– Я думала, ты уже на полпути в лучшую на всём белом свете больницу, – шепчет она, приятно обдавая кожу теплом.

– Доброе утро, маленькая, – Гидеон чуть поворачивает голову влево, целуя девушку в щёку.

Больше механически, в привычке, доведённой до автоматизма. Иногда ему становилось страшно – неужели он настолько погряз в работе и себе, что не мог разжечь маломальский огонь во взгляде, смотря на девушку. Он знал, что любит её. Но чувствовал ли? От ответа на этот вопрос уносил ноги со скоростью света. А после ночной вспышки чувств и вовсе стало стыдно. Кажется, даже кончики ушей покраснели. Или не кажется?

Трикси заботливо забирает кружку с остывшим кофе, выливая содержимое в раковину.

– Дай мне две минуты, и я заварю новый, – тёплая улыбка должна запустить ответную, но Гидеон до сих пор летает где-то далеко в собственных мыслях.

– Налей лучше стакан воды, кофе уже не успею, – запоздало отвечает он, когда слышит, как машинка начинает перемалывать зёрна.

Гидеон поднимается из-за стола.

– Ты какой-то задумчивый. Всё хорошо? – в ярких небесных глазах сверкает чрезмерная забота. – Кстати, там жуткий ливень. Может, вызовешь такси вместо мотоцикла?

Он едва заметно хмурится, стискивая зубы. Одно время ему нравилось такое внимание. Правда, было это в десятилетнем возрасте, когда в церковно-приходской школе этого самого внимания и заботы не хватало. Когда им обоим было жизненно-важно чувствовать себя нужными друг другу. А сейчас… Дьявол, ему тридцать три года! Он – врач, подающий огромные надежды в мире психиатрии. Каждый раз он принимает решения, от которых зависит жизнь пациентов. Он здоров и полон сил! И неужели он не может сам разобраться, что надеть, в какой шапке идти, что есть и как именно управлять мотоциклом? Иногда Трикси слишком сильно перегибала. А Гидеон лишь хмурился, стискивал зубы и сбегал на работу.

– Со мной ничего не случится, в конце концов, я прекрасно управляю мотоциклом и умру только, если откажут тормоза.

– Даже слышать об этом не желаю! – Трикси сильно ударяет чайной ложечкой по стакану. – С лимоном без?

– Без.

Перед носом появляется стакан с водой, а электрический чайник мерно потрескивает. Холодная кухня начинает мерцать уютом.

– А что с работой? Снова буйные пациенты? – Трикси быстро достаёт из холодильника слабосолёную рыбу и укладывает на разделочную доску.

– Сложный случай, – Гидеон устало наблюдает за действиями девушки, отходя на несколько шагов и приваливаясь к дверному косяку.

Она аккуратно проворачивает нож за стальную ручку, а ему кажется, чувство дежавю опутывает с ног до головы. Он щурится, потирая виски.

– Может, обезболивающего? Или успокоительного? Ты мне не нравишься.

– Да? Странно, как же ты тогда со мной живёшь? – усмехается Гидеон, стараясь обнять взглядом улыбку, дрогнувшую на её губах.

«Подвалы твоей памяти слишком глубоки…»

Он сильно хмурит брови, слыша внутри черепной коробки голос пациентки. В районе солнечного сплетения что-то начинает трепыхаться, и он никак не может успокоить неясное волнение в груди.

– Ваш Штайнер совсем забыл, что ты человек, а не робот? Кого он тебе снова подкинул?

Гидеон медленно облизывает губы: стоит ли говорить? У него нет тайн от Трикси, но почему-то имя «Эсфирь» хочется замуровать глубоко внутри. Ещё бы – признайся, что его всю ночь терзал сон, распаливший пожарище эмоций впечатляющих размеров, родная и любимая Трикси превратится в ледяное изваяние, решив, что его чувства навеки отданы работе – и это в лучшем случае. Он даже не сможет ответить отрицательно на провокационный вопрос: «Красива ли она?», потому что за безмерной изломанностью – пациентка похожа на дьяволицу с чертами божества.

Гидеон набирает в грудь побольше воздуха.

– Помнишь, несколько недель назад, все новости гудели о сумасшедшей поджигательнице, убившей семейную пару, а потом разделалась с заключённым в тюрьме?

Трикси медленно оборачивается на мужчину, настороженно вглядываясь в родные черты лица. На секунду Гидеону ловит себя на мысли, что такой взгляд он не знает, а перед ним и вовсе стоит чужой человек. Да, он окончательно слетел с катушек. Гидеон облизывает губы и продолжает:

– Так вот – она моя пациентка.

