Гидеон распрямляет спину, оборачиваясь на коллег.

– Думаю, что вердикт у всех однозначен. Доктор Хайс, вызовите капельницу. Позже я назначу курс антипсихотиков, а пока прокапайте успокоительное, – он поворачивается обратно к замершей Эсфирь. – Не пугайся, я постараюсь стабилизировать твоё состояние и облегчить жизнь… – «насколько это возможно с шизофренией», но он не договаривает, спрыгивая со стола.

Двери открываются, приковывая внимание рыжей. Зрачки опасно расширяются, когда внутрь заходит медбрат, а второй поднимается из-за стола. Оба двигаются на неё. Затылок облизывает страх. Опасность. Она медленно переводит взгляд на черноволосого врача – тот излучает сплошное спокойствие. Его взгляд служит чем-то волшебным, иначе не объяснить. Таким уютным, кротким, доверительным.

Эсфирь задерживает дыхание, когда её кожи касаются чужие руки медбратьев. И снова это несуразное, нелепое, нервное: «Что ты наделал?». Она понятия не имеет, кто этот «он», а уж тем более, что он сотворил. Но некто в голове обращается к нему с отчаянием, слепой яростью и… надеждой.

Некто в голове буквально молится на него.

Как только её выводят из кабинета – хватка медбратьев усиливается до боли в мышцах. Эсфирь дёргается, но слышит в ответ сухое: «Не рыпайся». Персонал в коридоре сторонится и только провожает заинтересованным взглядом до очередной клетки.

Дверь с лязгом открывается, её грубо вталкивают внутрь, отчего она оступается и летит прямо в объятия холодного линолеума. Боль в области скулы начинает слепо пульсировать, посылая яркую вспышку в мозг. Сейчас начнётся. Сейчас снова начнётся.

Еле различает, что перед глазами белыми разводами вспыхивает сначала обувь медбрата, а затем колени, обтянутые тёмно-синей тканью. От чужого прикосновения к челюсти Эсфирь дёргается, но хватка на скулах усиливается. Приходится смотреть прямо в лицо осклабившегося работника. За его спиной стоит второй, скрестив руки и опираясь спиной на железную дверь.

– Не думай, что после всего, что ты сделала и наговорила – тебя здесь ждёт курорт, – грубый голос раскаленным железом затопляет ушные раковины. – Ты здесь не пациентка. Лишь эксперимент.

Второй медбрат довольно фыркает, но продолжает хранить молчание. И прекрасно, потому что в голове все звуки смешались в один едва различимый поток.

– Когда я выберусь… Я сожгу тебя, – хрипит Эсфирь, чувствуя, как мозолистые пальцы буквально таранят кости.

– Ты ещё не поняла? Ты не выйдешь отсюда. Твой пожизненный срок передадут в руки доктора Тейта и поверь, в мире нет безжалостнее никого, чем целеустремлённый врач, желающий полностью излечить шизофрению. Так что помалкивай и будь покладистой, ведьма.

Он чуть приподнимает её голову, на что Эсфирь не удерживается от плевка в лицо. Он шипит едва различимое: «Сука», а затем разжимает пальцы.

– Карл, – медбрат поднимается, переводя взгляд на напарника. – Сделай так, будто она случайно упала по дороге сюда.

– Поиграем, ведьма?

Вот чёрт. Зрачки резко расширяются. Лучше бы он молчал до конца своей жизни и не сотрясал воздух противным высоким голосом. Линчевать его внутри собственной головы не получается. Сознание гаснет после нескольких вспышек боли. Тьма проглатывает её как маленькую таблетку хлорпромазина2: быстро и незаметно.

Гидеон проводит ладонью по лицу, наивно полагая, что это снимет усталость. Если честно, становится только хуже. Последние силы он оставил в кабинете доктора Штайнера, когда тот вручал документы новой пациентки, как священный Грааль.

Он чиркает бензиновой зажигалкой, а затем достаёт сигарету правой рукой. Курить в собственном кабинете запрещено, но когда Гидеона волновало что-то кроме себя? Тем более, сейчас. Вишня оседает на слизистой. Грудь неприятно сдавливает. В последнее время невинная затяжка обращалась лёгким кашлем. Но, как и все врачи, этот тоже не спешил обследоваться. «Реакция на стресс» – за таким невинным предложением обычно прятался Гидеон.

