Говорил я чересчур возвышенно, конечно. Но на Хегарата подействовало. Всё же он являлся воякой до мозга костей. Он отсалютовал и отбыл полный желания доказать что-то не мне, а тем, кто поступил с ним так несправедливо.

Но мне этого хватило. Как я уже говорил, пусть пыжится. Пусть старается. Пусть лучше старается и делает, чем обижается и саботирует.

Ну, раз я упомянул про северные земли, упомяну и про тех, кто этим землям нёс угрозу.

Гвелерг в эти холодные зимние дни всё чаще выражал беспокойство. Я виделся с ним раза два-три за декаду. И сошёлся ещё сильнее, ведь действительно уверовал, что тот перешёл на сторону хороших парней. Но за всю зиму он не принёс никакой полезной информации. Говорил, в Кондуке подозрительная тишина. Послания приходят редко, и чаще такие, которые не стоят даже упоминания. Больше касающиеся бытовых и финансовых вопросов посольства. Ничего глобального. В общем, он не знал, что сейчас происходит на его малой родине. Но поскольку баш Нюланд отбыл злой и недовольный, ничего хорошего для Астризии Гвелерг не ожидал.

Отчасти поэтому я не стал настаивать, чтобы Хегарата оставили в Обертоне. Его судьбу решал не я, конечно. Но я бы легко мог вмешаться, если бы захотел. Я решил, что опытный командир нужнее на севере, чем в ежедневных спорах с непосредственным начальником.

Ну и надо, естественно, упомянуть про деятельность Фелимида. Болезненных тем мы больше не касались, ведь королевский дознаватель рвал на себе волосы. Образно говоря. Ему никак не удавалось распутать убийство, потому что все ниточки неожиданно оборвались.

Со смертью Муадана оборвалась одна ниточка. Предатель рассказал нам всё, что знал. Даже дал направление, где копать. Но падла, которую мы пытались откопать, исчезла.

От бывшего посла Эзарии не было ни слуху ни духу. Он как будто растворился. Не было ни свидетелей исчезновения, ни бездыханного тела, ни даже упоминаний, что кто-то в ближайших окрестностях жил не по средствам. Даже о незаурядной внешности Рауфа Бумедьена нигде не всплыло упоминание. Хотя сложно не заметить краснокожего мужчину с загнутым к низу носом и с иссиня-чёрными волосами, который так не похож на жителей центральной Астризии. О человеке с такой внешностью не слышали ни на западе, ни на востоке. Выражение «залёг на дно» идеально подходило для ситуации с бывшим послом.

Вторая ниточка оборвалась, потому что бедолага Амран Хабиб, находившийся под домашним арестом, будто превратился в изгоя для собственной страны. За всю зиму, с разрешения короля разумеется, он отправил два послания домой. И получил ровно ноль в ответ. И это несмотря на то, что сиреев посадить под домашний арест невозможно. Они имели возможность заходить на посадку, и их даже ждали. Но ни один не прилетел с письмом из родной Декедды. Родина забила болт на собственного посла.

Третья ниточка – весьма перспективная с моей точки зрения – была похожа на рыболовную леску, на которую насажена наживка, но которую умная рыба не спешит заглатывать. Я имею в виду Эвенета. Всю зиму в Винлимар шли письма с разными предлогами к Эвенету обозначить себя. От лица нового короля, от лица эстарха Эриамона, от лица казначейства с просьбой погасить налоговые задолженности. А ответы приходили одинаково похожие: экзарх Чуда Астризии отсутствует на рабочем месте, перезвоните попозже. Даже на письмо от самого короля с просьбой о приватной встрече никто не ответил. То есть третья ниточка вообще не желала, чтобы её трогали. Она где-то затаилась и не подавала признаков жизни.

В общем, Фелимид сопел и пыхтел, но доказательств больше не становилось. Даже Декедду мы не могли обвинить в убийстве со стопроцентной уверенностью. Это бы их не спасло, конечно. Но хотя бы отбило у нас последние сомнения, что мы боремся за правое дело, а не просто желаем поиграть в войнушку.

Но эти холодные зимние декады в каком-то смысле стали для меня самыми тёплыми: я всегда возвращался домой к сыну и любимой женщине.

