Ван Кёнджон скончался осенью 1724 года на четвертом году своего бесславного правления. Можно сказать, что он был не правителем, а тенью правителя, которая просто занимала престол. Смерть тридцатипятилетнего вана, несмотря на его болезни, оказалась скоропостижной, и Сим Юхён, младший брат Таный-ванху, заявил, что Кёджон был отравлен «стариками». Это обвинение не подтвердилось, но в наше время родилась версия о том, что причиной смерти вана Кёджона могла стать его любовь к скоропортящимся морепродуктам. Столица находится в некотором отдалении от побережья, и во время доставки дары моря могли приобретать ядовитые свойства, особенно в теплую погоду[147].

Что касается психического здоровья Кёнджона, оно тоже оставляло желать лучшего. Однако, по крайней мере, он не успел совершить таких дел, какие натворил Ёнасан-гун. И на том, как говорится, спасибо.

Ли Кым, вошедший в историю как ван Ёнджо, правил без малого пятьдесят два года. Если прибавить к этому почти сорок шесть лет правления его отца и четыре года правления старшего брата, то получится, что ван Сукчон и его сыновья правили Чосоном целое столетие! И это столетие можно считать «Золотым веком Чосона».

Надо сказать, что Ли Киму несколько раз крупно везло – сторонники его старшего брата не раз пытались убить его, но, к счастью для Ли Кыма и всей Кореи, эти попытки не увенчались успехом. Сам Кым не стремился к власти (а именно из таких людей получаются наилучшие правители). Известно, что он говорил своему старшему брату о желании покинуть дворец и жить обычной жизнью простого человека. Но кто тебе позволит сделать это, если ты – сын вана и наследник престола?

Ли Кым взошел на престол в тридцатилетнем возрасте, имея определенный жизненный и политический опыт. На его глазах произошло несколько чисток, и он не однократно убеждался в том, что от них нет никакой пользы. Ни для государства, ни для управленческого аппарата, ни даже для победителей, поскольку в сегодняшней победе уже зреет семя завтрашнего поражения. Пользы от чисток не было, а вред был огромным: они дестабилизировали управление государством и приводили к истреблению образованных кадров, которых было не так уж и много. Это в сериалах ван может назначить на важную должность «доброго молодца», попавшегося ему на глаза в удачный момент, но в реальной жизни нужно было овладевать конфуцианской и прочими премудростями в течении четырнадцати-пятнадцати лет, сдавать экзамен, а затем набираться опыта на низовых должностях. Начав учиться в шесть или семь лет, человек превращался в квалифицированного «слугу престола» годам к тридцати… Впрочем, и в наши дни профессиональный расцвет начинается примерно с этого времени.

По восшествии на престол ван Ёнджо опирался на «стариков», но мечтал создать «беспартийное» правительство, должности в котором распределялись бы не по принадлежности к той или иной фракции, а по способностям. Подобная система была введена в провинциях при Сукчоне, правда там речь шла не о «партийной» принадлежности, а о происхождении. Вскоре ван Ёнджо начал воплощать в жизнь политику беспристрастного отбора на службу («тханпхёнчхэк») и объявил, что отныне разжигание межгрупповых распрей приравнивается к государственной измене. В провинции начали закрывать совоны, частные конфуцианские храмы-школы, которые служили местными «партийными центрами»…

За короткое время вану удалось добиться значительных успехов, но весной 1728 года «молодые западники», чувствуя, как тает их влияние, привлекли в помощь оставшихся «южан» и попытались устроить переворот. Против Ёнджо выдвинули обвинение в отравлении старшего брата и сомнение в том, что его отцом был ван Сукчон. Оба обвинения имели под собой определенную основу. Обстоятельства смерти вана Кёнджона уже были описаны ранее, а что касается проблемы отцовства, то ходили слухи, что у Сукбин Чхве до встречи с Сукчоном был любовник (слухи – это всего лишь слухи, но люди склонны верить тому, чему им хочется верить). Также вана обвиняли и в том, что его якобы беспристрастная политика на деле способствует укреплению влияния «старых западников».

