А затем отвернулась, зажмурилась и представила деревце на самой границе полянки, у дуба. За те месяцы, что мы там с Греггом жили, я, кажется, все ветки в округе знала. Наощупь бы от реки до дома добралась. А уж свою поляну изучила вдоль и поперек. То головой вперед летела, то боком, но все-таки берег меня учитель. Жалко, наверное, было неумеху.

Вот и сейчас вспомнила деревце и кустик рядом, шибко колючий. Довелось мне в него как-то приземлиться. Представила, да и зачесалось место это… мягкое, которому больше всех доставалось.

А потом уж все само произошло. Вот стою по колено в трясине, а шагнула уже на полянку. Что приятно, зазнайку этого там оставила. И не жалко было. Сам напросился.

Ладно. Грегга выручу и вернусь за этим.

Вокруг было страшно тихо. Ни гомон птиц, ни дуновение ветерка не тревожили замороженную картину. Я огляделась. Никого. Деревья молчали. Сколько мы времени в снежной пустыне провели? Вроде бы и солнце вон высоко, да тот ли день?

Но увидела на траве свежие следы крови и поняла – не сильно опоздала. Прислушалась к себе – ничего. Ни единой мысли. Была бы воином настоящим – и инстинкты бы проснулись. Мои молчали. В кустах валялся черный плащ одного из нападавших, и я, подумав, накинула его на плечи, опустив капюшон на лоб. Постояла немного, переминаясь, и пошла по кровавым следам.

Грегг лежал недалеко, в окружении поверженных соперников. Сколько же демонов всего было? Никак не могла вспомнить, пока, наплевав на опасность, бежала к учителю. То ли пять, то ли шесть. А растерзанных тел тут сколько? Металась в голове какая-то надоедливая мыслишка, но я отмахнулась. Бросив меч, встала над волком и руки ему на бездвижную грудь положила. Как там Терра меня учила? Направить силу в ладони да передать. Что может быть проще?

Что может быть сложнее? Яркий свет исправно перетекал по пальцам, как ручеек, но не задерживался в теле Грегга, а впитывался в землю, прорастая изумрудною травой. А следом падали и мои слезы, которые не получалось сдержать.

– Грегг, ну что же ты? Давай, очнись, – шептала я. – Смотри, как у меня получается силой делиться, а ты еще ругался. Говорил: не смогу, не сумею, когда надо.

Но наставник молчал. Не желая себе признаваться, что пытаюсь лечить мертвое звериное тело, я звала и звала, пыталась тормошить, целовать, призывала бесполезную силу.

Ударила кулаком ему в грудь, заплакала в голос:

– Ты же древний монстр, чтоб тебя! Таких, как ты, нельзя убить! – и внезапно замолчала. Нельзя убить. Так может…

И в это самое мгновение поняла, что за мысль крутилась в голове, когда бежала я к наставнику. Дагора среди убитых демонов не было.

Я могла и не вспоминать. Напомнили бы. Кровавым острием меча, вышедшим прямо над грудью. Я ахнула и неловко отшатнулась. Умирать, оказывается, было совсем не страшно. Только очень долго и больно. Рот открылся в безмолвном крике, по подбородку потекла бурыми сгустками кровь, и я начала заваливаться на Грегга. А стоящий сзади демон рывком выдернул меч и ногой перевернул мое непослушное тело, чтобы тут же переполошиться, броситься ко мне, схватить на руки.

– Это ты? Как ты здесь оказалась? – услышала я крик Дагора, и его огромные черные глаза были последним, что заслонило солнце, а потом свет померк, и я, наконец перестав чувствовать боль, умерла.

Отвратительный звук въедался в голову, как тонкая отцова пила. Вззз-вззз-взззз. Глаза не открывались, и все, что я слышала, – противный визг. Если это именно то, что происходит за гранью, то я очень напортачила в жизни.

Через несколько мгновений к писку добавился гул мужских голосов. Кажется, кто-то ругался. Слушать человеческую речь было приятнее, поэтому я полностью переключилась на нее. Только человеческую ли?

– Ей нельзя быть здесь, – отчетливо прозвучало прямо над ухом. – Договорись с гранью.

– Да как можно? – ответил другой голос, который я сразу же узнала. Грегг был рядом. – Ты посмотри на меня получше и скажи, готова ли она цену такую платить?

