Сложно… Создание своей пустой копии, не такой простой процес. Как казалось. Почему нити не чёрные? Ладно… Усилие воли, комок слизи на ладони двигается, меняет форму и растекается. Стекает и капает на траву.

— Облом. Чего-то не хватает. А чего? Правильно, мешает воздух. Выращиваю на ладони. Или нет? Или… Не в этом дело. Да что такое? Собраться не могу. Ещё раз.

Ещё раз, никакакого эффекта не приносит. Проклятый комок слизи быстро, не дожидаясь завершения теряет стабильность, подыхает, разжижается и стекает с ладони. Вместе с этим появляются жажда и голод. Выращивание в основном нервной ткани, да ещё и такое быстрое, процесс затратный в плане энергии.

Ладно, задел есть. Буду продолжать работать в том же направлении. Должно получиться. Сейчас же. Перекусить, попить и двигаться. Тревожно мне как-то.

Я на месте. Пришёл к вечеру, пошатался по этому захолустью под Хенге. Посмотрел, послушал. Несколько раз чуть не взбесился. В Траве всё как всегда, деревеньку как и всю страну имеют во все щели, что впрочем как обычно. А страдают из-за этого… Те кто страдать не должен.

Итак, что мы имеем? А имеем мы худенькую, больше похожую на скелет девушку. С красными волосами, большими водянистыми, испуганными серыми глазами и руками сплошь покрытыми шрамами от укусов. Шея и лицо тоже искусаны. Узумаки Мей, двадцать четыре года. Весь день шатаясь и периодически теряя сознание возится с дочерью, вечером её утаскивают в госпиталь, лечить раненых, страждущих, немощных. То есть вся эта мерзость, её будет кусать, пить кровь и жизненную силу, чем и восстановится. Что будет с девушкой, сколько она протянет? Вообще никого не волнует.

А протянет она не долго. В ней веса килограмм едва тридцать. Может даже меньше. Живой труп. И тут я не понимаю, почему Узумаки, аловалосый дьявол, такая кроткая и послушная? Если вспомнит Куши-тян, то кроткости в её характере не было никогда. Она вообще не знала что это такое. Особенно когда меня по голове сковородой хреначила. На то что я Джирайя, Великий Извращенец, Саннин, Куши-тян плевала. А тут что? Или сломали, или и среди Узумаки бывают исключения.

Так или иначе, спасать их нужно. Мей долго не протянет. А когда она, в результате такого вот лечения загнётся… Боюсь что всей грёбаной деревней, кусать будут её дочку. Чего допускать нельзя, маленькая совсем, лет пять. Как все Узумаки бледная. Только эта ещё забитая и перепуганная. Одета в старьё в несколько раз больше её по размеру. На носу несуразно большие очки отремонтированные шнурком очки. Нда…

Время идёт, темнеет. В домике где живут Узумаки загорается тусклый свет. Подойдя к окну вижу как девочка, всхлипывая пытается причесать старую наполовину лысую, одноглазую куклу. Говорит ей что мама скоро придёт, принесёт поесть. А потом они обнимутся и лягут спать. И когда-нибудь, у них всё будет хорошо. Бедный ребёнок…

Продолжаю ждать, девочка засыпает сидя за столом. Вздрагивая во сне зовёт маму. От чего меня перекрывает. Мне хочется…

Шаги, шорохи. Отхожу, прячусь за дерево. Смотрю как к домику идут трое. Девушка в центре, прижимая к себе узелок, с трудом переставляя ноги плетётся и старается не упасть. Сопровождающие помогать не думают. Сочувствовать такой доле тоже. Они смеются, шутят. Говорят что пришлая тварь, должна отрабатывать еду. Поэтому завтра за ней снова придут.

Они доходят до дома. Сопровождающий толкает девушку, второй обнимает её, кусает в шею… Вытирая губы отходит. Второй повторяет действия, грубо толкает несчастную и когда она падает пинает её по ногам.

Смеясь развесёлая парочка удаляется. Сидящая в пыли девушка продолжая прижимать к груди узелок беззвучно плачет. Кое-как встаёт и плетётся к двери. Открывает…

— Мама! — слышится детский писк. — Мама.

— Карин, всё хорошо. Я просто сильно устала. Вот, садись, поешь.

— А ты?

— Я в госпитале поужинала. Садись. Поздно уже, кушай и спать пора.

Судя по звуку девушка падает. Успокаивая дочь встаёт и шаркает в сторону… Пора.

Осмотрев местность, скольжу к двери. Захожу внутрь…

— Тише, — приложив палец к губам улыбаюсь. — Не шумите.