Уже не раз случалось, что приход самых жутких морозов заставлял население запираться по домам и безжалостно топить печи. Не минула сия участь и Обертон. Хоть продолжалось это недолго, жители города старались не выходить на улицы почём зря, ведь температура, по моим приблизительным прикидкам, иногда опускалась ниже сорока градусов. Спасали тёплые одежды, в которых смело можно спать, одеяла на пуху и запасы дров, достающие до потолка.

Хоть ситуацию в королевском дворце даже близко нельзя было назвать критической, всё же многие обитатели предпочитали оставаться в своих покоях, а не выбираться к общему камину, чтобы потрепать языками. Среди таких обитателей были и мы с Дейдрой. Мы предпочитали общество друг друга, когда за окнами трещали морозы. Мы даже смеялись, говоря друг другу, что не жаркое лето и чистое небо делают нас счастливыми, а морозная зима, благодаря которой наша семья находится под замком в абсолютном тепле. В полном смысле этого слова.

Ну и, конечно же, больше всего тепла в нашу семью привносил Элазор.

По местным меркам ему исполнилось полтора года. И хоть, как сообщали профессионалы воспитания, говорить ему ещё рано, он старался. «Ма», «ба» и даже «де-де» стрелял, как из пулемёта. «Де-де» он, улыбаясь, говорил, когда к нам наведывался святой отец Эриамон. И даже бесстрашно бросался к тому в руки. Но лишь до тех пор, когда надоело ползать на коленях и он решил стать на ноги.

Этот момент я не пропустил, как в предыдущей жизни. Вместе с Дейдрой мы учили его ходить. Садились в метре-двух друг от друга и пускали карапуза от точки «А» в точку «Б». Он со смехом ковылял к одной точке, падал маме в руки, а затем вставал и возвращался ко мне. И так до тех пор, пока не приходила пора обедать или спать. Чем он занимался основное количество времени.

И я, несмотря на то, что Элазор никак не хотел произносить слово «папа», испытывал непередаваемые чувства. Физическое ощущение счастья. Нечто, чего я так и не познал ранее. Сидя в натопленной комнате в компании с самыми близкими людьми, я только и делал, что улыбался. Я не испытывал страха, не испытывал тревожности. Мне не нужно было куда-то бежать или за кем-то гнаться. Мне не надо было заботиться о хлебе насущном или идти убивать мамонта. Я жил в абсолютном достатке. Я видел, как взрослел Элазор, видел влюблённый взгляд прекрасной женщины. И ничего не хотел менять. Я желал лишь одного – чтобы это никогда не заканчивалось.

Но всё же счастье, как и зима, не может длиться вечно…

Ровно в первый день весны по местному календарю, когда солнце уже стоит высоко, но снег ещё и не думает таять, в Зале Советов собрались самые влиятельные люди Астризии. После доклада примо Мириам, которую ввели в состав Совета и которая отвечала за гуманитарные вопросы, со своего места поднялся мастер-коммандер Яннах. Он уважительно кивнул единственной женщине в мужском коллективе и дал старт обсуждению самой важной темы – обсуждению неизбежного вторжения.

- Ваше Величество, - начал Яннах. – Весна пришла. Значит, больше нет времени на ожидания. Ответов нет, и не надо. Изменники, видимо, не собираются реагировать. Пусть так. Теперь судьба их государства незавидна. Давайте выработаем решение о полной морской блокаде Декедды и назначим день, когда командованию придёт пора выдвигаться в Валензон, чтобы взять бразды правления армией в свои руки.

- Флотоводец Амбилиус заверил меня, что блокада возможна, - со своего места высказался помощник главного флотоводца Астризии, специально к первому дню весны прибывший из Мармасса. – Флот из восемнадцати боевых кораблей сейчас собран в заливе. Заканчивается строительство двух транспортников. К означенному времени мы сможем незамеченными подойти к территориальным водам Декедды и взять под контроль основные торговые маршруты.

- Уверены? – спросил король. Он знал, что наш флот количественно уступает флоту Декедды. Хоть точно превышает качественно.

- Уверены, - подтвердил помощник. – Мы имеем преимущество из-за наличия подзорных труб, коими оснащён в достаточных количествах каждый капитан каждого корабля. Мы можем подойти со стороны ветра, оставаясь вне зоны видимости. Они – нет. Каждый корабль мы догоним и перехватим, ибо уже установили гарпунные баллисты, созданные по чертежам анирана.