Передача власти от Сунджо к Хонджону стала второй в истории Чосона передачей власти от деда к внуку после Ёнджо и Чонджо. День рождения Хонджона был ознаменован прилетом журавлей во дворец, и придворные не знали, как истолковать это необычное событие, но больше склонялись к тому, что знак благоприятный.
Надо ли уточнять, из какого рода происходила первая жена вана Хонджона, известная как Хёхён-ванху? Конечно же она была из андонских Кимов, надеявшихся этим браком укрепить свои позиции и продлить свое пребывание у власти. Свадьба состоялась в 1837 году, когда Хонджону едва исполнилось десять лет – нужно было торопиться, пока мать вана не подыскала ему невесту из своего рода. Хёхён-ванху была на год младше своего мужа. Судьба не одарила ее ни долголетием, ни потомством. Хёхён-ванху скончалась в 1843 году, на шестнадцатом году жизни и о причине столь ранней смерти нам ничего не известно. Но можно с уверенностью сказать, что Кимы непременно должны были выбрать в жены вану девушку, отличавшуюся крепким здоровьем и с хорошей наследственностью, ведь этот брак имел для них крайне важное значение. А если обратить внимание на то, что следующей женой вана стала девушка из рода намъянских[159] Хонов… Мысль об отравлении Хёхён-ванху напрашивается сама собой, разве не так?
Сразу же после окончания годичного траура по Хёхён-ванху, состоялась новая свадьба. Невесте было четырнадцать лет, а вану уже исполнилось семнадцать. Вторая жена Хонджона, вошедшая в историю как Хёджон-ванху, дожила до 1904 года, почти до конца правления династии Ли и стала единственной ванби, удостоенной титула Вдовствующей императрицы.
Почему в жены вану была выбрана представительница намъянских Хонов? Разве у андонских Кимов не нашлось подходящих девушек на выданье? И среди пхунъянских Чо, родственников вана с материнской стороны тоже не нашлось ни одной невесты? Разумеется, нашлись бы невесты в обоих кланах, причем и не одна. Но, видимо, возможности уравновесились и ни Кимы, ни Чо, не смогли настоять на своей кандидатке, и потому в ванби была избрана девушка из «нейтрального» рода Хон. Но принято считать (так, во всяком случае, записано в анналах), что эту невесту нашла вану Сунвон-ванху.
Кроме двух жен у вана Хонджона было три супруги: Кёнбин Ким из квансанских Кимов, Чонбин Юн из хэпёнских[160] Юнов и Сукуи Ким из кимхинских[161] Кимов. Только последняя родила вану ребенка – девочку, умершую вскоре после рождения, у всех остальных женщин Ходжона беременностей не было. Известно, что Хонджон страдал половой слабостью и для укрепления сил принимал снадобья, изготовленные из корня жизни[162] и рогов оленя[163].
В 1839 году, на пятом году своего регентства, Сунвон-ванху инициировала новые гонения на христиан, доверие к которым росло среди населения по мере ухудшения жизни. Католическая вера глубоко укоренилась в чосонском обществе, а миссионеры проявляли настойчивость. Их попытки обратить людей в свою веру были настолько упорными, что их буквально гнали в дверь, а они всё равно пытались проникнуть через окна. Таким образом, полного искоренения «заморских заблуждений» достичь не удалось, хотя это ещё больше озлобило подданных. Любая политическая акция, кроме ожидаемых результатов, может иметь и неожиданные последствия. Гонения на христиан закончились «рокировкой» в высших эшелонах власти: в 1840 году пхунъянские Чо сменили андонских Кимов. Хотя регентство Сунвон-ванху еще не закончилось, но взрослеющий начал ван прислушиваться к мнению своей матери, а та всячески старалась склонить его на сторону своего клана, и в какой-то момент ее старания начали приносить плоды.