Эта попытка переворота вошла в историю как «Восстание Ли Инчжва», по имени одного из его лидеров, или же как «Восстание года Мусин». Вспыхнуло оно в провинции Чолла и стало быстро распространяться по стране, но было подавлено к концу третьей недели, хотя и с большим трудом.

Пускай не все шло так быстро и гладко, как хотелось, и пускай «старики» продолжали держать в своих руках многие рычаги, но, тем не менее, дело сдвинулось с мертвой точки. Фракционный дух начал ослабевать, а контроль вана над государственным аппаратом – усиливаться.

Скромность вана Ёнджо, который во всем старался придерживаться умеренности, иногда пытаются объяснить его простонародными корнями. Однако на самом деле такая модель поведения заложена в конфуцианской морали, а Ёнджо был крайне ревностным конфуцианцем. Это, собственно, и сближало его с лидерами «стариков», которые регулярно читали вану тематические лекции – кёнъён.

В «Подлинных записях правления династии Чосон» приведены слова вана Ёнджо, сказанные им на четвертом году правления, вскоре после подавления восстания Ли Инчжва: «О, Небо! На протяжении последних четырех лет нас преследовали наводнения, засухи и голод, вызванные моим недостатком добродетели, а в этом году нам, вдобавок, пришлось пережить ужасное восстание, поднятое изменником Ли Инчжва. Как мой бедный народ может прокормиться в столь трудные времена? Как я могу заслужить благословение Неба, если не размышляю о важном и не прилагаю усилий для того, чтобы стать добродетельным? Мне нужно начать с размышлений о себе».

Итогом этих размышлений стали снижение налогов и уменьшение трат на стол правителя. Эти траты составляли значительную долю расходов на содержание двора, поскольку еды готовилось гораздо больше нужного. Помимо того, что непосредственно ели ван и члены его семьи, подавалось много блюд, которые можно было назвать «парадными» или «представительскими». Эти блюда подавались для того, чтобы подчеркнуть богатство правителя. Хорошо, если одна двадцатая часть приготовленного дворцовыми поварами использовалась по назначению, остальное выбрасывалось или же отдавалось слугам.

Не стоит думать, что, снизив траты на стол, ван Ёнджо стал питаться менее изысканно или есть меньше, просто меньше еды стали выбрасывать. Когда-то, в стародавние времена, правители жили скромно и съедали все, что им подавали, но «золотая» танская эпоха приучила власть имущих к роскоши, точнее, приучила к тому, что богатство нужно выставлять напоказ, поскольку оно служит главным признаком могущества. К месту можно вспомнить Чингисхана, завоевавшего добрую половину мира, но при этом бывшего весьма скромным в быту.

Скромность правителя – благо для народа, ведь если правитель проявляет скромность, то он начинает требовать того же и от других. На протяжении всего своего правления ван Ёнджо продолжал бороться с коррупцией и казнокрадством. Ближайшим его сподвижником в этом благородном деле стал тайный цензор[148] Пак Мунсу, о котором сложено множество легенд и историй. «У китайцев есть судья Ди[149], а у нас – Пак Мунсу», – говорят корейцы. Разумеется, изменить природу людей Ёнджо не удалось, но определенных успехов он добился.

Существенно уменьшив налоговое бремя крестьян, Ёнджо обложил дополнительным налогом крупных землевладельцев, а также начал взимать налоги с солеварен, владельцев судов и рыбаков, которые прежде ничего в казну не платили. Благодаря этому налогообложение стало более справедливым. Справедливость, наряду со скромностью, были главными жизненными принципами двадцать первого чосонского вана (на деле – двадцатого, но не будем забывать вана Вонджона, раз уж почтительный сын возвел его в ванское достоинство). Кроме того, Ёнджо заботился и о просвещении крестьян: в его правление издавалось много пособий по ведению сельского хозяйства. Кстати говоря, батат, который с началом зимы продают на каждом углу в печёном виде, появился при ване Ёнджо.