В романе «Опсимист» (оптимист плюс пессимист) Эмиля Хабиби так описывается поимка «инфильтрантов»:
Военный комендант выхватил пистолет и бросился в заросли кунжута. В кустах он обнаружил крестьянку – она сидела на корточках и на коленях держала ребенка.
Комендант крикнул:
– Ты из какой деревни?
Женщина продолжала сидеть молча.
– Ты из Барвы?
Она не отвечала.
Тогда он приставил пистолет к виску ребенка и закричал:
– Отвечай, а то убью!
На этот раз женщина ответила ему:
– Да, из Барвы.
– Ты возвращаешься туда?
– Да.
Тогда он заорал:
– Разве я не предупреждал, что тот, кто вернется туда, будет убит? Вы что, порядка не понимаете? Думаете, с вами шутят? Вставай и уходи куда хочешь, но на восток. А если снова увижу – тебе несдобровать.
Женщина встала, взяла за руку сына и пошла, не оборачиваясь, на восток. Удаляясь, фигуры женщины и мальчика становились все больше, пока не растворились в лучах заходящего солнца.
Другие пойманные в Галилее инфильтранты были собраны в мечети Эль-Джаззара в Акке – туда попадает и герой-рассказчик, «опсимист», после того как ему удается вернуться в Израиль из Ливана. В мечети его окружают беженцы и засыпают вопросами о своих родственниках: не встречал ли он их в Ливане?
– Мы из деревни Кувейкат, ее разорили, а нас прогнали. Ты не встречал кого-нибудь из Кувейкат?
Я ответил:
– Нет, не встречал никого.
– Я из Маншии. Там и камня на камне не осталось. Только могилы. Встречал кого-нибудь из Маншии?
– Нет.
– А мы из Умка. Деревню снесли, место распахали, маслины вырубили. Знаешь кого-нибудь из Умка?
– Нет.
– А мы из Барвы. Нас выгнали, а деревню разрушили. Наших не видал?
– Видал одну женщину. Она пряталась со своим сыном в кустах у дороги.
Стали гадать, кто она. Назвали имен двадцать. Тут один мужчина закричал:
– Хватит! Это мать Барвы. Вот и все.
Все замолчали. Потом голоса стали упрямо называть родные деревни, которые, как я понял, были стерты с лица земли:
– Мы из Рувеи.
– Мы из Хадсы.
– Мы из Дамунка.
– Мы из Мазры.
– Мы из Шааба.
– Мы из Миары.
– Мы из Вараат-ас-Сариса.
– Мы из Зейта.
– Мы из Бассы.
– Мы из Кабири.
– Мы из Икрита.
– Мы из Барама.
– Мы из Дейр-эль-Каси.
– Мы из Сасы.
– Мы из Габисии.
– Мы из Самхаты.
– Мы из Сафсафы.
– Мы из Инана.
– Мы из Фарада.
Но я не вспомню названия всех деревень, упомянутых в ту ночь во дворе мечети Эль-Джаззара.
И «опсимист» цитирует стихи Туфика Зияда, поэта и мэра Назарета (ныне покойного – он погиб в автокатастрофе), посвященные той же теме:
Я найду номер каждой квитанции
На нашу украденную землю.
Раскопаю межи каждого села,
И стены каждого дома, стертого с лица земли,
И следы каждого вырванного с корнем дерева
и каждого смятого цветка,
Чтобы помнить,
И напишу обо всем на стволе маслины
во дворе дома.
Беженцы сидят во дворе мечети, когда получают радостную весть: израильское командование решило немедленно вернуть их в родные деревни.
Кто-то прошептал:
– Почему они не подождут до утра?
Я удивился и ответил:
– С благородным делом стоит спешить.
Неся на себе детей и скарб, беженцы вышли из мечети.
Тут их посадили на грузовик, отвезли на границу и прогнали в Ливан.
Им еще повезло – они не были убиты, только оставлены томиться в лагерях беженцев.
Израильские власти надеялись, что беженцы сгинут. «Часть погибнет, а часть станет отбросами общества в соседних арабских странах», – писали прогнозисты израильского МИДа в секретном отчете. Так бы и произошло, если бы не вмешательство ООН, которая и по сей день содержит сотни тысяч беженцев.
Израилю много раз предлагали заключить мир и взамен принять беженцев, даже не всех, но часть. Израильское правительство постоянно отказывалось. Оно предпочитало войну, и войны шли одна за другой, идут по сей день. Параллельно с внешними баталиями велись сражения с беженцами.
