Неопределенно взмахнув рукой, он исчез в лесу, пронзительным свистом подзывая своего скакуна.
– Что все это значит? – взорвался Ааз.
– Ты о чем?
– К чему эта спешка? Почему ты хочешь поскорее избавиться от него? Каким бы доверчивым он ни был, я мог бы выменять у него штаны или что-то другое, хоть сколько-нибудь ценное, что у него могло быть при себе. И главное, заполучить этот амулет.
– Вообще-то я хотел, чтобы он пошел дальше своей дорогой, прежде чем заметит изъян в твоей маленькой истории.
– Ты имеешь в виду оговорку про сына-племянника? Он бы не…
– Нет, не ее.
– А что тогда?
Я вздохнул.
– Послушай, он видел сквозь твою маскировку, потому что этот амулет позволяет ему видеть сквозь чары, верно?
– Верно, и я объяснил это тем, что стал жертвой проклятия демона…
– …это изменило твою внешность с помощью чар. Но умей он видеть сквозь чары, он был бы в состоянии видеть и сквозь эти, и он бы увидел в тебе обычного человека. Верно?
– Гм. Может, нам лучше отправиться в путь сейчас, когда мы знаем, где находится Иштван?
Но я не хотел, чтобы огонек моего маленького триумфа потух так быстро.
– Скажи, Ааз, как бы ты поступил, повстречай мы такого умного охотника на демонов, как я?
– О, это легко. – Он улыбнулся и похлопал по арбалету. – Я бы убил его. Подумай об этом.
И я подумал.
Глава 7
Есть ли во Вселенной что-то более красивое и надежное, чем простая сложность паутины?
Я закрыл глаза и сконцентрировался. Это оказалось сложнее, нежели втягивать энергию из силовой линии прямо в мое тело. Для фокусировки я указал пальцем на точку примерно в пяти ярдах от меня.
Идея черпать энергию из удаленного места и контролировать ее казалась мне невозможной, пока Ааз не сказал, что это примерно то же самое, что и упражнение с зажиганием свечи, которое я уже освоил. Теперь это казалось не невозможным, а просто трудным.
Я уверенно сузил фокус и мысленным взором увидел, как в выбранной точке появился мерцающий синий свет. Не нарушая концентрации, я медленно очертил пальцем над головой дугу. Свет следовал за ним, оставляя в воздухе светящийся синий след. Когда он снова коснулся земли или того места, где я почувствовал землю, я вновь переместил палец, направляя свет во вторую дугу защитной пентаграммы.
Мне подумалось: то, что я делал, мало чем отличалось от формирования обычной плоской пентаграммы в хижине Гаркина. Единственная разница состояла в том, что она была выгравирована не на полу, а прочерчена над головой, и ее кончики опускались вниз и касались земли. Это было скорее подобие зонтика, нежели граница.
Еще одно важное отличие, подумал я, выполняя задание, состояло в том, что его выполнял именно я. Я. Скив. То, что я когда-то наблюдал с замиранием сердца, теперь выполнял я сам как нечто обычное.
Я прикоснулся к свету на прежнем месте и завершил пентаграмму. Удовлетворенный, я пару мгновений постоял, закрыв глаза, изучая светящиеся синие линии, запечатленные в моем воображении.
– Потрясающе, малыш, – раздался голос Ааза. – Но, может, ты немного приглушишь ее, прежде чем мы привлечем сюда всех фермеров и охотников на демонов в этой стране.
Я открыл глаза и удивился.
Пентаграмма все еще была там! Не воображаемая, в моей голове, а на самом деле светящаяся над ней. Его холодный синий свет придавал происходящему жутковатую окраску, сводившую на нет тепло нашего маленького костра.
– Извини, Ааз. – Я быстро ослабил контроль над энергией. Вскоре линии пентаграммы потускнели и исчезли. Но они все еще были там. Я чувствовал их присутствие в ночном воздухе надо мной. Однако теперь их нельзя было увидеть обычным зрением.
Скорее от удовольствия, чем от неуверенности в себе, я снова закрыл глаза и посмотрел на них. Они сияли там мерцающей красотой, прохладные и умиротворяющие, в противовес ярости красно-золотого сияния острия силовой линии, упрямо указывающей на путь завтрашнего дня.