Имя так и не слетает с губ, словно он и вовсе забыл его, зато нож с характерным звуком ударяется о кафель.

Чудно, лезвие прямо-таки обрубает желание развивать тему работы, но ядовитый голосок снова скребётся о черепную кость:

«Я знаю, ты отыщешь меня…»

Яркая картинка мешает броситься к девушке, но всё же Гидеону удаётся добраться практически наощупь. Тихое шипение окончательно отрезвляет. По ноге Трикси течёт кровь, видимо, пока нож падал, она умудрилась пораниться.

– Вот чёрт! – шипит она, с силой прикусывая щёку.

Гидеон отрывает её от пола, словно поднимает одинокий бутон розы, случайно выпавший из букета. Усаживает на стул, внимательно оглядывая левую икру. Кровь струится впечатляющей рекой, но порез оказывается не смертельным.

– Сейчас, потерпи, маленькая, – он молниеносно подрывается к верхнему шкафчику под потолком, где хранится аптечка.

Пока Гидеон колдует с ваткой и антисептиком над травмой, Трикси, как заворожённая следит за его заботой: как он нежно касается кожи и одновременно с тем дует, лишь бы с её губ не сорвался вздох боли; как аккуратно обматывает ногу марлевым бинтом, попутно осыпая милыми словами и заверениями о том, что это лишь царапина; как в конце концов укладывает большую ладонь на икру, недовольно сверля яркими сапфировыми радужками, ругая за рассеянность. Он был её Гидеоном Тейтом. Гионом, который способен укрыть в объятиях от всего мира. Её крепостью.

– Хотя бы предупреждай, когда вываливаешь такую информацию, – напряжённо проговаривает Трикси, хотя прекрасно понимает: виновата сама.

Гидеон выбрал не самую приятную профессию и решил сделать из неё вообще чёрти что, увлекаясь абсолютно неизлечимыми случаями людей, готовыми в любую секунду зубами впиться в его глотку. И хотя помыслы Гидеона явно отличались желанием помочь огромному количеству населения, но методы пугали.

– Я думал, ты привыкла.

– Ты думал? По-моему, ты вообще редко думаешь, – фыркает девушка, но отвечает на ласку в виде поцелуя в лоб, блаженно прикрывая глаза.

– Прости, что испугал, – тихо бормочет он.

– Она же совсем неуправляемая… Я… Я смотрела в новостях и… Гион, может, она не стоит того?

– Она моя пациентка, Трикси, – Гидеон отворачивается к столешнице, быстро дорезая рыбу и собирая несколько бутербродов. – И я уже не могу отказаться от неё.

– Но… Гион…

Гидеон ставит тарелку из чёрного стекла на стол, обворожительно улыбаясь, а затем вновь поворачивается спиной, чтобы заварить девушке чай.

– Не сожжёт же она меня, в конце концов, – усмехается он, но слыша раздражённый выдох позади, добавляет: – ладно, я отберу у неё спички.

– Ты… у меня просто нет слов, Гион! – громко фыркает Трикси, ударяя ладонью по столу.

Мужчина лишь задорно хмыкает, ставя кружку с ароматным чаем перед ней.

– Приятного аппетита, маленькая. Будь аккуратнее.

Гидеон чуть хмурится, уловив запах сандала и бергамота. Ему никогда не нравились ароматные чаи, и, тем более, сандал, а потому с тех пор, как ему «позволили» пить кофе – сидел на нём, как наркоман на игле: плотно и с особым пристрастием. К слову, Трикси, наоборот, никогда не разделяла «увлечение» Гидеона, считая напиток абсолютно пустым и ненужным. Гидеон даже помнил, какие жаркие споры пришлось пережить, только чтобы купить кофемашину.

– Гион! – голос Трикси заставляет остановиться в дверном проёме, он лишь слегка поворачивает голову. – Умоляю, не забудь одеться!

– Зачем? Я же в психушке работаю, – беззлобно фыркает он, попутно закатывая глаза.

Отчаянно хочется накинуть кожанку прямо на голое тело и покорить Австрию впечатляющим нарядом: чёрными лаковыми туфлями на голую ногу, такого же цвета спортивными штанами и кожаной курткой с небольшими потёртостями в плечах. Пожалуй, тогда можно не просто работать в «психушке», но и вполне прописаться там.