Учитывая, что речь шла о территории, которую сам Вашингтон признал провинцией другого суверенного государства, звучало это весьма двусмысленно. Неслучайно эта иезуитская позиция получила в международных отношениях название «стратегической неопределенности» (strategic ambiguity). Пекин же всячески подчеркивает, что тайваньский вопрос — это исключительно внутренняя задача, исключающая вмешательство внешних сил. Позиция Вашингтона на этом фоне ему поперек горла. С одной стороны, американцы подчеркивают, что продолжают придерживаться принципа «одного Китая» (

) и официальные дипломатические отношения имеют только с КНР. С другой стороны, они фактически утверждают, что у Пекина нет права силой восстановить контроль над своей территорией.

Американские президенты, не признавая Тайвань официально, всячески педалируют тему «особых отношений» с островом. Дональд Трамп в декабре 2016 года, едва придя к власти, вызвал скандал, ответив на телефонный звонок главы администрации Тайваня Цай Инвэнь

. Джо Байден, совершая турне по Восточной Азии в мае 2022 года, вдруг заявил, что американцы, если потребуется, будут защищать Тайвань с помощью военных средств[245].

В 2022 году произошел еще один примечательный эпизод, едва не поставивший мир на грань масштабной войны. 2 августа остров посетила спикер палаты представителей Конгресса США (фактически третье лицо в государстве) Нэнси Пелоси. И хотя формально визит был обставлен как остановка по пути следования самолета из Куала-Лумпура в Сеул, а из американской делегации были исключены лица, которым по решению китайских властей был запрещен въезд в КНР, сам факт визита нельзя расценивать иначе как провокацию с целью показать свою безнаказанность, неспособность Пекина отвечать действиями за свои слова, и тем самым «приободрить» Тайвань.

Вполне возможно, что визит Пелоси, несмотря на отсутствие незамедлительной реакции КНР, оказался «спусковым крючком» для процессов, которые проявят себя позднее. Во всяком случае, как считает российский военный эксперт Василий Кашин, начиная с августа 2022 года резко активизировались меры по повышению боеготовности подразделений НОАК, отвечающих за тайваньское направление[246]. Нормой стало пересечение «материковыми» ВВС срединной линии в Тайваньском проливе. Силовой сценарий решения «тайваньского вопроса» перестал казаться чем-то маргинальным.

Последний на момент написания книги сюжет, связанный с Тайванем, был обусловлен проведением на острове в январе 2024 года выборов главы администрации и состава парламента. За власть продолжили бороться две силы: партия Гоминьдан, которая некогда воевала с коммунистами, но сейчас занимает по отношению к контактам с материком конструктивную позицию, и ДПП, которая резко отрицает возможность какого-либо объединения с КНР. С 2016 года у власти находилась именно она: причем как на уровне главы государства, так и в парламенте.

Предвыборные опросы общественного мнения показали, что кандидат от ДПП Лай Циндэ

опережал кандидата от Гоминьдана — Хоу Юи , но разрыв был совсем небольшой. Учитывая, что предвыборный период — жаркое время на острове, когда многократно повышается вероятность (и опасность!) различных провокаций, неверно истолкованных жестов и чрезмерных реакций, от выборов можно было ожидать самых неприятных новостей.

Однако в целом все прошло спокойно. Да и результаты выборов оказались вполне предсказуемыми. Лай Циндэ действительно победил, причем отрыв (40 % против 33 % у Хоу Юи) оказался таков, что никто не стал оспаривать победу. А вот на парламентских выборах партии набрали примерно поровну (52 мандата у Гоминьдана, 51 мандат у ДПП). И это тоже было предсказуемо, потому что за год до этого Гоминьдан победил на местных выборах.

В результате впервые с 2004 года ни у одной из партий нет парламентского большинства. С одной стороны, это плохо с точки зрения управляемости политическим процессом, — сейчас всей полноты власти у ДПП фактически нет. С другой стороны, такое положение станет предохранителем от слишком резких шагов со стороны нового тайваньского лидера.

Потому что главная опасность заключается в том, что, утвердившись у власти, сторонники «подлинной независимости» вдруг пойдут на обострение, откажутся от нынешнего самоназвания «Китайская Республика» и назовут себя «Республикой Тайвань» со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде немедленного вторжения с материка.

Подобные опасения сопровождали и предыдущие победы ДПП. Того же некоторые эксперты ждут и сейчас. Однако, как представляется, этого не произойдет. Лай Циндэ еще во время предвыборной кампании заявил, что «нам не нужно объявлять независимость, потому что мы и так независимы»[247]. На митинге по случаю избрания он декларировал, что «полон решимости защитить Тайвань», при этом добавил, что при взаимодействии с Китаем будет использовать диалог, чтобы отойти от конфронтации.

Иначе говоря, мы получаем тот же расклад, который был и при Цай Инвэнь, которая, несмотря на всю свою ненависть к материковому Китаю, «красные линии» все-таки не пересекала. Тем более это будет сложно сделать Лай Циндэ, у которого нет полной парламентской поддержки.

А что же КНР? Любители погадать на кофейной гуще называют две даты, к которым якобы китайские коммунисты хотят «вернуть Тайвань». Обе уже неоднократно назывались на страницах этой книги: 2027 и 2035 годы. При этом вопрос, готовит материк вторжение или нет, находится в области веры, а не знания. На уровне документов и официальных заявлений Пекин продолжает строго придерживаться линии на мирное воссоединение, хотя и не отказывается от возможности применить силу[248]. (А как он может это обещать, если отношения с Тайванем — официально «сугубо внутреннее дело суверенного Китая», а ограничения суверенитета — это родовая травма «столетия унижений», противоречащая самому духу нынешнего националистического подъема?)

Конечно, в «тайваньском вопросе» всегда присутствует фактор США. Но, во-первых, американцы сами оказались на пороге внутреннего политического кризиса. Во-вторых, количество горячих точек по всему миру, в которые так или иначе оказался вовлечен Вашингтон в 2022–2024 годах, зашкаливает. И на этом фоне создавать еще одну — причем на самом сложном и ответственном направлении — никто не будет. Скорее, на руку американцам прежний сценарий: постоянно держать обе стороны Тайваньского пролива в напряжении, но не переходить опасную черту.

Все это делает перспективы скорого разрешения «тайваньского вопроса» — тем или иным способом — сомнительными. А значит, на неопределенный срок откладывается реализация исторической миссии Коммунистической партии Китая и лично Си Цзиньпина. Впрочем, учитывая, какие риски лежат на другой чаше весов, возможно, это и не самый плохой расклад.

Заключение

Проанализировав итоги прошедшего десятилетия, можно заметить, как много перемен, которые ассоциируются с именем Си Цзиньпина, на самом деле проистекает из предшествующего времени. Да, «новая эпоха» действительно «новая», — Китай и правда изменился. Но запрос на националистический подъем и некую «социальную справедливость», усиление госрегулирования и даже определенная ксенофобия, которую сейчас нельзя не заметить в Китае, — корни всего этого проникли в китайскую почву задолго до прихода к власти Си.

Другое дело, что предшественники Си — тандем Ху Цзиньтао и Вэнь Цзябао — даже, возможно, придерживаясь схожих взглядов (не случайно так много элементов риторики Си Цзиньпина ранее уже встречалось в выступлениях Ху Цзиньтао и Ли Кэцяна), не имели возможности реализовать эти взгляды на практике. А Си Цзиньпин смог, и в этом, безусловно, заключается его роль в историческом процессе.