О сыне вана Хёнджона Ли Суне будет рассказано в следующей главе, а в завершение этой нужно уделить немного внимания его дочерям. Вторая и старшая из выживших дочерей вана Мёнсон-конджу, которую не следует путать с ее матерью Мёнсон-ванху, умерла от оспы, незадолго до своего четырнадцатилетия, буквально накануне свадьбы. Третья по счету дочь Мёнхе-конджу скончалась на одиннадцатом году жизни. Четвертой дочери Мёнан-конджу повезло больше, чем ее сестрам – она дожила до двадцати одного года, успела выйти замуж, но вот потомства оставить не успела. Таким образом, Ли Сун оказался единственным продолжателем этой ветви рода Ли. И если в современном обществе многоженство порицается как пережиток прошлого, то в былые времена, при высокой смертности (особенно детской) наличие у вана нескольких жен служило гарантией продолжения рода, если, конечно, ван был способен к этому.

Ли Сун, вошедший в анналы истории как ван Сукчон, изначально носил имя Ли Кван, но в 1666 году, когда наследнику престола было пять лет, его имя изменили на Ли Сун. Это решение было принято, чтобы избежать нежелательных ассоциаций с китайским военачальником Ли Кваном (Ли Гуаном), жившим в Период Сражающихся царств[135].

Если ван Хёнджон имел спокойный и покладистый характер, то его сын с детства всячески показывал оскал, проявлял строптивость и злобу. Даже его властная мать Мёнсон-ванху не могла справляться с его характером. «Я породила наследника престола из своего живота, но его настроение меняется утром, в обед и вечером, и я не могу ничего с этим поделать», сетовала она. Известно, что Ли Сун не позволял придворным дамам, которые должны были причесывать и одевать его для публичных выходов, выполнять свои обязанности. Поэтому этим «неблагородным» делом приходилось заниматься самой Мёнсон-ванху. Некоторые историки считают, что Ли Сун унаследовал характер матери, а другие полагают, что его слишком баловали, не только как наследника престола, но и как единственного сына.

Ли Сун взошел на престол в сентябре 1674 года, в возрасте тринадцати лет. Совершеннолетие в те времена наступало в пятнадцать лет, но Ли Суну не назначали регента и ни его мать, ни, тем более, его прабабка Чаннёль-ванху, в дела правления не вмешивались. Первой проблемой, с которой столкнулся юный ван, был спор о траурном этикете, который пытались продолжить «западники», надеявшиеся восстановить утраченное влияние. Однако ван не дал им такой возможности, повелев прекратить все дискуссии по этому вопросу.

Вана Сукчона нередко упрекают в отсутствии политической гибкости, которой в полной мере обладал его отец, а точнее – то его мать, управлявшая своим слабовольным мужем. При ване Хёнджоне в правительстве поддерживался баланс между «западниками» и «южанами». Чаши весов могли склоняться то в одну, то в другую сторону, но сильного перекоса в одну из сторон не наблюдалось, и одна из чаш никогда не оказалась совсем пустой – представители более слабой фракции все равно занимали какие-то посты.

А вот в правление Сукчона правительство не раз становилось «однопартийным» и, надо признать, что это не способствовало улучшению работы государственного аппарата, поскольку монополия на власть использовалась преимущественно в личных целях, а не для того, чтобы сделать как можно больше полезного для народа и государства. Впрочем, вану Сукчону удавалось держать государственный аппарат под своим личным контролем и пускать государственные дела на самотек. Чосон в его правление можно было сравнить с высокой горой, на вершине которой свирепствуют ветры, а у подножия все спокойно – резкие и неоднократные перемены в высших эшелонах власти никак не отражались на жизни подданных.

Сорокашестилетнее правление Сукчона отличалось стабильностью и процветанием (хотя и умеренным, но все же процветанием). В стране завершился переход на выплату налога единым рисовым эквивалентом, стимулировалось использование монет в качестве основного расчетного средства, высокие должности в провинциях стали доступными для незнатных людей, успешно сдавших государственные экзамены. Известно, насколько раздача должностей «по способностям» повышает эффективность управления.

Случались, конечно, и потрясения. Девяностые годы XVII века выдались весьма неурожайными, к тому же сильный голод 1696–1699 годов унес жизнь трехсот тысяч человек. А в начале следующего века в Чосон нагрянула эпидемия оспы. Голод и мор вызывали восстания крестьян, но все эти ужасные события не смогли испортить впечатление о правление о правлении Сукчона. Ведь самую справедливую оценку правителям дает народ, и Сукчон получил у корейцев свою заслуженную наивысшую оценку. Сказки, сложенные в XVIII и XIX веках, часто начинаются словами: «Было это при ване Сукчоне», то есть – в счастливые времена, а сам Сукчон фигурирует в них как мудрый и справедливый правитель, проявляющий заботу о своих подданных.

Что касается «однопартийности» чосонского правительства, то она могла быть не результатом отсутствия политических способностей, а осознанным выбором. Сукчон, понимая, что вечная борьба между группировками ни к чему хорошему не приводит, мог сделать ставку на «однопартийность».

«Южане» доминировали в правительстве до 1680 года. Сначала Сукчон благосклонно относился к ним, но со временем это отношение стало меняться в худшую сторону, поскольку «южане» забирали в свои руки все больше и больше власти, а Сукчона это не устраивало. В отличие от своего отца он хотел править, а не просто восседать на престоле. Также ван Сукчон был склонен к радикальному решению проблем. Вместо того, чтобы «разбавить» «южан» «западниками», Сукчон решил устранить «южан» полностью. Благо, повод для этого искать не приходилось – «зеленые» постоянно писали доносы на Хо Чжока и его ближайших сподвижников, обвиняя их не только в злоупотреблении властью, но и в государственной измене, якобы Хо Чжок собирался заменить Сукчона на кого-то из его родственников.

Ван действовал не только решительно, но и с размахом. Его действия по устранению «южан» получили название «хвангук» – «смена власти»[136]. Хо Чжок и другие видные «южане» были казнены, а остальные отправлены в ссылку с понижением в ранге. А вот сосланные ранее «западники», в том числе и сам Сон Сиёль, вернулись в столицу. Сон Сиёль стал главным государственным советником, и все ключевые должности были разделены между «западниками».

Пребывание в ссылке обострило противоречия в прежде единой Западной фракции, которая к 1684 году разделилась на фракцию «стариков» («норон») во главе с Сон Сиёлем, и фракцию «молодых» («сорон»)[137], которую возглавил ученик Сон Сиёля по имени Юн Чжын. «Старики» и «молодые» расходились как по идеологическим, так и по политическим взглядам. Первые видели в Чжу Си непогрешимый источник истины и выступали против любого сотрудничества с «южанами», которые весьма критически относились к наследию философа, писавшего свои комментарии в далеком XII веке[138].

«Молодые» относились к Чжу Си без излишнего пиетета, прекрасно понимая, что не стоит слепо руководствоваться догмами пятисотлетней давности, и на определенных условиях считали возможным сотрудничество с «южанами». Сукчону «молодые» импонировали больше. Будучи человеком умным, ван понимал важность обращения взглядов на будущее и, несмотря на проведенную чистку, не разуверился полностью в «южанах». Все это не позволяло Сон Сиёлю, даже при его положении, достичь былого влияния, и, кроме того, Сукчон крепко держал бразды правления в своих руках и все важные решения принимал самостоятельно.