извечные враги – чжурчжэни и японцы. Причем японцы вскоре вместо малых проблем начали доставлять крупные, и противостоять им стало очень сложно, поскольку последним из правителей, заботившихся об укреплении армии, был печально известный Ёнсан-гун.

Вдобавок, в 1559 году в провинции Хванхэ вспыхнуло крестьянское восстание, спровоцированное непосильным налоговым бременем. Когда контроль со стороны центра ослабел, местные власти начали облагать крестьян дополнительными налогами и повинностями. Сначала отчаявшиеся крестьяне оставляли свои дома и становились бродягами или разбойниками, но в определенный момент от пассивного сопротивления властям перешли к активному.

Восстание возглавил тридцативосьмилетний Ли Ккокчон, сын мясника, ставший «лихим молодцем». Тактика повстанцев, как и следовало ожидать, была сугубо разбойничьей – укрываясь в труднодоступных горных районах, они совершали внезапные нападения на правительственные учреждения, склады и богатые поместья. Большую часть захваченного продовольствия повстанцы раздавали бедным крестьянам, что обеспечивало им широкую народную поддержку. Многие повстанцы вели двойную жизнь: днем возделывали свои поля, а по ночам брали в руки оружие. Несмотря на все усилия правительства, подавить восстание удалось лишь в 1562 году, когда был схвачен и казнен Ли Ккокчон, и хорошо, что восстание не распространилось на другие провинции.

Двадцатидвухлетний период пребывания вана Мёнджона на престоле можно разделить на два основных этапа – первые двадцать лет ван сидел со связанными руками, не имея реальной власти, а потом в течение двух лет пытался исправить последствия правления дяди при поддержке его матери, что превратилось в очередную кампанию по возвращению в государственный аппарат представителей фракции сарим. Это возвращение сарим во власть стало последним в корейской истории – отныне сарим закрепились у власти основательно, а их оппоненты хунгупха полностью утратили свое влияние. Однако, несмотря на это, в высших эшелонах власти не воцарились стабильность и мир: в отсутствие внешних угроз сарим разделились на враждующие группировки, правда произошло это несколько позже.

У Мёнджона был всего один сын – Ли Бу, родившийся в 1551 году от старшей жены вана Инсун-ванху. Жизнь Ли Бу оказалась недолгой, осенью 1663 года он умер от болезни. Несмотря на отсутствие сыновей, проблема с преемственностью не возникла, поскольку в плодовитом доме Ли всегда можно было найти подходящего кандидата на престол. После смерти Мёнджона престол перешел к его четырнадцатилетнему племяннику Ли Ёну, стоявшему следующим в линии наследования. Отцом Ли Ёна был Ли Чо, девятый сын вана Чонджона, умерший в 1559 году. По восшествии на престол сын пожаловал ему титул Докхын-тэвонгун.

Имя вана Мёнджона часто связывают с последним в истории Чосона возрождением буддизма, но на самом деле буддистам покровительствовал не ван, а его мать. Нельзя с уверенностью сказать, что именно вызвало у Мунджон-ванху расположение к буддизму – убеждения или политические соображения, но известно о ее личном участии в буддийских ритуалах и церемониях. Мунджон-ванху отменила все запреты, касавшиеся буддизма и его служителей, вернула буддийским монахам их былое достоинство, выделила средства на реставрацию храма Бонгын-са[88] и заказала изготовить около четырехсот картин на буддийские темы и свитков с сутрами[89]. Но расцвет буддизма оказался недолгим и сменился гонениями сразу же после смерти Мунджон-ванху, поскольку ее сын делал ставку на конфуцианцев.

Будучи женщиной умной и дальновидной, Мунджон-ванху понимала, что влияние «заслуженных сановников» значительно ослабло после репрессий, проведенных Ёнсан-гуном, и что сарим, несмотря ни на что, с течением времени становятся все сильнее, поскольку имеют привычку (и возможность) пережидать тяжелые времена вдали от столицы. Возможно, способствуя возрождению буддизма, Мунджон-ванху пыталась создать новый «противовес» сарим взамен слабеющих хунгупха.

После Ёнсан-гуна государство отчаянно нуждалось в мудром и волевом правителе, подобном Седжону Великому, который вернул бы его на путь процветания. Но «нуждаться» не означает «обрести». Забегая немного вперед, скажем, что с Ли Ёном, известным как ван Сонджо, корейцам тоже не повезло.

Можно сказать, что Ли Ёна избрали правителем при всеобщем одобрении – его кандидатуру поддержали и сановники, и члены дома Ли. Это было хорошим знаком, сулившим отсутствие смут и переворотов.

Происхождение Ли Ёна было наиблагороднейшим с обеих сторон, поскольку его корни по материнской линии восходили к Чонсо-конджу[90], дочери Седжона Великого и Сохон-ванху. Чтобы формально соблюсти традицию передачи власти от отца к сыну, Ли Ён был усыновлен Инсун-ванху, женой своего дяди и предшественника.

Успехи начального этапа правления вана Сонджо связаны с привлечением сарим на государственную службу и реабилитацией конфуцианцев, пострадавших в ходе Третьей и Четвертой литературных чисток (среди сторонников Юн Има были и сарим). Среди конфуцианских сановников встречались разные люди – и благородные мужи, и низменные искатели выгод, но при всем том, конфуцианцам была свойственна забота о нуждах и чаяниях простого народа, в котором они видели главную опору власти. Известно же, что секрет доброго правления заключается в том, чтобы правитель был правителем, подданный – подданным, отец – отцом, а сын – сыном[91]. А вот «заслуженные сановники», в отличие от сарим, рассматривали народ только как источник благ, из которого можно черпать бесконечно, и он не оскудеет.

На заре правления вану Сонджо помогали великие умы, такие как Ли Хван[92], Ли И[93], Рю Сонрён[94] и Чон Чхоль[95]. Не все ученые-конфуцианцы оставались при дворе надолго. Некоторым не нравилась непоследовательность Сонджо, другие были удалены в результате интриг, вспыхнувших среди сарим. Но, тем не менее, две главные цели были достигнуты. Во-первых, упорядочение взимания налогов и оказание помощи голодающим значительно снизили недовольство властью в низших слоях общества. Во-вторых, объединение сарим вокруг престола не только улучшило работу государственного аппарата, но и установило гармонию между центральной и местной властью, ведь на местах с давних пор господствовали сарим.