– Садись, малыш, и прикончи свою птицеящерку.
Мы уже вышли из леса, но, несмотря на близость дороги, дичи все еще было много, и она охотно попадала в расставленные мною силки. Ааз по-прежнему отказывался составить мне компанию во время еды, настаивая на том, что единственное, что стоит употреблять в этом измерении, – это алкоголь. И я обедал часто и истинно по-королевски.
– Знаешь, малыш, – сказал мой наставник, отрываясь от бесконечной заточки меча, – ты действительно делаешь успехи в учебе.
– Что ты имеешь в виду? – пробормотал я с набитым ртом, надеясь, что Ааз объяснит подробнее.
– Ты гораздо увереннее владеешь магией. Однако тебе стоит следить за контролем. В этой пентаграмме было столько энергии, что ее хватило бы, чтобы поджарить все, что с ней столкнулось.
– Наверно, мне все еще не дает покоя мысль об ассасинах.
– Расслабься, малыш. С тех пор как мы устроили им засаду, посадив в нее Куигли, прошло три дня. Даже если он их не остановит, им теперь ни за что нас не догнать.
– Неужели я и вправду собрал столько силы? – настаивал я, охваченный жаждой похвалы.
– Если только ты на самом деле не участвуешь в магической битве, защитные чары используются только как предупредительный сигнал. Если же вложить в них слишком много энергии, это может иметь два потенциально плохих побочных эффекта. Во-первых, этим ты можешь привлечь к себе ненужное внимание, напугав или испепелив невинного прохожего, который может нечаянно наткнуться на них. Во-вторых, если они столкнутся с владеющим магией противником, скорее всего, это не остановит его, а лишь предупредит, что где-то рядом с ним есть нечто потенциально опасное.
– Я подумал, что было бы здорово, если бы мне удалось собрать побольше силы.
– Послушай, малыш. Это не игра. Здесь ты задействуешь очень мощные силы. Идея состоит в том, чтобы усилить твой контроль, а не в том, сколько силы ты высвободишь. Если не будешь соблюдать осторожность с экспериментами, в момент реальной опасности ты можешь оказаться беспомощным.
– Ох, – сказал я, не слишком убежденный.
– Правда, малыш. Ты должен этому научиться. Приведу тебе такой пример. Предположим на минуту, что ты солдат, которому поручено охранять перевал. Начальство поставило тебя нести вахту, предоставив в твое распоряжение груду десятифунтовых камней. Все, что тебе нужно сделать, – это следить, не идет ли кто-нибудь, и, если это так, сбросить ему на голову камень. Следишь за моей мыслью?
– Вроде бы да.
– Отлично. Это долгая и скучная обязанность, и у тебя есть куча времени, чтобы подумать. Ты очень гордишься своими мускулами и тебе довольно обидно, что тебе дали лишь десятифунтовые камни. Двадцатифунтовые были бы эффективнее, и ты уверен, что справишься с ними так же легко, как и с десятифунтовыми. Логично?
Я неопределенно кивнул, все еще не понимая, к чему он клонит.
– Просто чтобы доказать себе это, ты поднимаешь двадцатифунтовый камень, и, конечно же, это тебе удается. Тогда тебе приходит в голову, что если ты можешь справиться с двадцатифунтовым камнем, то тебе будет под силу и сорокафунтовый или даже пятидесятифунтовый! И ты непременно попробуешь. И тогда происходит вот что…
Он так разошелся, что я не чувствовал необходимости как-то комментировать его тираду.
– Ты уронишь его на ногу, или потянешь мышцу, или свалишься от перегрева, или с тобой случится сотня других вещей. Тогда где ты будешь?
Он обвиняюще ткнул в меня пальцем.
– Враг беспечно проходит через перевал, который тебе поручено охранять, а ты, пытаясь остановить его, не в силах поднять даже десятифунтовый камень. А все потому, что ты слишком увлекся ненужным тестированием своей идиотской мышечной силы!
Я был впечатлен и, прежде чем ответить, серьезно задумался.