Слышать наставника было радостно. О чем бы он ни говорил. Но глаза открыть мочи не хватало. Да и не могла я пошевелить ни рукой, ни ногой. Вдох и тот давался с трудом.

– Ее время не пришло, и она не успела передать силу, – настаивал второй голос. – Не Форра же возвращать. Этот любитель всего живого перемену в себе не выдержит.

– Друг, пожалей девочку, – Грегг устало вздохнул. – Ну куда ж это годится? Слишком многое на нее свалилось, не по плечам ей. Не по силам. Пусть лучше тут, в покое…

Ничего не могла понять. Умерла я? Куда меня вернут? И главное, чей был этот второй голос?

– Грегг, послушай. Ты же знаешь, она мне нужна, – помолчав немного, произнес незнакомец. – Я помогу ей, как вернусь. Не будет больше страдать, не обидит никто! Только дай шанс!

– А себе ты шанс дал? – строго ответил мой наставник и вздохнул. – Ладно. Но имей в виду, мне придется повязать вас накрепко, и судьба твоя в ее руках окажется. Готов ты цену такую платить?

Замолчали голоса, и такое это было молчание, что камнем на грудь ложилось, давило. И Грегг прошептал:

– Как еще она справится со всеми изменениями? Хватит ли духу принять?

И я испугалась. Вот так. И умереть не дают. И незнамо что творится. Свяжут меня с кем-то, изменения какие-то пророчат. Я заволновалась, заметалась внутри, пытаясь глаза открыть, и тут же стихли все звуки, пропали голоса. Я вздохнула и расслабилась. И темнота, окутавшая меня со всех сторон, стала доброй и ласковой. Улыбнулась ей, примостившейся рядом, и уснула.

В следующий раз, когда я очнулась, вокруг было тихо. Я только чувствовала легкое дуновение ветра на лице да запах чего-то пряного, что щекотал мне ноздри и вызывал жгучий голод.

Шевелиться пока не могла, как, впрочем, и нормально дышать. Только в этот раз мое тело на отсутствие дыхания не жаловалось. Оно по привычке поднимало и опускало грудь, заставляло воздух двигаться внутри, но как будто он был мне больше не нужен! Может, такая она – смерть в гранях? Безмолвие и бездвижие… На веки вечные! Я вздрогнула и сразу ощутила, как по рукам и ногам начинают бежать горячие иголки.

Но тут рядом кто-то зашевелился, и я насторожилась, сглотнула вязкую слюну.

Раздался низкий утробный рык, что-то мокрое и шершавое коснулось щеки. До чего ж противно. И не отодвинуться. Завыло животное тихо и тоскливо. А я все отчетливей представляла, как мои зубы впиваются в это что-то, одуряюще пахнущее. И ведь дышать теперь не нужно, но я не могла перестать втягивать в себя вкусный аромат. Кажется, мои ноздри все-таки дрогнули, потому что скулеж прекратился.

Я вся сосредоточилась на запахе и жадно ловила все новые оттенки, челюсть ломило и выворачивало, а я корчилась внутри, пытаясь раз за разом пошевелиться. Пока моего лица не коснулось что-то теплое и пушистое. Аромат захлестнул с головой, унося все мысли, и я, помимо собственного желания и, как думала, возможностей, жадно впилась зубами в источник. В горло тут же полилась сладкая тягучая жидкость, как яд пробираясь по всем моим венам. Я чувствовала, как отзывается тело, оживает, начинает дышать и шевелиться. О, Прародители, никогда еще мне не было так вкусно.

И услышала я звериный рев пополам с жалостливым визгом, только когда меня ударом тяжелой лапы отнесло в сторону и приложило о ствол дерева. Удивительно, но приземлилась я на четыре конечности и оскалилась почище голодного животного. Только вид окровавленного Тахо, принявшего человеческий облик и глядящего на меня во все глаза, заставил остановиться, оглядеться и вконец охолонуть.

Я помотала головой, стряхивая наваждение, и тяжело опустилась на землю. Мой мечущийся взгляд пытался остановиться на какой-нибудь детали, хоть за что-то зацепиться.

Ревущий почище себя же в медвежьем обличье парень зажимал шею. А я облизнулась и подалась навстречу. Вот что так пахнет! Ну, до чего же вку-у-усно.

И Тахо заорал: