– Я не буду писать на тебя докладную, если ты пришёл за этим, – фыркает тот, всё же отпуская Трикси из объятий.

Он протягивает ладонь Себастьяну. Рукопожатие выходит чересчур крепким, словно они близкие друзья, не видевшие друг друга несколько лет.

– На самом деле, я за сигареткой, у меня кончились. Вот, подумал, у тебя точно найдётся парочка.

Гидеон лишь усмехается, подходя к рабочему столу. Заветное спасение ото всех проблем в первом ящике, в огромных количествах.

– Лови, – он подкидывает пачку.

Себастьян замечает краем глаза хищный взгляд Кристайн, будто та проверяет его рефлексы, а потому он разыгрывает мини-спектакль, сначала подхватывая пачку, а потом неуклюже выпуская из пальцев и подкрепляет всё людским и крепким: «Вот чёрт!».

– Благодарен, но на объятия не надейся, – хмыкает Баш, поддевая пальцами обёртку. – Как твоя неуправляемая пациентка? Огонёк можно украсть?

Себастьян, напрочь игнорируя недовольный взгляд Кристайн и невербальные намёки Видара, усаживается рядом с ней на диван.

– Держи, Прометей11, – Гидеон протягивает зажигалку, явно избегая темы, касающейся Эсфирь.

– Ну, это уж слишком громко, – фыркает Баш, поджигая фитиль. – Но вызов скоро брошу. Начальству в смысле, – он ослепительно улыбается, подмигивая Кристайн. – Ну, так что там с твоим «тяжёлым случаем»? Слышал, ты добился для неё прогулки?

– Придерживаюсь старой теории, – Гидеон коротко смотрит на Трикси, убеждаясь, что та не собирается влезать в разговор и спокойно попивает чай. – Ищу природу приступов. Один сегодня удалось погасить, но второй случился внезапно, на улице.

Большего не говорит, лишь в общих чертах, но хочет ударить Себастьяна учебником по врачебной этике.

– Это было ужасно, – подаёт голос Кристайн. – Я никогда раньше не видела, как страдают при приступах…

Себастьян шумно выпускает дым. Не видела. Как же. Из первого ряда всегда наблюдала и продолжает наблюдать.

– Трикси… – Гидеон посылает ей предупредительный взгляд.

– Прости, Гион, – она тут же строит милую рожицу и делает глоток чая.

– Думаешь, её так вдохновили пихты и облака? – насмешливо фыркает Себастьян. – Ладно, к чёрту. Возьми меня с собой в следующий раз. Есть одна теория, – он коротко стреляет глазами в сторону Кристайн, явно давая понять, что разговор окончен. – Дай-ка пепельничку, доктор Тейт.

– Я похож на твоего слугу? – закатывает глаза тот.

– Ну, хоть где-то Вас можно поэксплуатировать? Шевелись, давай, меня пациенты ждут.

– Всё ради Вас, о, гениальнейший, – Гидеон отвешивает шутливый поклон и ставит перед коллегой пепельницу.

Но стоит ему отвернуться, как он заходится в хриплом кашле.

– Гион, всё в порядке? – Трикси сразу же подрывается к нему.

Себастьян мигом тушит сигарету, внимательно наблюдая за тем, как друг с трудом отпихивает девушку в сторону, не прекращая кашлять.

– Доктор Тейт? – настороженно спрашивает Баш.

Гидеон отнимает руку ото рта, рассматривая на ладони кровь. Он быстро хватает с тумбочки у окна салфетку, стирая алые капли с кожи.

– В полном, – хрипло шепчет он, не оборачиваясь лицом к зрителям увлекательного шоу.

Левое лёгкое колет, словно кто-то специально скальпелем тыкает. Скотская ухмылка касается губ, придавая лицу черты жестокости:

– Будет вообще идеально, если подашь зажигалку.

Гидеон щипает себя за переносицу. Сказка какая-то, честное слово, сказка! Он так и сидит, глупо пялясь на главного врача Валентина Штайнера. Это, наверное, какой-то розыгрыш! Точно! Куда повернуться, где камера?

– Гидеон, ты долго будешь молчать? – спрашивает тучный главврач сильно насупившись. Он быстро поправляет очки на переносице и сцепляет трясущиеся руки в крепкий замок.

