Дело было так. Для чиновников, предки которого были убиты маньчжурами во время их нашествий, империя Цин считалась врагом семьи, и правила сыновней почтительности не позволяли оказывать какие-то почести людям Цин и, вообще, иметь с ними дело. И вот представьте, что такому чиновнику выпало участвовать в приеме цинских послов или же отправляться с посольством к цинскому двору. Имеет ли он право отказаться от такого поручения, сохранив при этом лицо и должность? Или же долг перед правителем выше долга перед предками?

Собственно, подобные вопросы могли спокойно решаться в частном порядке. Чиновник мог сообщить о своих обстоятельствах начальству и его аргументы были бы непременно приняты во внимание, поскольку все начальники следовали конфуцианским нормам. Для чего же тогда понадобилось называть яйцо горой[131]?

Все очень просто, и можно только восхититься коварству Хо Чжока, который искусно заманил своего оппонента в ловушку. Было ясно, что Сон Сиёль, строгий приверженец конфуцианских догм и хранитель устоев, поставит сыновний долг выше служебного. Поступить иначе Сон Сиёль просто не мог, это означало бы для него потерю лица. В то же время, нетрудно было догадаться, что вану придется по душе альтернативная точка зрения, которую поддерживал Хо Чжок. Так оно и вышло – ван Хёнджон, его драгоценная супруга и придворные чины поддержали «южан». В результате влияние «южан» значительно возросло.

Как уже говорилось, плюрализм в политике может быть и полезным, и бесполезным, и вредным. То же самое можно сказать и об отсутствии плюрализма. Изрядно потеснив «западников» (потеснив, но не вытеснив совсем), «южане» окончательно свернули военную реформу, сторонником продолжения которой выступал Сон Сиёль. На тот момент такое решение было обоснованным и благоприятным. Однако больше ничего полезного для государства Хо Чжок и его сторонники не сделали.

Между тем, сельское хозяйство находилось в упадке и нуждалось в поддержке. Также необходимо было развивать торговлю и помогать населению при бедствиях. В правление Хёнджона, а именно в 1671–1672 годах, свирепствовал опустошительный голод, вызванный неурожаями вследствие необычайно холодной погоды. В таких условиях можно было задуматься об отзыве Небесного Мандата. Но «южане» и «западники» были заняты противоборством друг с другом и уделяли этому делу большую часть своих сил, вместо того чтобы заботиться о народе и государстве.

В 1674 году, под самый конец правления вана Хёнджона, у «южан» появился шанс достичь желаемого в ходе так называемого Второго есона. Скончалась жена Хёджона и мать Хёнджона Инсон-ванху, и надо было решить, как долго станет Чаннёль-ванху носить траур по жене своего приемного сына. Как и при Первом есоне, проблема была искусственно создана ради сведения счетов. Чаннёль-ванху собиралась носить санбок[132] в течение года, и ван Хёнджон согласился с ее решением, так как речь шла о супруге правителя. Однако же Сон Сиёль, желавший отыграться за поражение одиннадцатилетней давности, напомнил о том, что ван Хёджон не был старшим сыном, следовательно, траур по его жене следует носить девять месяцев, а не год, как положено после смерти старшей невестки.

Сон Сиёль считал, что вану придется согласиться с его мнением, поскольку при Первом есоне Хёнджон высказался за строгое следование принятым догмам. Однако Хёнджону, а точнее, Мёнсон-ванху, которая благоволила Хо Чжоку, хотелось избежать нового усиления «западников». «Западники» были нужны Мёнсон-ванху исключительно в качестве условного «противовеса», позволявшего держать «южан» под контролем, не более того. Да и Хёнджону властолюбивый и амбициозный Сон Сиёль надоел хуже горькой редьки, так что «выигрышный» ход лидера «западников» на деле оказался провальным.

Чтобы «сохранить лицо» Хёнджон прибегнул к казуистической уловке, оправдывающей его непоследовательность. «Западники» осмелились выразить возмущение, чем ухудшили свое и без того пошатнувшееся положение. В результате, Сон Сиёлю пришлось отправиться в ссылку, а его ученик Ким Сухен был смещен с должности главного государственного советника, которая досталась Хо Чжоку. Правда, в качестве «противовеса» левым государственным советником был назначен Ким Сухон, младший брат Ким Сухена. Но в целом политическое влияние «западников» было сведено к минимуму, и можно сказать, что на какое-то время вся власть сосредоточилась в руках «южан».

Самым важным деянием вана Хёнджона стал запрет межродственных браков. Отныне члены одного и того же клана не могли вступать в браки между собой. Этот запрет, существующий и поныне, за рубежом трансформировался в неверное мнение, согласно которому корейцам нельзя заключать браки с однофамильцами. Учитывая, что половина корейцев носит фамилии Ким, Пак и Ли, запрет на браки с однофамильцами выглядит очень суровым, и иностранцы искренне сочувствуют «несчастным корейцам» и столь же искренне удивляются, почему столь животрепещущая тема не находит отражения в корейском кинематографе.

Не прошло и двух месяцев после победы «южан» над «западниками», как ван Хёнджон скоропостижно скончался в возрасте тридцати трех лет в сентябре 1674 года. Судя по дошедшим до нас сведениям, здоровье его не вызывало нареканий, поэтому есть все основания подозревать отравление. Возникает классический вопрос: «Кому это было выгодно?». Ответ на него указывает на Сон Сиёля и его ближайших сподвижников. Вполне возможно, что «западники» могли попытаться улучшить свое положение устранением Хёнджона…

Надо сказать, что отравить чосонского вана было весьма сложно, поскольку все, что ел ван, предварительно пробовалось уполномоченными на то придворными чинами, а повара и прочие работники кухонь отбирались с тем тщанием, с которым в наше время принимают на службу в Национальное агентство разведки[133]. Но, как известно, имеющий намерение всегда может найти способ его осуществить, например – отравить питье, подававшееся в покои правителя или же лекарственные снадобья, которые он принимал (даже полностью здоровые представители знати постоянно принимали что-то укрепляющее, стимулирующее или же продлевающее жизнь).

Противники версии с отравлением напоминают о том, что у вана Хёнджона вполне мог быть наследственный сахарный диабет со всеми вытекающими отсюда неблагоприятными последствиями, а также обращают внимание на нецелесообразность устранения вана после того, как «западная» фракция уже была разгромлена. По их мнению, Хёнджона могла подкосить смерть матери, которую он сильно любил. В старину люди действительно верили в то, что от сильного горя можно умереть, но мы-то знаем, что одного горя для кончины недостаточно, помимо этого нужны веские сопутствующие обстоятельства.

В 1674 году чосонский престол перешел от вана Хёнджона к его единственному сыну от единственной жены Ли Суну, вошедшему в историю как ван Сукчон, которого часто сравнивают с Седжоном Великим поскольку он заложил основы для нового возрождения Чосона. Судьба наградила достойного правителя согласно его заслугам – Сукчон провел на престоле сорок шесть лет. Кстати, «западники» пытались продолжить второй спор о траурном этикете в начале правления Сукчона, однако ван запретил обсуждать этот вопрос и поступил весьма правильно, поскольку сановникам нужно заниматься делами, а не бессмысленными спорами.

К тому, что написано в анналах о правлении вана Хёнджона, следует относиться не то, чтобы критически, но, все же, с определенной настороженностью, поскольку первоначальный вариант хроники создавался «южанами», а впоследствии был переработана «западниками». Читая старинные летописи и любую другую историческую литературу, нужно понимать, что их авторами были люди, которые имели собственное мнение. И даже если авторы старались быть объективными, их личные взгляды неизбежно отражались в текстах.