SHERlocked – David Arnold

An Unfinished Life – Audiomachine

Убить королеву – Зимавсегда

Ближе – Элли на маковом поле

Любовь – polnalyubvi

Formidable – Stromae

Enemy – Tommee Profitt, Beacon Light, Sam Tinnesz

Люби меня так – guntor

По разбитым зеркалам – Электрофорез

Чума – Матвей Князев

Фантастический VALS – Princesse Angine

Look What You Made Me Do – Nightcore Red

The Chain – Blakwall

Believe in Me – Jason Tarver, Hugo Russo

Забыть тебя? А с кем я буду…

Печали, радости делить?

Пусть лучше все меня забудут,

Чем я смогу тебя забыть…

Сергей Есенин

Замок Ненависти, Халльфэйр, Королевство Первой Тэрры

«Я ненавижу тебя!»

Она ненавидит его. Как же она ненавидит его! Самой сжирающей ненавистью. Демон, да пусть её лишат всей магии, снова вышвырнут в людской мир, пусть она снова пройдёт все ужасы боли и пыток, она никогда не сможет… не сможет чего? Простить?

Эсфирь упрямо качает головой, безрадостно усмехаясь. Она уже простила. Признаться, всегда прощала. Сквозь время, миллиарды попыток ненависти, крошащиеся рёбра. Долбанная святая. Мать Тереза.

Ведьма резко взмахивает руками – несколько колонн в Лазуритовой зале взрываются, разлетаются огромными кусками, падают на мраморный пол, оставляя уродливые сколы прямо как те, что он оставил в её душе.

Хаос, что с ней стало? Крушит собственный тронный зал, пугает внешним видом подданных и пытается, честно из последних сил пытается, всё вернуть. Вернуть его.

– Ненавижу тебя, слышишь? Я ненавижу тебя, Кровавый Король! – крика нет, лишь обессиленный шёпот.

На самом деле, ненависти к нему нет. Только к себе. Но ненавидеть другого легче, правда? Ненависть – самое лёгкое из чувств, всё равно, что обыденность – такая сухая, приевшаяся и в то же время – токсичная, отравляющая само существование. В ослеплении нет времени анализировать разъедающие чувства и копаться в собственных поступках, зато можно запросто направить эмоции на другого, не заботясь о нём, не усложняя жизни себе.

– Видишь, что ты со мной сотворил? Такой ты хотел меня видеть? Такой?! – изломанные звуки застревают в переплетениях ветвей его трона. – Ты доволен, Видар Гидеон Тейт Рихард?

Ответа нет, как и короля, который когда-то самодовольно и надменно восседал на троне. Леденящая ярость, обитавшая в синеве его глаз, растворилась, а трон, который он холил и лелеял, теперь принадлежал ей. Как и корона. Как и долбанная Первая Тэрра. Как и всё, что когда-то он охранял с остервенелостью коршуна. А теперь разрушал. С таким же рвением. И когда для Первой Тэрры придёт черёд склониться – никто не знал.

Все понимали – король доверяет ведьме настолько, что собственноручно вручил бразды правления. Ей – ведьме, отдавшей за него жизнь. Поданные знали: они находятся под сильной защитой, и никто не посмеет снова прибрать к рукам их землю. Даже сам Видар Гидеон Тейт Рихард. Или теперь его не существует?

Эсфирь падает на колени перед первой ступенью, ведущий к трону, безучастно смотря перед собой. Зажившие тонкие полоски шрамов под тугим корсетом снова тянут и нарывают.

– Должно быть, ты очень доволен, своей местью? – цепляется пальцами за мрамор, будто тот способен призвать жестокого короля, истерзавшего её душу в кровавое месиво. – Наверняка, ты чувствуешь мою боль. Я желаю, чтобы твоё сердце разрывалось так же, как и моя душа!

Лоб касается мрамора, пока в уголках глаз скапливается солёная горькая ненависть. Эсфирь не слышит звука открывающихся дверей, не чувствует, как рядом появляются два альва, не видит их лиц, уже привыкших ко всему происходящему.

– Снова приступ, – красивый мягкий баритон буквально бьёт наотмашь.

