Стычка в Назарете предвосхищает фатальное столкновение в Иерусалиме, и потому ее обсуждение бередит раны. То ли в «Экзодусе» Леона Юриса, то ли в «Истоке» Джеймса Миченера суровый герой-кибуцник вывешивает постер на стенке: «Да, мы распяли его». Я не видал таких плакатов, но они могли быть. Поэтому скажем сразу: нельзя винить современных евреев за убийство Христа, ведь никто не ставит в вину современным грекам казнь Сократа, хотя его приговорил к смерти афинский ареопаг, или французам сожжение на костре Жанны д'Арк (по образному сравнению профессора Флюссера). В этих смертях, как и в смерти Иисуса, некого винить: все причастные давно умерли.
Но обвинение в убийстве Христа хранит воспоминание о реальном развитии событий. Известный нам иудаизм возник уже после христианства, так же как старообрядчество возникло после Никона. И возник он на отрицании Христа. Через несколько сотен лет после Распятия появилась книга, воспевающая Иуду Искариота и убийство Христа. Она стала самым популярным иудейским бестселлером Средневековья. «История о повешенном» (Евангелие от Иуды) переиздавалась в Израиле много раз, в том числе по-русски. В предисловии Пинхаса Гиля говорится:
Еврейский народ всегда – с момента возникновения христианства и по сей день – с глубочайшим презрением относился к этой религии, рассматривая христианскую догму как нагромождение глупостей и несуразностей, а христианскую мораль – как лживую и лицемерную. Евреи старались даже не упоминать имени основателя этой религии, разве что в тех случаях, когда христиане принуждали их вести с ними теологические диспуты. В христианской идеологии евреи не видели для себя никакой опасности, претензии Йешу [что значит «да сотрется его имя». – И. Ш.] и его последователей вызывали лишь презрительную усмешку. Несмотря на расхождения в деталях, талмудические источники и «История о повешенном» едины в своем отношении к Йешу и христианству.
Сегодня враждебное отношение к Христу сохранилось только в самых радикальных кругах иудеев, а большинство евреев России даже не догадывается, что иудаизм возник в борьбе с Христом. «Разве Иисус не был евреем?» – спрашивают в таких случаях удивленные евреи. Ответить на это так же легко, как на вопрос, был ли русским Владимир Красное Солнышко. Иудеи времен Христа в подавляющем большинстве присоединились к церкви, стали христианами, растворились в христианском населении. Лишь небольшая часть палестинских иудеев приняла новую веру – раввинистический иудаизм Мишны и Талмуда.
В наши дни продолжаются попытки примирить иудеев с Христом. Давид Флюссер в фундаментальном труде «Еврейство и источники христианства» утверждает, что конфликт был не между Иисусом и еврейством в целом, но между Иисусом и садуккеями – храмовым жречеством. Для садуккеев «преступлением Иисуса» было пророчество о разрушении Храма, которое, как мы знаем, сбылось.
Флюссер подчеркивает, что учение Иисуса не противоречило вере Израиля. Иисус праздновал Пасху, чтил субботу, носил цицит, верил в избранность Израиля и святость Писания. Большая часть его изречений вошла в Талмуд, правда, была приписана современным ему мудрецам. Например, Иисус сказал: «Суббота для Человека, а не Человек для субботы». В Талмуде говорится: «Вам дана суббота, а не вы отданы субботе». Крещение – ритуальное омовение – практиковалось и среди евреев, и идея снятия греха живой водой источника была известна и принята; даже ее символизм, идея омовения – «крещения» – Духом, также не был чужд Израилю, по сказанному Иеремией: «Господь – очищающий источник Израиля» (17:13). Идея покорности властям – «Кесарево – кесарю» Иисуса и «Нет власти не от Бога» Павла – была принята и у ессеев: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога».
Флюссер разделяет Новый Завет на два протоисточника: «Житие» и «Поучения» – и считает «Поучения» вполне приемлемыми для евреев. «Христианство и иудаизм можно воспринимать теоретически как единую веру, – пишет Флюссер, – напряженность в отношениях с евреями была вызвана требованиями времени, но сейчас в этом надобности нет. Иисус стал разделяющим фактором между евреями и христианами явно вопреки своим намерениям. Надежда христианства – это перенос центра тяжести на содержание проповедей Иисуса, на его „Поучения". Тогда еврей Иисус не будет больше разделять евреев и христиан, но объединит их».