О терроре против них можно судить по материалам «дела Кафр-Касем». В 1956 году в преддверии Синайской кампании (Суэцкого кризиса) власти установили комендантский час в арабских селах в районе Кафр-Касема, на границе. Об этом даже не сообщили крестьянам, и когда они возвращались с полей чуть позже пяти часов вечера, их грузовики останавливали израильские пограничники. Крестьян, включая женщин и детей, ставили к стенке и расстреливали. В ходе нескольких таких инцидентов погибло 48 человек, в том числе 6 женщин и 23 ребенка. На обнародование этой информации был наложен запрет. И на протяжении недель об этом молчала пресса, молчала страна. Только после того, как депутаты кнессета от компартии Туфик Туби и Меир Вильнер сорвали завесу молчания, разгорелся скандал. Пограничники предстали перед судом, на суде подробно рассказали, как было дело. «Мы поступали как немцы. Те останавливали грузовики, приказывали евреям сойти и расстреливали их. Так и мы, никакой разницы. Мы выполняли приказ, как выполняли его немецкие солдаты» – вот слова капрала Шалома Офера, признанного виновным в убийстве 41 человека, приговоренного к 15 годам тюремного заключения и выпущенного на свободу через три года. Шалом Офер и его солдаты убили 9 женщин и 7 детей, по приказу Офера добивали и раненых. «Офер останавливал возвращавшихся с полей, заставлял их сойти с грузовиков, выстраивал в ряд и приказывал своим солдатам расстрелять их», – написано в приговоре израильского военного суда.
«Мы не видели в этом ничего необычного, – заявил пограничник Махлуф Харуш, приговоренный к 7 годам тюремного заключения за убийство 22 человек и освобожденный через три года. – Не в первый раз мы стреляли по женщинам и детям. Мы часто натыкались на женщин и детей, которые переходили границу, чтобы украсть плоды».
Израильские власти также не видели в этом ничего необычного – за исключением огласки. Главный обвиняемый по делу, майор Шмуэль Малинки, был приговорен к 17 годам, но отсидел только три в хороших условиях, его воинское звание было восстановлено, он стал полковником и командовал охраной ядерного центра возле Димоны – израильской фабрики атомных бомб. Лично Давид Бен-Гурион позаботился о его карьере и восстановлении в армии. Обвиняемый номер два, лейтенант Габриэль Дахан, был приговорен к 15 годам, отсидел те же три года, потом занимался делами арабов в Рамле и, наконец, стал представителем «Израэл бонде» (государственной компании, занимающейся распространением израильских облигаций и сбором пожертвований) в Европе. Он сменил имя. В наши дни палачи Кафр-Касема намекают, что верно поняли и верно исполнили приказ Бен-Гуриона. Так ли это, судить трудно.
Убийства в Кафр-Касеме напоминают историю с верным Русланом, когда концлагерный пес бросается на свободных людей. Пограничники из Кафр-Касема были приучены к массовым убийствам палестинцев, пытавшихся вернуться в покинутые села. Тут они перегнули палку – и были слегка наказаны. Со временем переходящие границу стали думать уже не о сборе маслин, но о вооруженной борьбе. Так начался «палестинский террор», которому способствовал контртеррор, карательные рейды по лагерям беженцев и селам.
Если спуститься из Гило к северо-востоку, перед вами вырастет небольшой красивый холм, а на нем – крохотная деревня Шарафат, типичное селение на вершине, вроде Субы, Кастеля, Эль-Джиба. Ее поглотил город, и даже соседи с трудом различают ее границы. Шарафат славилась своим оливковым маслом и святой гробницей Ситт-Бадрие, дочери шейха Бадра, – около нее растет древнее священное дерево. И это крошечное село испытало налет израильских коммандос, убивших шестерых местных жителей. Пострадало село Самуа (древнее Эштамоа). Город Калкилия чуть ли не был стерт с лица земли. Четырнадцатого октября 1953 года 101-я часть атаковала палестинскую деревню Кибие и взорвала десяток домов вместе с жителями. Погибло 66 мирных жителей, женщин и детей. Бен-Гурион возложил ответственность на «несдержанных бывших узников нацистских концлагерей, совершивших этот ужасный акт по собственной инициативе». Убийца из Кибие, Ариэль Шарон, со временем стал палачом Сабры и Шатилы (лагерей палестинских беженцев в Бейруте), а потом и премьер-министром Израиля.