Стресса действительно было много.  Последний и вовсе связан с его первым именем. Вернее, не так. С его первым именем на новой пациентке.

Гидеон выпускает дым, снова поддевая листок. В верхнем правом углу прикреплена фотография рыжеволосой на фоне полицейской стены. За ней – отпечатки пальцев. Ядрёно чёрном выведена основная информация, на которой он уже не заостряет внимания.

Взгляд останавливается на пункте: «Особые отметки/пирсинг/татуировки». Больше всего удивляло два факта, и все они связаны с чернилами на её теле. Первый: две татуировки за правым ухом – полосы: длинная и параллельно ей – короче. У Гидеона была точно такая же, на том же месте.

Как минимум, совпадение казалось странным, но на деле говорило лишь о том, что подопечная, или её тату-мастер, тоже любила теории о значении полос. К слову, именно мастер смог запудрить в своё время голову Гидеону. С тех пор человек, разбирающийся в значениях, мог предположить, что именно из огромного количества символов выбрал он: стабильность, надёжность, успех, мощь, отречение, самосовершенствование, рост, колоссальную энергию, жизненные силы или же – скорбь, утрату, нереализованные возможности. Для доктора Тейта заложенными значениями являлись: «мощь» и «успех». Теперь он всерьёз хотел узнать, что же означают татуировки Эсфирь.

Другая надпись заставила его перестать дышать, когда она прочел в первый раз. «Vidarr». На левом ребре, усыпанном множеством белёсых шрамов.

Гидеон снова затягивается, подбирая в голове варианты значения татуировки. Имя, от которого он бежал всю жизнь настигло вот так просто, на коже психически больной пациентки. Он снова смотрит на фотографию. Безумный взгляд разноцветных глаз выжигает с фотокарточки дыру во лбу. Потрескавшиеся губы растянуты в безумный оскал. Скулы обтянуты кожей. Если предположить, что «Видар» – связано не с именем реально существующего человека, а с вымышленным скандинавским богом мщения и безмолвия, то всё встаёт на свои места: Эсфирь просто считает его собственным покровителем. Что сводится к неутешительному выводу: она действительно может быть мстительной, и, вероятно, может убить во имя мести.

Другой вариант трактовки: просто полюбившийся персонаж из серии игр «Disciples»3 или из «World of Warcraft: Legion»4? Но тогда почему в месте, где принято набивать что-то сокровенное?

Последний вариант: её любовь.

Гидеон хмурится, зажимая сигарету меж губ. Интересно, а сколько вообще человек носят имя «Видар»? Он лично встречал одного. Правда, в зеркале. Быстро хватает ручку, записывая в раскрытый блокнот несколько дополнительных вопросов. Все их он обязательно задаст Эсфирь.

Аккуратный стук в дверь заставляет Гидеона молниеносно потушить сигарету и убрать пепельницу обратно в выдвижной шкаф.

– Я тебя сдам Штайнеру, честное слово!

Мужской глубокий баритон прокатывается по кабинету, когда на пороге появляется доктор Морган собственной персоны. Чопорный англичанишка, каждый раз грозящийся сдать Гидеона начальству и каждый раз затыкающийся, зажимая вишнёвую сигарету меж губ.

– Сделаешь одолжение, – усмехается Гидеон. – Что-то случилось?

Он поднимается с кресла, пожимая руку коллеге.

– По правде, да, – тот сверкает карими линзами в тёплом свете ламп. Его родной цвет глаз обладал сиреневым пигментом, чего он жутко стеснялся (признавшись в этом однажды Гидеону). – Твоя новенькая. Видел, как два амбала не особо с ней церемонились. В отчёте нарисуют, что упала, но разберись со своими. Или ты решил её сразу пустить в расход?

Гидеон медленно переводит взгляд на Себастьяна. Психотерапевт безмятежно провалился в кресло около стола, постукивая костяшками пальцев по подлокотнику.