Алгоритм «низложения» следующий. Делом члена партии занимается одна из партийных комиссий по проверке дисциплины; в особо важных случаях — Центральная комиссия по проверке дисциплины КПК. По итогам разбирательства руководителя «уличают» в растратах, аморальном поведении и пресловутом «нарушении партийной дисциплины» (очень гибкая формулировка, под которую можно подогнать что угодно). Результатом может быть выговор, понижение в должности или исключение из партии и снятие с занимаемых постов. Далее за коррупционера берется народная или военная прокуратура: ему предъявляют обвинения, производят арест, начинается подготовка к суду. Она может быть довольно долгой (например, Бо Силая лишили всех постов в марте 2012-го, а осудили только в сентябре 2013 года).

Если чиновник не является членом партии, то процесс в его отношении обходится, естественно, без партийной прелюдии. Самые популярные обвинения: растрата, злоупотребление служебным положением, получение взятки, раскрытие партийных и государственных секретов. По китайским законам, если сумма незаконного дохода составляет более 100 тысяч юаней (около 1 млн рублей), за это предусматривается от десяти лет до пожизненного заключения с конфискацией имущества. При наличии отягчающих обстоятельств приговором может стать смертная казнь.

И вот тут начинается самое интересное. Согласно китайскому законодательству, смертная казнь может осуществляться немедленно, а может быть отсрочена на срок до двух лет. Как правило, по экономическим статьям дается отсрочка. Если преступник за это время не совершил никаких «умышленных преступлений» и вообще вел себя примерно, смертная казнь может быть заменена на пожизненное заключение.

Так, ни один из высокопоставленных «тигров», осужденных в рамках антикоррупционной кампании Си Цзиньпина, поставлен к стенке не был. Более того, самые резонансные «жертвы кампании», члены «Новой банды четырех» Чжоу Юнкан и Бо Силай, получили только пожизненное без каких-либо намеков на расстрел. В среднем же коррупционеров «сажают» на 12–16 лет. Таким образом, стереотип «в Китае провинившихся чиновников чуть что — ставят к стенке» — на самом деле не более чем стереотип.

И все же кампания возымела действие — причем по всем направлениям, которые были обозначены выше. Во многом благодаря ей Си Цзиньпин к концу десятилетия смог окончательно консолидировать власть и получил возможность проводить в жизнь свои взгляды на развитие Китая без оглядки на прежние межфракционные договоренности. Медийный характер кампании вернул партии доверие общества. Чиновники отказались от наиболее одиозных атрибутов своего статуса, раздражавших простых людей: расточительных банкетов, мотоциклетных кортежей, длительных и затратных командировок и так далее.

Обширная инфраструктура «индустрии греха» (подпольные казино, бордели, продажа наркотиков в клубах) практически исчезла из китайской повседневности. Безусловно, человеческие грехи никуда не делись, и по-прежнему существуют и закрытые вечеринки, которые посещают ответственные сотрудники, и особняки, которые покупают своим молодым любовницам высокопоставленные бонзы, но все это запрятано глубоко в тень. Как минимум, показное богатство коррупционеров сейчас не так режет глаза простому человеку, как это было, например, в 2012 году, когда 23-летний сын Лин Цзихуа, руководителя партийной канцелярии с официальной зарплатой менее 20 тысяч долларов в год, разбился на «Феррари» стоимостью 1 миллион долларов, находясь в машине в компании двух обнаженных девушек и пары дорожек кокаина[71].

Масштабы кампании впечатляют: посчитано, что к 2023 году разбирательства коснулись 2,3 млн чиновников или служащих госкомпаний[72]. Не было ни одного ведомства или региона, которые не были бы охвачены чистками. При этом наиболее заметные результаты достигнуты в первую пятилетку правления Си, а уже при следующем заведующем ЦКПД Чжао Лэцзи

кампания не имела такого размаха и медийности.

Впрочем, борьба с коррупцией продолжается. В последние годы она в большей степени касалась руководства государственных корпораций, но в 2023 году вновь вернулась в область большой политики. Уже после начала третьего срока Си Цзиньпина по обвинению в коррупции были сняты со своих должностей высокопоставленные руководители: министр иностранных дел Цинь Ган

и министр обороны Ли Шанфу . И хотя на момент написания этой книги их окончательная судьба неизвестна, очевидно одно — сколько у власти будет Си Цзиньпин, столько будет продолжаться и перманентная борьба по очистке партии и государства от «гниения и разложения». Можно сказать, это его фирменный стиль.

Очерк шестой. Экология

Второй проблемой, за которую пришлось крепко взяться Си Цзиньпину, стало плачевное состояние окружающей среды, которая, казалось, была принесена в жертву обогащению и экономическому росту. И хотя успехи последнего десятилетия в области экологии несомненны, на ключевой вопрос ответ пока не дан. И вопрос этот: «Сможет ли Китай сочетать экологию и потребление?»

Ставка на экономический рост всегда оборачивается повышенной нагрузкой на среду обитания. В годы экономических реформ в Китае эта истина подтвердилась самым драматичным образом. Цитируя Эвана Озноса: «Если власти сталкивались с выбором между ростом и окружающей средой, побеждал рост; между социальной защитой и ростом — также побеждал рост. Загрязнение губило землю, застройщики сносили целые районы. Общественное недовольство росло, но партия сдерживала его силой, а также за счет роста благосостояния»[73].

При этом неправильно было бы думать, что смог и загаженные водоемы — примета тех лет, когда Си Цзиньпин пришел к власти. Еще в дневниках советского стажера Юрия Чудодеева от 1985 года мы читаем: «Я видел, как загрязнена река Янцзы. Если так дальше будет продолжаться, Китай ждет катастрофа»[74].

Ощущение надвигающейся катастрофы, как мы понимаем, растянулось на десятилетия. И, вероятно, продлится еще не один год. Каждое новое поколение, восприняв в качестве стандарта то состояние окружающей среды, которое существовало в момент его взросления, вряд ли задумывается о том, что и оно, в свою очередь, является результатом серьезного и подчас критического антропогенного воздействия. Например, если обратиться к классическим источникам, о проблемах вырубки лесов и снижения плодородия почвы писали еще современники Конфуция.

Ничего удивительного в этом нет — китайцы живут на одной и той же территории несколько тысячелетий, и все это время они не слишком заботились о том, в каком состоянии оставят ее потомкам. Экологическому сознанию вообще сложно было появиться в Китае, учитывая ту жесточайшую конкуренцию, с которой сталкиваются китайцы в условиях перенаселенности. Если не ты срубишь последнее дерево, это сделает твой сосед: в голодную годину он выживет, а ты умрешь.

Последний катастрофический голод в Китае наблюдался всего лишь шестьдесят лет назад. Еще в 1980-е годы большинство населения питалось и одевалось достаточно скудно. На этом фоне призывы ограничивать себя, свою предпринимательскую деятельность и потребление ради сохранения окружающей среды попросту не встретили бы понимания. В новом тысячелетии ситуация начала меняться.

В 2000-е годы тогдашнее руководство Китая во главе с Ху Цзиньтао фактически признало, что феноменальные темпы экономического роста были достигнуты ценой деградации окружающей среды. В идеологический оборот были введены такие концепции, как «научное развитие»

и «гармоничное общество» , утверждающие, что устойчивость развития на основе сбалансированного сосуществования человека и природы должна стать неотъемлемой частью «социализма с китайской спецификой». Слова, впрочем, по большей части так и остались словами, а с приходом нового руководства появились новые лозунги.