Долбанный Кровавый Король стал её приступом, болезнью от которой нет лечения ни здесь, ни где-либо ещё. И, демон её раздери, эта боль прекрасна в своём проявлении, напоминая о жизни, королевстве, покинувшей любви.

– Поднимайся! Ты – Королева, а не какая-то там размазня, твой удел – править и… – второй голос грубый, с напускным презрением, но Эсфирь не слышит завершения продолжения, как и причины, по которой говорящий замолкает.

– Прекрати, Фай, ты не видишь? Ей плохо! – шепчет первый, сталкиваясь с разозлённым голосом друга.

– Именно! И я пытаюсь не акцентировать на этом внимание!

Кто-то аккуратно обхватывает тонкое предплечье, но при этом с силой дёргает на себя.

– Ну-же, моя маленькая пикси, нужно подняться, – второй голос по-прежнему яростен и язвителен, но в нём проскальзывает такое сосредоточие тепла, что в пору удавиться.

Она не заслуживает такого отношения. Раз уж на то пошло, то и жизни она не заслуживает – всё произошедшее с ним только на её совести. Из-за неё он стал… демон, во всём виновата она! Только она… Всегда она.

Ароматы можжевельника и миндальной амброзии окутывают, пряча от учинённой разрухи. Только по запахам ведьма понимает, кто снова с ней возится – генерал альвийской армии Себастьян Морган и капитан Теневого отряда Файялл Лунарис. Всегда они.

Эсфирь не нужно смотреть, чтобы увидеть растерянность и сожаление, сочащееся из их глаз. И внутренняя маленькая Эффи-Лу позволяет себе принять помощь, утыкается носом в плечо огромного великана-альва, чувствует его поддержку, пока второй отдаёт приказ привести тронный зал в порядок и распоряжается накрыть ужин на маленькой кухоньке тётушки До, зная, что его королева наотрез отказывается от обеденных залов, как и от многих частей замка, которые насквозь пропитаны Видаром.

– Пойдём, Эффи, тебе нужно отдохнуть, – Себастьян пытается незаметно коснуться её плеча, но натыкается на ошалевший взгляд прислуги. – Я не ясно выразился? За работу! Не заставляйте Королеву выходить из себя.

Эсфирь глупо хмыкает в плечо Файялла. Она в себя и не приходила. Отнимает голову, фокусируя взгляд на мужчинах. Так странно – рядом с ней шли два грозных воина, способных лишить жизни кого угодно по её приказу, даже не задумываясь. Но при этом, по отношении к ней, они оказывались нежнейшими существами на планете, словно два альва, которых она ненавидела, презирала всем сердцем в далёком начале пути, обернулись братьями – заботливыми, нежными, как в детстве. Эсфирь хмурится. Мимолётное воспоминание о детстве снова причинило тупую режущую боль, оставив надрез на солнечном сплетении, но эта боль привычна, в отличие от новой – воющей, сметающей вихрями агонии всё на своём пути.

– Да что б тебя, бестолковая ты пикси!… – Фай ловко и аккуратно подхватывает королеву под локоть, когда та спотыкается о порожек.

Разноцветные глаза застывают на зеркальной отделке арки. Эсфирь кажется, что там, мимолётной вспышкой, сверкнули два ярких пятна – насыщенно-синих. Цвет, который она возненавидела всем естеством.

«Я выпотрошу все внутренности того, кто причинит тебе боль. Клянусь!»

Хриплый шёпот оглушает, да так, что Эсфирь кажется: ярче галлюцинаций никогда не было. Он клялся. Клялся ей! И что же в сухом остатке? Она осталась глотать раскалённый воздух в одиночестве.

– Ты. Ты причиняешь мне боль…– едва различимый шёпот слетает с пухлых губ.

Она старается сильнее вглядеться в зеркальную гладь, найти по другую сторону стекла его – того, кто всегда приходил за ней. Натыкается лишь на собственное изломанное отражение и двух мужчин, горечи, в глазах которых, хватило бы на то, чтобы растопить все ледники в Малварме.

Себастьян и Файялл лишь отводят глаза, едва заметно покачивая головами. Сердца обоих тянет. Но оба знают: она любит его. Как же она любит его! Самой сильной любовью. И только поэтому стерпит всё. Пойдёт за ним самым тёмным путём. Тем, который избрал он.