Послышалось тихое шипение, затем приглушенный рев, похожий на разгибание сильно искореженного металла. Появилась тонкая струйка пара, но он быстро распространялся, капая и расширяясь, а затем внезапно превратился в облако. Порыв ледяного воздуха обдал Крафта, и его волосы взлохматились.

– Господи, – пробормотал он. – Вы в порядке, доктор Кули?

– Да. Как насчет тебя, Джо?

– Все хорошо, идем сюда. Подождем минутку, пока все прогреется.

– Эта штука выключена? – спросил Крафт.

– И надежно закрыта.

– Верните на место, – попросила доктор Кули.

Крафт осторожно дотронулся до розы, затем облизал пальцы.

– Жжется, – пожаловался он.

– Не прикасайтесь к ней еще несколько минут, – посоветовала доктор Кули.

Механ положил щипцы на рабочий стол. Пар стекал струйками холодной воды по краям стола, покрывая крысу белым инеем, его хвост стал жестким и изогнутым, как кусок белого металла на черной поверхности.

– Господи, – прошептал Крафт. – Замерз намертво.

– Видите? – спросила доктор Кули. – Вода в клетках разорвалась за считанные секунды.

– Какая ужасная смерть, – тихо заметил Механ.

– Нет, это как анестезия. И смерть наступила мгновенно, – поправила доктор Кули.

Она потянулась к цветку. От одного прикосновения он распался на мелкие кусочки, музыкально звякнув напоследок. Стебель и лепестки рассыпались, как зеленый и фиолетовый снег.

Механ тихо присвистнул.

– Обратите внимание на аммиак, – прошептала доктор Кули.

– Где он? – спросил Механ.

– Тот белый камень на столе.

Пары аммиака быстро поднимались, когда температура снова начала нормализироваться, и камень стал вонять, крошиться, шипеть и выплевывать твердые частицы.

– Господи, я никогда не видел его в твердом виде, – сказал Крафт.

– Не приближайтесь, – предупредил Механ. По мере того как температура продолжала расти, аммиак плевался все яростнее, брыкался и вздымался, почти отрываясь от стола, и превратился в вертикально поднимающуюся струю газа.

– Фу, ну и вонища, – пожаловался Крафт.

– Проблема вот в чем, – заговорила доктор Кули. – Смогут ли эти стеклянные стены сработать достаточно быстро, чтобы защитить миссис Моран?

– И защитит ли от холода этот вакуум между стеклами? – добавил Механ. – Я не хочу, чтобы она пострадала от осколков стекла.

– Нужно протестировать стекло, – решил Крафт.

Именно это они и сделали в тот же день. Стекла с вакуумом держались идеально. Они протестировали устройство, которое устанавливало стекло. Сработало за полторы секунды. Крафт счел, что это слишком медленно. Заменил шарикоподшипники на защитном устройстве и тогда понял, что стенки встанут за полсекунды. Он сомневался, что стеклянный экран выдержит нагрузку от частых ударов, поэтому проверил еще раз. Он подумал, что получится еще лишь раз – когда гелий будет распылен в углу гостиной.

Чтобы помочь Карлотте запомнить расположение щитов, Крафт приклеил к ковру и стенам красные ленты. Он втайне боялся, что стекло ударит Карлотту. Сила удара просто ее раздавит.

Но причин для беспокойства не было. Дифракционная схема, полученная с помощью лазера, оказалась на удивление точной. Баллоны с гелием были установлены на подвижной тележке на подиуме, чтобы облегчить доступ к аппарату в случае внезапного перемещения. Однако в данный момент распылители были свободно закреплены в зажимах и направлены в угол гостиной под наклоном сверху вниз.

День шел, и ничего не происходило. «Вскоре, – размышлял Крафт, охваченный всепоглощающим унынием, – все это придется разбирать». Словно похороны всего эксперимента.

Доктор Вебер снял трубку и набрал номер. Он прищурился, глядя через окно на солнечные лучи, отражавшиеся от металлических крыш и труб медицинского комплекса.

– Аспирантура? Декана Осборна, пожалуйста. Это Генри Вебер.