«Смена караула» в данном случае происходила довольно мягко – без казней, ведь речь шла о близкой родне вана. Схема смещения Кимов была простой: их лишали должностей одного за другим и отправляли в ссылку. Поводом к смещению стали злоупотребления, которые не нужно было искать или придумывать, поскольку их особо и не скрывали. На местах снова стали появляться неподкупные тайные цензоры, которым было велено выявить как можно больше случаев злоупотребления властью. Сунвон-ванху пыталась помочь своим родичам, но не смогла. С одной стороны, она не имела на вана такого влияния, как его мать Синджон-ванху, а, с другой стороны, представители клана Чо действовали решительно. Подданным от смены Кимов на Чо никакой пользы не было, скорее, даже, наоборот. Поскольку давно пребывающие у власти Кимы уже успели обогатиться и в какой-то мере расслабились, а «голодные» представители клана Чо были алчными донельзя.
Отношения с империей Цин давно стабилизировались, вассал и сюзерен «притерлись» друг к другу, маньчжуры «окитаились» и могло показаться, что вернулись старые добрые минские времена. Япония, в которой правили сёгуны из дома Токугава, была слаба и пока еще не помышляла о завоевании Корейского полуострова. Российская империя тоже к этому не стремилась, поскольку ей хватало пограничных проблем с империей Цин. А внутри Чосона ни один клан, будь то Кимы или кто-то еще, не мог оспорить власть у дома Ли. Чосонская знать могла только возводить на престол своих кандидатов из правящего дома, но не более того.
В 1844 году военный командир Мин Чжиён и чиновник Ли Вондок попытались устроить переворот, целью которого было возведение на престол Хопён-гуна, внука Юнэн-гуна, незаконнорожденного сына Садо-седжи. Организатором заговора был Мин Чжиён, происходивший из знатного рода «старых западников», который со временем утратил былое влияние и обеднел. Если Мин Ынсу, прадед Мин Чжиёна, был главным государственным советником, то Мин Чжиёну приходилось довольствоваться скромной бесперспективной должностью на военной службе[164]. Ли Вондок, напротив, достиг определенных высот на гражданской службе, но считал, что он заслуживает большего. Другие участники заговора тоже рассчитывали на обретение возможностей, которых у них не было.
Непосредственно против Хонджона они ничего не имели, им важно было вернуть былые «фракционные» времена, которые, надо признать, выглядели образцом справедливости на фоне того, что творили Кимы и Чо. Впрочем, в свое время и андонские Кимы, и пхунъянские Чо принадлежали к «западникам», а затем примкнули к «старикам». Их противоборство условно можно рассматривать как борьбу группировок внутри «старой» фракции, правда на сей раз принадлежность к той или иной стороне определялась родственными связями, и никто из посторонних не мог проникнуть в сплоченный родством клан. А ведь людям всегда нужны «социальные лифты», или, как выражались в старину «хорошая возможность проявить свои способности».
Внезапность и решительность могли обеспечить заговору успех, особенно учитывая, что «личная гвардия» вана, распущенная Чонсун-ванху, так и не была воссоздана. Хопён-гун выглядел довольно сомнительным кандидатом в правители, поскольку был внуком незаконнорожденного сына безумного Садо-седжи, но, как говорится, «когда нет риса, то и капусте рады». Если бы заговорщикам удалось убить Хонджона, у которого не было сыновей и родных братьев, то за неимением лучшей кандидатуры сгодился бы и Хопён-гун, как-никак в его жилах текла кровь правителей.
Однако заговор был раскрыт, и шестеро его участников распрощались со своими жизнями, а тех, кто им сочувствовал или был заподозрен в сочувствии, отправили в ссылку. Разумеется, Хопён-гуна принудили к самоубийству во избежание его участия в новых заговорах. Стоит отметить, что заговор Мин Чжиёна был второй попыткой подобного рода. Первую предпринял в 1836 году сановник Нам Ынчжун, замысливший возвести на престол другого внука Юнэн-гуна, но тоже потерпел неудачу.
Проблемы со здоровьем вана Хонджона не ограничивались одной лишь сексуальной дисфункцией. Современные врачи предполагают, что у двадцать четвертого чосонского вана было сразу несколько серьезных заболеваний: цирроз печени, вызванный гепатитом, почечная недостаточность и порок сердца. Но нельзя исключить и того, что болезнь Хонджона была вызвана ядами, которые ему давали понемногу. Одно дело – внезапная смерть здорового молодого человека, и совсем другое – ожидаемая смерть больного человека, служащая избавлением от страданий.