Иногда иудейские критики христианства говорят, что иудеи не могли признать Иисуса Христом, потому что Мессии не суждено умереть. Другие утверждают, что для иудеев неприемлем человеческий облик Сына Божьего. Но на многих автобусах в Израиле висит огромная фотография старого еврея с надписью: «Да здравствует наш Царь Мессия и Спаситель!». Это не Иисус, но последний, седьмой, любавичский ребе, Менахем Мендл Шнеерсон, раввин, живший в Нью-Йорке и скончавшийся несколько лет назад. Ни смерть, ни «человеческий облик» не помешали ученикам считать его Мессией – Христом. Прочие иудеи относятся к плакатам с полным безразличием, потому что любавичский ребе не пытался перешагнуть грань между евреем и неевреем. Именно это, а не многочисленные мнимые доводы, разделило иудеев и христиан.
Нас, современных потомков иудеев, не обязывает ни вина, ни ненависть прошлого. Мы можем сами выбирать себе путь, не оглядываясь на решения древних раввинов и мудрецов.
За Христом можно ощутить тень ближневосточного культа Таммуза-Адониса, умерщвленного и воскресающего бога. Так в храмовом иудаизме можно было ощутить влияние древнего культа Ваала. Но в православном (и католическом) христианстве с его почитанием Богородицы ощущается и влияние другого древнего культа – Астарты-Дианы. Дева и Мать, она сочетает многогрудую Диану Эфесскую и Деву-охотницу. Протестанты, отказавшиеся от почитания Пресвятой Девы, способствовали созданию жестокого мира и разрушению природы. Ведь в культе Астарты-Ашторет, когда-то процветавшем в Палестине, был силен позитивный, жизнеутверждающий элемент. Поэт-ханаанеец Иоханан Ратош поклонялся крепкобедрой богине плодородия в своих стихах, как Гейне – Венере Милосской. История религии еще не окончена, и почитание Девы и Матери – этот основной элемент православия – поможет человечеству возродиться в более зеленой среде.
Выход из узких пределов иудаизма на просторы мировой сцены был завершен св. Павлом, а начат в приятном приморском городе, в древней Яффе, где св. Петр отказался от былых колебаний и обратился с проповедью к язычникам.
Глава XXXIII. Дева и дракон
По Яффе круто прошелся 1948 год. Этот самый большой и самый развитый арабский город подмандатной Палестины должен был по плану ООН стать арабским анклавом, ближневосточным «вольным городом Данцигом», последней Гранадой Побережья. Но бойцы Эцеля решили по-своему и атаковали город еще до ухода англичан. Англичане смогли только задержать падение Яффы до конца мандата. Тем временем относительно богатые и грамотные палестинцы бежали от артобстрела и попали кто в Бейрут, кто в Америку, кто в лагеря беженцев, где их дети, возможно, бросают камнями в машины нынешних обитателей Яффы. Осталась арабская беднота, которой бежать было незачем и терять нечего. В пустые дома вселили еврейских беженцев из-за моря – тоже бедных, восточных и бездомных. Яффа стала диким местом, где процветали проституция, наркотики, бандитизм.
Затем израильтяне заметили шарм Яффы, роскошь ее особняков, живописность ее руин, выселили восточных евреев и арабов в новые микрорайоны и отстроили Старую Яффу – аккуратный городок коммерческих художников и антикваров, дорогой и эксклюзивный.
За спиной Старой Яффы остались восточные евреи вперемешку с арабами. Они не пропали в живительной атмосфере Побережья. Многие устроились, открыли гаражи и забегаловки, создали этос болгарской Яффы, с его бурекас, балканскими пирожками с брынзой. Трудно понять, какие рестораны принадлежат арабам, а какие – евреям: и в тех и в других работают арабы, в основном – беженцы из Газы, создавшие новую палестинскую колонию в Яффе. Рыбные рестораны Яффы весьма просты и народны – подают мелкие сардинки, жаренных в масле кальмаров, печеную кефаль. Упор делается на простоту: бумажные одноразовые скатерти на ламинатных столешницах, жаровня под открытым небом, сносные цены.
