– Моя машина внизу, – прошептала миссис Дилворт. – Такая же старая, как и я. Но места достаточно.

– Что за машина? – пролепетал Билли.

Миссис Дилворт повернулась к сопровождающей.

– О, Хетти, скажи сама.

– Седан «Паккард» 1932-го, – ответила медсестра несколько повелительным тоном.

– Ух ты! – прошептал Билли.

Карлотта так беспокоилась, что ее дети будут жить в тех самых комнатах, где ее мучили, что даже не заметила, как уже провожала всех в коридоре. Она легонько поцеловала мать в уголок рта. Почувствовала хрупкость костей, легкую дрожь в руках. Казалось, в каждом вдохе пожилой женщины ощущалась смертность.

Внезапно дом в Пасадене обрел реальность. Это было всего лишь поместье с розовыми садами и живыми изгородями. Ужас был не там, не в физическом пространстве, а внутри, в ее чувствах, и они принадлежали маленькой девочке, которой, возможно, больше не существовало.

Карлотта нежно поцеловала детей на прощание.

– А мамочка не с нами? – спросила Ким, пока они медленно шли по коридору, миссис Дилворт держалась за руку Карлотты.

– Скоро, Ким… – сказала Карлотта. – Я приеду скоро.

– Господь будет к тебе милостив, Карлотта, – сказала миссис Дилворт. – Не оставляй веры в исцеление.

Карлотта обернулась со слезами на глазах, когда вся ее семья вошла в лифт и двери начали закрываться. Она даже не заметила, как Джули помахала ей рукой.

В ту ночь Карлотта не могла уснуть. Она нервно расхаживала по комнате. По этой гибридной комнате, так странно похожей на ее собственную, с необычным запахом, такой чужой и со странным светом от далеких люминесцентных ламп через полупрозрачное стекло. И все же это ее кровать, ее шкаф, ее ковер, ее ночной столик. Как будто все, кроме самого кошмара, было перенесено в закрытое крыло университета.

Сегодня здесь все, кроме него. Одиночество, отстранение от всего мира и ожидание, вечное ожидание. Все нереально. Мир отделился от меня – мое тело, мои дети, моя мать. Даже мысли приходят сами по себе. Крафт занят своими электронными тестами. Доктор Кули атакует меня опросниками. Только Механ интересуется тем, как я себя чувствую. Врачи и ученые всегда такие холодные, такие отстраненные. Они никогда не знают, каково это – по-настоящему бояться.

Карлотта перестала писать. Всегда наступает момент, когда лучше не писать, не выражать, а держать в себе. Ведь, если выплеснуть это наружу, можно открыть дверь другим, более глубоким вещам, где разум кружится, барахтается, как перышко, падающее в бесконечную черноту.

Затем она почувствовала его.

Каким-то необъяснимым образом он оказался у окна. Карлотта обернулась. Он исчез. Она ничего не видела. Ничего не чувствовала. Было тихо. Но он был там, а теперь исчез. На мгновение.

Женщина позвонила доктору Кули.

Доктор Кули вздрогнула, просыпаясь. Она посмотрела на монитор, настроилась и увидела только плечо и голову Карлотты в нижней части кровати. Кули завернулась в лабораторный халат и постучала в дверь.

– Миссис Моран? С вами все в порядке?

Карлотта открыла дверь. Доктор Кули сразу поняла, что она на грани истерики. Она оказалась в этом состоянии за те полдня, в течение которого ее мать пришла и ушла.

– Пожалуйста, проходите, – пригласила Карлотта.

Доктор Кули вошла. Она почувствовала неприятный запах. Что-то, похожее на запах готовящейся пищи. Очень странный запах.

– Я почувствовала его.

Можно было не спрашивать кого. Доктор Кули чувствовала напряжение в комнате. Возможно, оно исходило от Карлотты. Почти осязаемое, электрическое напряжение.

– Когда?

– Пару минут назад. У окна.