Долго ли он будет молчать? Долбанную вечность, если бы такая была у него в запасе!

Рука сама собой тянется к пачке сигарет, прячущейся в нагрудном кармане, но Гидеон, коснувшись кромки ткани пальцами – замирает. Чёрт, да он всю жизнь стремился к тому, чтобы стать главным врачом целой клиники! Это позволило бы окончательно развязать руки себе, работать, не боясь внезапно открывшейся двери и сурового взгляда. Но… Нью-Йорк!? Поверить сложно… Нью-Йорк! Другая страна! Страна, в которой никогда не будет самого главного пациента его жизни.

Он не знает, как реагировать, что отвечать, хотя и понимает: молчание затянулось. Должно быть, он походит на каменное изваяние, чем недурно пугает доктора Штайнера. Вряд ли кто-нибудь реагировал на повышение таким образом. Интересно, а если он откажется – он будет идиотом или для этого есть слово покрепче?

– Гидеон? – кажется, главврач начинает терять терпение.

– Я… Я просто в шоке, – Гидеон убирает пальцы от кармана, укладывая ладони на ноги.

– Я понимаю, что для тебя это как снег на голову, но и ты пойми – такие предложения раз в жизни случаются! На конференции очень заинтересовались твоим подходом к лечению шизофрении, и у них так вовремя освободилось место в клинике! Всё сошлось!

Да ни черта не сошлось! Даже близко нет!

– У меня есть время подумать? – что же, довольно сдержанно для человека, который прославился своей… темпераментностью в этих стенах.

– Гидеон, у тебя что-то со слухом? Это не предложение, это перевод…

Ссылка, если перевести на язык доктора Тейта.

– … И ты должен степ отплясывать вокруг моего стола с дикими воплями о том, что «твоя мечта исполнилась»!

Да, только плясать не хотелось, а вот исчезнуть (и в лучшем случае с Эсфирь) – ещё как. Допустив её имя в сознание, он снова тянется пальцами к карману и снова насильно убирает руку.

– Кому передадут мои дела? – напряжённо спрашивает Гидеон, ловя на себе странный взгляд доктора.

– Доктору Энре Бауэру и доктору Алисе Кренн.

Гидеон тяжело выдыхает. Чёртов Бауэр и не менее чёртова Кренн – садисты каких поискать. И первый, и вторая – изведут его пациентку раньше, чем она пискнет. Хотя, ведь и он вполне мог извести её, если бы не…

«Да, хватит же, чёрт возьми!»

– Что же, не первоклассные врачи, но тоже ничего, – небрежно роняет Гидеон. – Сегодня я могу задержаться здесь? Придётся быстро привести в порядок некоторый… хаос.

– Я думал, у тебя всегда всё идеально, – усмехается доктор Штайнер.

– Не тогда, когда меня буквально выставляют из клиники, – Гидеон резко поднимается с места.

– Упаси Господи, Гион! Не думал же ты всю жизнь сверкать своей гениальностью во второсортном кресле обычного заведующего отделением?

– Как писал руский классик: «Свежесть бывает только первая, она же и последняя. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая»12. Получается, «сверкать» и «второсортный» не слишком сопоставимые понятия.

– Снова слишком глубоко смотришь, – хмыкает главный врач.

– Да нет, я на поверхности.

– Мне будет не хватать тебя, Гидеон. Покажи этой Америке, что такое настоящая австрийская медицина! Удачи!

Гидеон молча пожимает протянутую руку Штайнера, слегка приподнимая уголки губ, а затем быстро покидает кабинет. В первый раз – с чувством чего-то неправильного.

Валентин же тянется к телефону, механически набирая номер, даже не проверив его на правильность. Длинные гудки вводят в какой-то лечебный транс, из-за чего взгляд коньячных старческих глаз становится расфокусированным.

– Слушаю, милый Валентин, – сладкий голос на другом конце провода, заставляет вернуться в реальность.

– Я сделал всё, как Вы просили, госпожа. Гидеон переведён в Нью-Йорк, завтра рейс, – почему-то голос начинает дрожать.

Господи спаси, дрожать! Словно он слюнявый первокурсник, которого постоянно стращают одногруппники за грушевидную фигуру и лишний вес.