Сначала доктор Вебер нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. Затем посмотрел поверх стопки бумаг на доктора Балчински, который сидел, плотно сжав губы.

– Привет, Фрэнк. Как ты? – весело поздоровался доктор Вебер. – Отлично. Просто отлично. У меня тут доктор Балчински, и он сообщил мне, что в эксперименте используется довольно опасное оборудование… жидкий гелий и бог знает что еще…

Доктор Вебер несколько секунд слушал. Доктор Балчински скрестил ноги, наблюдая за доктором Вебером.

– Никто на том совете не думал, что ее подвергнут чему-то подобному. Одно дело задавать вопросы и бросать кости на доску, но такой риск…

Доктор Вебер слушал с выражением отвращения.

– Я знаю, что это их последняя ночь, но Фрэнк, этого вполне достаточно, чтобы убить.

Доктор Вебер выслушал, возвел глаза к небу и повесил трубку.

– Ну? – спросил доктор Балчински.

Доктор Вебер пожал плечами.

– Я отказываюсь его понимать. Думаю, он просто не знает, что делать.

– Разве нам нужно его одобрение? В смысле, не могу я один отменить этот проект?

Доктор Вебер грустно улыбнулся.

– Тебе еще многое предстоит узнать о политике кампуса. Декан Осборн точно должен одобрить решение.

В 21:30 24 мая Карлотта смогла задремать, что стало для нее первым отдыхом за последние двадцать часов. Крафт подавленно наблюдал за ней с монитора, понимая, что через несколько часов все будет кончено.

На четырех отдельных экранах было видно, как Карлотта ворочается в постели. Иголки задрожали. В 21:53 доктор Кули заметила, что количество «сохраненных» ионов и количество ионов, которые они хотели дублировать с Кентнер-стрит, стало отличаться. Она велела Крафту увеличить концентрацию на половину процента.

Ученые зачарованно наблюдали в тишине, как Карлотта открыла глаза, села на край кровати и быстро записала свои мысли в дневник.

Крафт не смог сфокусировать камеры на надписи. Затем Карлотта откинулась на кровать, очевидно, не подозревая, что за каждым ее движением наблюдает несколько пар глаз.

В 21:58 раздался грохот.

Карлотта почувствовала дуновение воздуха. Холодный ветерок. Она даже не обернулась. Ее сердце бешено колотилось. У нее хватило спокойствия вспомнить, где она находится. Теперь она поняла, что за ней наблюдают. Она медленно повернулась. Там ничего не было.

Какой же он неуловимый. Как облако зимой. Он катится, грохочет, как туча, но когда смотришь, его уже нет. Он в воздухе. Как горный ручей, когда он тает и течет, течет, течет…

Раздался еще один грохот. Карлотта ахнула, подняла глаза, обернулась, но ничего не увидела.

– Эта тарелка… она слетела с подоконника, – прошептала Механ.

Комната наблюдения представляла собой коллаж из вытаращенных глаз и вспотевших лиц, освещенных мерцающими мониторами.

Карлотта лежала на кровати. Уголки ее губ слегка тряслись. Дрожали от усталости. Затем она резко выпрямилась и огляделась, как будто удивилась, что снова оказалась дома.

– Она забыла, что находится в университете, – тихо сказала доктор Кули.

Тело Карлотты напряглось. Она больше не смотрела на темноту, скрывавшую сканирующие устройства и камеры.

– Надеюсь, она не забудет про безопасную зону, – протянул Крафт. – На случай, если нам все-таки выпадет шанс использовать гелий.

– Если забудет, просто не будем его активировать, – решила доктор Кули.

Их лица прижались к мониторам.

Карлотта почувствовала что-то отдаленное. Ее лицо сморщилось. Она вздрогнула.

– Температура упала, – сказал Механ.

– Проверьте систему в комнате, – попросила доктор Кули. – Может быть, дело в нашем термостате.

Карлотта поднялась и осмотрела комнаты. Она заглянула в спальни, словно искала своих детей.

– Они тебя схватят, – прошептала она. – Если ты придешь сегодня…

– Зачем она его предупреждает? – спросил Механ.

– Возможно, она бросает ему вызов, насмехается, – понадеялась доктор Кули.