Доктор Кули подошла к окну. В прозрачном сиянии неясные очертания грязи и пузырьков на поверхности тянулись к стеклу, как руки. Она задернула шторы.

– Должно быть, здесь правда тяжело спать, – сочувственно сказала доктор Кули. – Идущий через эти окна свет образует очень странные узоры.

– Я его не увидела. Я его почувствовала.

– Чего он хотел?

– Теперь все иначе, доктор Кули…

– В каком смысле?

– Я боюсь, доктор Кули. Я боюсь за всех нас.

Когда до окончания эксперимента оставалось менее сорока восьми часов, доктор Кули обратилась к декану Осборну с просьбой о срочном продлении на неделю. Оно было оформлено в виде служебной записки и лично доставлено в офис декана Осборна Джо Механом. Час спустя она получила ответ от декана – такой же официальный, на фирменном бланке университета. Там говорилось, что четвертый этаж необходимо освободить в установленные сроки для проведения капитального ремонта, а также для исследования Национального научного фонда воздействия ультрафиолета на сетчатку глаз рептилий.

Ночью 23 мая Крафту приснилось, что он видит разрушенные ландшафты, искривленные, запретные формы в виде деревьев, клубящиеся облака какого-то ядовитого газа…

Где он уже такое видел? Именно такое Карлотта описывала в своем дневнике.

– Эти сны очень важны, – прошептал Крафт Механу. – Они показывают, что между нами устанавливается контакт.

– Бред. Ты просто слишком увлекся.

– Возможно, но это также указывает на близость…

– Мне все время снится работа, – сказал Механ, снова ложась спать.

Сверху на них смотрели черные, пустые, безмолвные экраны мониторов.

В воображении Крафта в нереальном небе, высоко и далеко, парили темные птицеподобные фигуры, которые отнюдь не были птицами. Ему так хотелось увидеть тот странный, пугающий мир, который видела Карлотта. Крафт почти ощущал его – запретный, уничтожающий, но при этом завораживающий.

Но устройства ничего не записали ночью. Голографическая камера оставалась неподвижной статуей. Лента бесконечно крутилась, тратя впустую километры дорогого материала. Тепловизионные карты показывали одни и те же комнаты, снова и снова, и единственным изменением была фигура Карлотты, когда она расхаживала по комнате или останавливалась, чтобы сделать запись в дневнике.

Время летит как ветер. В какой-то момент мы молоды и боимся темноты, а потом вырастаем, но темнота никуда не уходит. Никто из взрослых не говорит нам, что все будет хорошо. Они не могут успокоить полуправдой и историями. И все же, сможем ли мы когда-нибудь по-настоящему вырваться из этой тьмы? Кто-нибудь может быть свободным?

Когда Крафт снова погрузился в сон, лазеры были направлены на пустые стены, пустые коридоры, пустые комнаты. Концентрация ионов была на удивление стабильной. Никаких изменений.

Но Карлотта посмотрела на часы.

00:43.

Сегодня он вернулся. Почему никто больше об этом не знает? Ученые бегают и сверяют показания, как будто все в порядке. Возможно, доктор был прав – я сумасшедшая. Но как такое может быть, ведь другие тоже почувствовали его силу?

Разум Карлотты начал наполняться странными образами, сначала из Пасадены, из поместья, а затем, когда она погрузилась в сон, все превратилось в абсолютно незнакомый пейзаж, разрушенный и искаженный будто каким-то давним катаклизмом, и это было мрачно, невыносимо страшно.

День прошел. В воздухе витало какое-то напряженное ожидание. Хотя все занимались обычной рутиной.

– Я почувствовала его прошлой ночью, мистер Крафт, – наконец прошептала Карлотта ближе к вечеру.

– Да, я знаю, – ответил Крафт. – Доктор Кули мне передала.

– Он был снаружи.

– Снаружи? В смысле в воздухе? Снаружи здания?

– Нет, снаружи, вне мира. Он хочет прийти в тот мир, где я нахожусь. Он хочет уничтожить нас всех.

– Вы не верите, что мы сможем сдержать его своими устройствами?