Карлотта помахала отъезжающим. Уже четыре ночи. Четыре ночи благословенного покоя. Четыре ночи прекрасного сна без сновидений. Когда она проснулась и увидела, как Крафт выносит маленькую камеру за дверь, она ощутила что-то вроде пробуждения из приятной темной пустоты. Теперь она чувствовала себя спокойной и отдохнувшей. Синди согласилась не приезжать, пока Крафт и Механ будут вести расследование. Но теперь Карлотта хотела позвонить ей и рассказать о хороших новостях. Она посмотрела на часы. 6:30. Совсем скоро Билли с девочками придут завтракать. Она подвязала красный халат и почувствовала прохладную росу под ногами, когда вышла на лужайку, любуясь каплями воды на стеблях и листьях роз и лилий. Этим утром она решила снова приготовить панкейки с черникой. Детям они понравились.

Карлотта вошла в дом.

В шкафчике она нашла смесь для панкейков, сироп, сахарную пудру, но черники не осталось. Она решила попробовать заменить ее клубникой. Билли любил ее со взбитыми сливками. Карлотта понюхала взбитые сливки. Запах был свежим, как деревенское утро.

Раздался грохот. Из спальни.

Карлотта положила в миску четверть ломтика сливочного масла. Добавила муки.

Второй грохот, громче первого. Что-то ударилось о стену.

Она поставила миску. Все казалось спокойным и новым. Карлотта почувствовала запах сирени. Сильный запах. Она заметила, что он доносится из спальни. Затем прошла в гостиную. Весь дом наполнился ароматом сирени.

В спальне весело позвякивало стекло, словно колокольчики.

Карлотта осторожно вышла в коридор и заглянула в приоткрытую дверь спальни.

Стеклянная пробка от флакона с духами аккуратно подпрыгивала у основания стены, рядом с прикроватной тумбочкой.

Карлотта широко распахнула дверь.

С комода поднялась коробочка, лениво покрутилась и разлетелась в воздухе. Розовая пудра и подушечка взорвались, обдав комнату душистой розовой пылью.

– Наконец-то уйдет вонь! – засмеялась Карлотта.

Она сделала шаг в комнату. Солнечный луч упал на облако пудры. Оно выглядело почти радужным и медленно опускалось на пол.

Стеклянная бабочка поднялась с комода и распалась, мягко рассекая воздух дождем радужных крылышек.

– Еще! – внезапно закричала она, хлопая в ладоши и смеясь.

Будильник полетел в воздух. Когда он завис над кроватью, то издал тихий перезвон, а потом взорвался словно в замедленной съемке, и кусочки металла полетели, как перья, кружась в воздухе.

Карлотта топнула ногой. Внезапно она разразилась пронзительным смехом. Она так долго страдала, что теперь такое мелочное шоу было признанием его бессилия и грядущего поражения. Карлотта не могла прекратить смеяться.

– Ты можешь больше! – крикнула она, хлопая и стуча ногами.

Занавеска заколебалась, разошлась и сорвалась с карниза. Яркий материал порхал над ней, как огромные бабочки.

– Это все, на что ты способен? – восклицала Карлотта, вытирая с глаз слезы. – Мои девочки и то могут лучше!

Все осколки на полу, металл и стекло, жидкость и порошок растеклись медленной лужицей, поднимаясь и снова опускаясь.

Карлотта наступила ногой на флакон духов. Он разлетелся вдребезги.

Она рассмеялась.

Наступила на занавески, зацепив их ногами. Они упали на пол и замерли.

– Ты мертв! – крикнула Карлотта. – Ты мертв!

Осколки текли вокруг нее рекой. Карлотта наступала на них, смеясь, танцуя, плача.

– Мертв! – кричала она. – Мертв! Мертв!

Карлотту захлестнула длительная волна эйфории. Иногда жизнь казалась ей сном. Но девочки доказывали реальность происходящего своими лицами, а Билли – поведением, теперь он насвистывал себе под нос и много шутил. Она с трудом могла в это поверить. Но все было правдой. Прошла целая неделя без нападений.

