Филистимлянами Библия называет жителей Побережья. То был народ «технически развитый», владевший колесницами, конями, мечами и копьями. Они сносились с заморскими странами, строили порты, располагали прекрасными землями равнин. За ними были цивилизация и богатство. У племен Нагорья, где растет лоза и маслина, не имелось своей техники, искусством ковки металла они не владели, а филистимляне старались избежать утечки «технологических секретов». Лишь Саул и Ионафан были вооружены мечами.
Дихотомия «Побережье – Нагорье» была и осталась основной для Святой земли. На Побережье легче образоваться развитому, динамичному государству с современной техникой, но в возникающем противостоянии победа остается за жителями Нагорья, коренными крестьянами-горцами. Джордж Глабб-паша, командовавший Арабским легионом, сравнивал крестьян Нагорья с шотландскими горцами, стойкими и упорными воинами. Действительно, на Побережье сменялись филистимляне, финикийцы, эллины, римские имперские наместники, крестоносцы, но в Анате и Хизме, в Джабе и Мухмасе сидели все те же горцы, отцы которых входили в ополчение Ионафана.
Чтобы понять подвиг Ионафана, лучше прийти с филистимлянской стороны, со стороны Мухмаса-Михмаша. На отшибе стоит школа для девочек, а дальше начинается крутой спуск в вади – скала Сене (Дамусие). Напротив – чуть менее крутой утес, меж ними пропасть. Можно понять, что филистимляне не опасались атаки со стороны Гевы, где стояли воины Саула и Ионафана. Оставив дружину в селе, Ионафан с оруженосцем спустился в вади. Филистимляне стали дразнить его: «Ну-ка, поднимись». К их изумлению, он вскарабкался, цепляясь руками и ногами за еле заметные неровности, вверх по круче Сене и задал жару врагам.
О войнах израильтян с филистимлянами можно прочесть в историческом романе «Самсон Назорей», написанном (по-русски) Владимиром Жаботинским, блестящим журналистом, переводчиком, масоном, основателем «ревизионизма», правого крыла сионизма. Когда этот роман вышел в новом переводе на иврит, критик газеты «Давар» заметил любопытную параллель: Жаботинский, писавший в дни английского мандата и боровшийся против него, осовременил исторический материал (у него Самсон наступает на кактус опунцию, называемый в Израиле саброй, хотя кактус этот появился в Палестине куда позднее), и подразумевал под филистимлянами англичан, а под израильтянами – евреев. Однако современный израильский читатель воспринимает этот роман как описание апофеоза борьбы палестинцев: просвещенные филистимляне, пришедшие из-за моря, владеющие современным оружием и передовой техникой, живущие на Побережье и вторгшиеся на Нагорье, напоминают сегодняшних израильтян, а коренные жители Нагорья, уверенные в завтрашнем дне, в том, что их привязанность к земле пересилит техническую мощь пришельцев, – нынешних палестинцев, жителей Нагорья наших дней.
Современные палестинцы зачастую соглашаются с навязанной им трактовкой и называют себя «потомками филистимлян». Однако в глухих селах Нагорья, в глубинке Иудеи, от Мухмаса до Яты в горах Хеврона, живут потомки воинов Саула и Ионафана, хотя бы потому, что большого притока населения там не было.
Мухмас – маленькое процветающее село, со старомодным шармом и новыми домами. Огромные новые каменные дома, обставленные современной мебелью, настоящие виллы, как в Кесарии. Откуда изобилие? Тут, на краю пустыни, урожаи не могут его принести. Процветание, как выясняется, пришло из Америки: мухмасцы едут туда на заработки, шлют домой каждый трудовой доллар и своими силами строят дома на своей земле. Принимавший нас Хасан, местный паренек, приехал домой в отпуск. Он моет посуду в рыбном ресторане в Лос-Анджелесе и отсылает свой заработок домой, в Мухмас.
С другой стороны вади, из Джабы-Гевы, по крутому обрыву тянется тропинка к источнику Эйн-Сувенит, этой жемчужине, которую не так-то легко найти. Прямо у тропы на большом камне есть надпись на иврите: «До источника пять метров». Если хорошенько поискать, вам удастся обнаружить крохотный ключ, бьющий в маленькой пещере, которая круто уходит под землю в расселине между скал. В пещере хватает места для одного человека, и ключ образует крохотное озерко на дне. Вкус воды райский, он искупает все муки поисков. Это один из моих любимых источников, хотя бы потому, что добраться до него трудно. Людей там мало. Пока найдешь его – можно умереть от жажды. И потому он представляется мне идеальным «родником в пустыне», как Эйн-Тапуах – идеальным «деревенским родником».