— Кто ты? — пытаясь встать спрашивает девушка.

— Мей и Карин Узумаки. Моё имя вам ничего не скажет. Я прибыл по заданию главы клана Узумаки. Заберу вас и отведу в безопасное место.

— Узумаки больше не осталось. Узушио уничтожен. Ты врёшь. Мы никуда не пойдём. Что ты делаешь?

— Дом минирую, — прикрепляя к стенам взрыв печати киваю. — Завтра за тобой придут, откроют дверь. А им как бабахнет. Надо побольше приклеить. Чтобы эти твари по всей Траве разлетелись.

— Я не верю тебе.

— Значит я на деле докажу. А ты… Не выделывайся. Хочешь для дочери такой же участи?

— Н-нет, — округляя и без того большие глаза мотает головой девушка.

— Тогда уходим. Карин, жуй быстрее. Бежать придётся долго.

Удивительно, но мне верят. Мей как будто оживает. Шустро, насколько это возможно шаркает к столу и сама заталкивает в рот Карин варёный рис без ничего. Пытается собрать представляющие из себя тряпки вещи, бросает и с ожиданием смотрит на меня.

Выжигаю на двери символы, клею ещё пару печатей. Сняв окно выдворяю девушку, подаю ей девочку, выбираюсь сам и возвращаю окно на место.

— Так, Мей, ты бежать не сможешь. Забирайся ко мне на спину и держись крепче.

— А Карин.

— Карин поедет на руках. Держитесь крепче. Падать ну никак нельзя. Пошли…

Усадив Мей на себя, беру Карин, разворачиваюсь и прячась за деревьями двигаюсь к выходу из деревни. Отойдя метров на сто от дома, сворачиваю в переулок, прыгаю на крышу… И как только прыгаю…

— Эй, стоять! — кричат снизу. — Ты кто такой?

— Да чтоб вас, — тихо ругаюсь и громче добавляю. — Пришелец-инопланетянин. Ты уйди, а то больно сделаю.

Горе патрульный, отходить не собирается. Наоборот, запрыгивает на крышу и демонстрируя кунай идёт ближе. Мей крепче вцепляется в меня. Карин всхлипывая сжимается…

Оставаться здесь обе не хотят. И не останутся.

Придурок выставив кунай делает выпад. Ногой бью по руке, подпрыгиваю и ударом ломаю ему шею. Разворачиваюсь и прыгаю. Бегу по улице, на ходу умудряюсь ногами ломать выскочивших, да простят меня Ками — шиноби.

За спиной грохочет взрыв. В небо поднимается огненно-дымное облако. В деревне тут же начинается паника. Гражданские с криками высыпают на улицы. Шиноби лезут со всех сторон. Запускают техники, метают кунаи.

С трудом но уворачиваюсь. Бегу дальше…

— Девочка, — говорю Карин. — Держись сама, мне руки нужны.

Карин вцепляется в меня. Изображаю пару теневых клонов и отправляю их разбираться с преследователями. Что получается так себе. Вокруг нас толпа. Кольцо сжимается. Был бы один… Не страшно.

— Я сдаюсь! — спрыгнув вниз поднимаю руки.

Улыбаясь кручусь на месте. Отпускаю Карин, снимаю с себя Мей. Закидываю руки за голову.

— Урод, — шипит подходящий ближе шиноби. — Что ты этим хотел добиться? Один, напал на целую деревню. Ещё эти отбросы. А вы почему пошли? Вы, свиньи неблагодарные забыли кому обязаны? В наказание без еды на неделю. Поняли.

Мей сидя на дороге прижимает к себе Карин. Начинает плакать…

— А знаете что, — улыбаюсь шмноби. — О нет, вы не знаете. Сейчас покажу.

(Там же. Узумаки Мей.)

Конец… Нас теперь просто заморят голодом. Как я могла поверить этому странному человеку? О чём я думала? Я же…

— Что ты нам покажешь? — спрашивает шиноби.

— Нечто удивительное, — говорит незнакомец. — Вы когда-нибудь видели взбесившегося Саннина? Я видел один раз. Мне тогда посмели угрожать. Никто не выжил. Погнали?

Незнакомец хлопает в ладоши. Его волосы начинают шевелиться. Удлиняются и сворачиваются вокруг нас.

— Мама! Мамочка! — пищит Карин.

Снаружи слышится полный боли и ужаса крик. Грохочат взрывы. Об кокон что-то бьётся. Ревёт пламя, льётся вода. Пахнет горелой плотью. Полные ужаса крики переходят в хриплые стоны. Ещё взрывы. С грохотом рушатся дома.