Иногда становилось холодно. Запах менялся, исчезал и усиливался снова. Иногда ее пугали и приводили в ужас видимые явления и сотрясение стен, но автоматические камеры, записывающие устройства в коридоре и сами Крафт и Механ отталкивали его, пугали, и он больше не мог подойти ближе нескольких футов, не растворяясь в искрах, облаках и холодных волнах. Он казался сердитым, разъяренным, но при этом разочарованным. Что бы они ни делали, это его ослабило. Впервые с октября Карлотта радовалась пробуждениям по утрам и солнечному свету в спальне.

А что лучше всего – ей больше не было стыдно за то, что она не сказала всей правды. В чем смысл говорить больше, чем они видели и сфотографировали? Все закончилось, осталось кошмаром прошлого. Разоблачение означало бы огласку, насмешки и кое-что похуже. Обо всем узнает социальная опека. Там ее подвергнут целой серии тестов, чтобы определить, способна ли Карлотта заботиться о своих детях. Она их потеряет. Этим Карлотта объясняла свое молчание. Она, дети, Синди и Джордж образовали тесную молчаливую связь, чтобы сохранить тайну от холодного и опасного внимания циничного мира.

Карлотту расстраивало лишь одно. А если Джерри вернется до того, как они закончат? Как ей объяснить все это оборудование в доме – камеры, счетчики и торчащие из окон и дверей провода? Она не смогла даже сказать, что ходит к психиатру. Как же описать такое?

Но была и позитивная сторона, и Карлотта цеплялась за нее всеми силами. Нападения прекратились. Его силы были подорваны, и скоро – пожалуйста, Господи, до возвращения Джерри – возобновится нормальная жизнь. «Нормальная жизнь!» – подумала женщина. Словно вспышка солнечного света, эта мысль освещала мысли и чувства. Сан-Диего! Джерри! Мысленным взором Карлотта видела, как они резвятся среди песчаных дюн на берегу океана. Катаются на лошадях. К северу от города были ранчо и длинные песчаные пляжи без жилой застройки. Прохладный, обжигающе свежий соленый воздух – Карлотта буквально ощущала его вкус, чувствовала. Она хотела этого больше всего на свете. Все это было так близко и так невыносимо далеко.

Ни Крафту, ни Механу не нужно было изучать данные, чтобы понять очевидное: события уменьшились как по интенсивности, так и по частоте с того дня, как они познакомились с Карлоттой. Теперь они слышали лишь легкие, нервные движения тарелок и сковородок на кухне и холодные дуновения из-за двери в ее спальню.

Подавленные, студенты свели данные в таблицу, и Крафт представил их классу. Доклад длился чуть меньше пяти минут; презентовать было почти нечего.

Крафт сидел, ожидая представления следующего отчета по проекту. Он чувствовал себя неудовлетворенным. Он знал, что класс был заинтересован, но уже не так воодушевлен. Для Крафта и Механа это все еще было самой захватывающей находкой за три года кропотливого изучения. Что пошло не так? Дело только в том, что количество событий уменьшалось? Внезапно вздрогнув, Крафт понял, что при таких темпах у них не будет достаточно данных для статистической достоверности. На другом конце ряда он заметил взгляд Механа. Очевидно, тот думал о том же самом. От них впервые ждали чего-то стоящего, и проект, которому они посвятили себя, провалился.

Снаружи, тремя этажами ниже, Гэри Шнайдерман спустился по прохладной асфальтовой дорожке в ботанический сад. На крошечном холме густо росли пальмы из Австралии, красные цветы на виноградных лозах из Гавайев и грубые, колючие синие растения из Новой Зеландии. Он сидел на скамейке, слушал, как вокруг него капает холодная вода, и вбирал в себя тишину парка.

По дальней дорожке шла студентка с книгами под мышкой, ее светлые волосы были аккуратно подстрижены на уровне плеч. Через пруд дугой шел причудливый деревянный мост. В пруду росли лилии, белые цветы раскрывались на подушечках. Шнайдерман начал понимать, что есть вещи, которые нельзя проанализировать. Удаленность от дома, одиночество и конкуренция в университете вгоняли его в печаль.

Карлотта вошла в его жизнь так же, как и в его профессию. Все его действия сосредоточились вокруг нее так быстро, так интенсивно, что Шнайдерман был повергнут в замешательство, даже в отчаяние, когда она не вернулась. Доктор понял, что зашел слишком далеко. Теперь он пытался понять, как взять себя в руки и обрести то равновесие, с которого когда-то начинал.