В этом вади до 614 года жили монахи, но от тогдашней лавры Св. Фирмина практически ничего не осталось, кроме нескольких камней с северной стороны ущелья, напротив родника, в месте, теперь называемом Эль-Алейлиат. В пещерах можно заметить приметы жилья: камнями заложенное устье, опоры, печи, углубления в стенах. Некоторые из них, видимо, остались от монахов обители Св. Фирмина. Самая большая пещера находится за Эйн-Сувенит. В ней водятся нетопыри. И местные жители считают, что она тянется аж до Тиверии или до Иерусалима.
Победы Саула не помогли ему. Его славу затмил Давид, на чью сторону перешел и пророк Самуил. Обычно современные израильтяне сочувствуют Саулу: пророк-де предпочел Давида потому, что тот был юн и послушен, в отличие от самовластного Саула, не позволявшего вить из себя веревки. В современном Израиле с его растущим клерикализмом интеллигенция, усматривающая в этом рассказе конфликт между раввинами и светской властью, отдает свои симпатии Саулу, а не пророку, тем более что и грех царя для нас не очевиден.
А грех Саула состоял вот в чем: вместо того чтобы послушаться веления Бога, высказанного устами пророка, он предпочел поступить по совести. За это Саул был примерно наказан, чтобы ни у кого не оставалось сомнений: наши представления о морали должны уступать Божьей воле. Для того чтобы заострить конфликт, Библия описывает экстремальную ситуацию. Пророк приказывает Саулу вырезать под корень вражеское племя амалек, не щадить ни женщин, ни детей, ни животных. Саул учиняет порядочную резню, но милует пленных женщин. Пророк лишает его царского венца за нарушение Божьей воли.
(Талмуд, составленный в IV веке, оценивает этот рассказ в свете новой морали, и говорит, что Саул лишился царства потому, что был безупречен. Народ Израиля не заслуживал такого замечательного царя.)
Рассказ о Самуиле и Сауле лишь введение в замечательный цикл рассказов о грозном вожде Давиде и созданном им царстве. Библия повествует о том, как пастух Давид из Вифлеема затмил Саула, победив Голиафа. Пророк Самуил перешел на сторону Давида. Звезда Саула закатилась, а звезда Давида взошла.
После гибели Саула на высотах Гелвуйских (Гильбоа) Давид стал царем Иудеи и Израиля, а вслед за ним царствовал его сын Соломон, говорит Библия. Власть Давида над Израилем оказалась такой же непрочной, как владычество Саула над Иудеей, и уже после смерти Соломона, сына Давидова, Иудея и Израиль расторгли свой ненадежный союз[8].
Так на протяжении жизни нескольких поколений выяснился главный недостаток единой власти. Пока не было царя и государства, различные племена Святой земли могли жить мирно, каждое на своем месте, время от времени помогая друг другу. С возникновением государства племена стали бороться за контроль. Давид и Соломон, радевшие будто бы за весь народ, больше пеклись о колене Иуды, к которому принадлежали. Поэтому при сооружении Храма Израиль был обложен тяжелыми налогами, а Иудея не страдала от их бремени. Это и привело к расколу между северными и южными коленами.
Из библейских историй можно извлечь урок. В государстве с неоднородным населением нельзя допускать перетягивания одеяла и гегемонии одной группы. Тогда, как и сейчас, каждый край, каждая община хотели жить по-своему. В наши дни в Палестине идет упорная борьба за власть и влияние между различными общинами. Причем их вовсе не две (евреи и палестинцы), как утверждают сионисты, а с десяток: христиане и мусульмане, феллахи и бедуины, «израильтяне» и восточные евреи, «богобоязненные» и русские. Пока что власть в Палестине, к западу от Иордана, находится в руках «израильтян» (довоенных колонистов и их потомков), но ее дни сочтены. Идеальным выходом было бы не создание уравновешенного центрального правительства, но восстановление веселой мешанины времен Судей. Этот путь был обрисован Марксом в работе «Гражданская война во Франции» (1871), где он писал о Парижской коммуне. Коммуна была диалектическим возвратом к местному самоуправлению и отказом от центральной власти.